../../Существование и деятельность в определении ценностного отношения. Заключение

Заключение

Бытие - это «самое понятнейшее и самое непонятнейшее», «самое очевидное и самое скрытое». Тезис М. Хайдеггера о сокрытости бытия и осознание трудностей высказывать нечто о бытии, намерений превратить бытие в предикат не следует распространять на саму по себе способность человека понимать существование. Способности говорить, мыслить, понимать существование раскрывают себя в собственной историчности. Определенность историчности у способности человека понимать существование дана познанию в особом изменении, зависимом от становления качества человека быть элементом системы деятельности. Быть элементом в двояком смысле: субъектом, активно производящим изменения, и формируемым деятельностью объектом. Человек как элемент системы деятельности выходит из со-бытия со всем сущим. Этот выход в конечном счете сводит способность понимать существование к констатации «есть», то есть открытость бытию сужается до полагания предметов в мышлении, до констатации наличия всегда фрагментарно данного сущего как материала деятельности. Тогда и ценностное отношение к действительности становится предметом познавательной деятельности, а ценности осознаются в системе знак-значение, заменяющей исходно конституирующую ценностное отношение систему символ-смысл бытия.

Философы всех времен ищут последнюю истину всех истин, которая была бы мета-физикой, мета-религией, мета-моралью и т.д., то есть метафизикой в том смысле, какой установился за этим понятием, синонимичным сущности философии вообще. Но бытие вечно и бытие длительно, бытие вечно длится. Его собственный способ быть, как это еще на пересечении интенций понимания Парменида и Гераклита выразил Платон, - это быть всегда переходом в инобытие. И всегда философствующие в самопонимании открывают этот переход, улавливают его мыслью, выражают его в системе понятий, а раз системе, то самой формальной логикой призванной быть завершенной истиной. Быть может, самой завершенной, внутренне отрефлектированной, соразмерно помещенной в инобытийный переход бытия стала система И. Канта. Символично, что для завершения своей системы он составляет таблицу значений понятия ничто. Это символично в двух смыслах: во-первых, тем, насколько неслучайным было в философии И. Канта потеснение проблематики бытия самого по себе; во-вторых, ничто - это уникальное понятие, так как, окутывая своей пустотой завершенную систему понятий, оно поглотит любое возражение, не совпадающее с охраняемой системой. Н.А. Бердяев называл философию И. Канта полицейской.

Попадающий в объятия философской системы И. Канта не способен выйти из нее, так как выйти некуда - вокруг системы пустота ничто. И. Кант так символично прочно завершил понятием ничто свою систему потому, что имел на это право: он поймал мыслью фундаментальный переход понимания бытия человеком посредством особого отрицания уникальности самого себя ради сущего, ради того, что только «есть». Сущее, знающее что оно есть сущее, превращает бытие в ничто: бытие не есть реальный предикат.

Настоящее исследование существования и деятельности не опровергает, а подтверждает эту истину, постулированную в философии И. Канта. Ибо так и есть, так и становится: бытие все более отрицаемо деятельностью. Его метаморфоза такова, что сущее, которому открыто бытие, превращается в сущее, замкнутое в себе как сущее, и в этой лишенности своей исходно конституировавшей его способности, ему остается лишь восполнять эту лишенность деятельным познанием и преобразованием, а эта саморазвивающаяся деятельность превращает теперь уже все в ничто. Все превращает в ничто, так как сущее, переставшее ведать свое бытие, уже готово сделать и себя полностью иным, сравнительно с тем, чем оно было прежде, и манифестировало себя в той бывшести пониманием высказываний «бытие одно» и «все есть бытие». В этом смысле постчеловеческая персонология не совсем чудовищная химера, но естественное рабское служение ничто, - ничто, которое уже захватило мертвой хваткой деятельно-эссенциальной парадигмы человеческое познание к концу XX столетия. Это ничто чистой операциональности оставляет бытию человеческого ровно настолько быть человеком, насколько человеческое может именно служить живым материалом для становящейся системы глобальной деятельности. Трагизм, пессимизм, безысходность духовной атмосферы конца XX и начала XXI века нельзя полагать плодом фантазии тех или иных теологов, философов, ученых, деятелей искусства. С позиции плана соотнесения человеческого существования и деятельности относительно негативных характеристик духовной атмосферы нашего времени можно сделать следующий вывод: из системы, то есть системы реально функционирующей, а не системы понятий о деятельности, все выходы ведут в ничто. Это ничто онтологически следует понимать и отличать от ничто - пустого понятия, охранявшего систему И. Канта.

Но именно понимание безысходности, величественности Мирового Ничто, превращающего человеческое существование в пренебрежительно малую точку «некто активный есть», ведет к выходу из системы, - выходу из системы деятельности и выходу из системы понятий, дифференцирующей человеческое познание в философии И. Канта. Этот выход подразумевает ясное, очевидное признание того, что именно становящаяся система глобальной деятельности детерминирует все эссенциальные подходы к пониманию человека, культуры, природы и отрицает бытие само по себе. Тогда выход из системы деятельности и из системы понятий, связь которых в доминирующем ныне типе мышления призвана обеспечивать эффективность познания и преобразования сущего, осуществляется не в пустое ничто, а к пониманию бытия, предстающего во всей этой инобытийности. Выход к пониманию бытия здесь происходит через открытие относительных значений ничто, производимых системой деятельности, в частности, через открытие мирового ничто незначимости, смысл которого выразил М. Хайдеггер. И этот выход означает в самом широком смысле использование разрушительного компонента деятельности против нее самой. В самом широком смысле! То есть ассоциаций с луддитами, революционерами и тому подобным здесь не должно быть. Фундаментальная внедеятельная пассивность и понимание бытия самого по себе в ситуации захвата системой деятельности мышления, языка, жизнедеятельности, потребностей, интересов, целей, ценностей требуют вообще иного подхода к любым системам действий. Действие в любой сфере становится поступком. Для философствующих это означает, что философия может сохранить проблематику бытия, осуществляя литургическую деятельность, как ее понимал Э. Левинас: совершать действия в ущерб себе, своим деятельным возможностям в системе деятельности, то есть служить будущему, которое трансцендетно в отношении к собственному существованию философа.

Для философствующего сегодня стремиться выразить понимание бытия означает заведомо знать о деятельной деконструкции его текстов, методологическом скальпировании слов, понятий, суждений со стороны тех, кто к этому призван деятельным пониманием себя и мира и кто в силу этого понимания не способен выйти за рамки безличного методологического субъекта «мы» - этого рационального теоса глобальной деятельности. Правда, всегда можно сказать и показать, что и «я это могу», то есть могу готовить вкусные смысловые бифштексы из комбинаций чьих-то текстов, кем-то добытых значений, но за такой деятельностью и скрыт вопрос вопросов. Если познание направлено к тому, чтобы получать значения, творимые как функциональные свойства взаимодействия мы-субъекта и мира, но значения безразличные к существованию, то они не только скрывают существование отрицанием человеческой способности его понимать, а, воплощаясь в реальных преобразованиях мира, грозят исчезновением самого человека. Зачем существует этот процесс? Каков смысл соучастия в нем?

Философам можно обслуживать бесконечное множество технологий, методологий, способов препарирования сущего научным познанием. Ради чего? Где эта последняя истина, тот текст, та система значений, которым нельзя задать вопросов, о которых не будет споров? Если суждено возникнуть общей Теории Всего, то это и будет метафизической точкой, обозначающей конец человеческого существования. Мертвое ничто цифр, абстракций, методологий в своем инерционном саморазвитии из установки «покорения природы», замкнутое на себя и лишающее открытости бытию еще способных его понимать, требует все более интенсивного обслуживания, пожертвований со стороны самопонимания обслуживающих это ничто. Должно ли и дальше продолжаться это саморазвитие? Кто обосновал это «должно»? Оно предстает необходимостью. Категорический императив И. Канта получил в системе глобальной деятельности зеркально противоположное значение тому смыслу, который стремился выразить И. Кант. Практический разум не только не возобладал над чистым разумом, но наоборот, последний приобрел характер невиданного всеобъемлющего манипулятивного интеллекта, включающего в себя реально растущую и усложняющуюся техническую составляющую. Человек - человечество, как и каждый индивид, превращаются в функцию, в средство, и все нормы, ценности, идеалы, мировоззрения, философские концепции и, разумеется, научное познание направлены к такому истолкованию человека. Из эмпирико-трансцендентального существа человек стремительно превращается в эмпирическое существо. По мере развития глобальной деятельности индивид все более превращается в средство, превращается большей частью добровольно, так как безличный субъект «мы» имитирует в технологической субъективности каждого видимость состояний человеческого «я».

Отрицательная зеркальность кантовского императива в отношении каждого живущего, как и всех живущих, становится очевидной в том отрицании деятельностью человеческого существования, которое лишает смысла все, включая и смысл деятельности каждого. Познание истины сущего и духовный поиск смысла бытия угрожающе симметрично расположены в отношении этой зеркальности по разные стороны.

Поворот человека, человечества от приспособления к природе и покорения природы к приспособлению и покорности в отношении к системе деятельности привел к радикальному инобытийному перелому в человеческом существовании. В настоящей работе символами-репрезентантами, уловившими в специфике собственного самопонимания этот перелом, были избраны С. Киркегор, К. Маркс, Ф.М. Достоевский и Ф. Ницше. В философствовании начало доминирования деятельного самопонимания человека над бытийным впервые выразили И. Кант и И. Фихте.

План мышления о человеке, основывающийся на исходности идеи существования, может казаться односторонним или странным, когда оценка проистекает из планов мышления, для которых исходными признаны иные категории. Но на фоне идей о человеке как продукте биологической эволюции, как совокупности общественных отношений, как информационно-кибернетической системе, как общественном существе, идея о человеке, основывающаяся на признании его собственного существования субстанцией, выглядит не более и не менее странной или односторонней в сравнении с другими идеями, если предположить возможность внешней позиции, обеспечивающей смысловые координаты странности, односторонности или полноты. Само возникновение и обособление экзистенциализма - это не произвольные субъективные фантазии отдельных мыслителей, но это определенное продолжение естественного философского развития в понимании бытия. И, вместе с тем, экзистенциализм стал откликом на концепции человека как биологического, социального, биосоциального, информационного, божественного существа.

Философствование о безусловности человеческого существования превращает его в обсуждаемую условность. Всякая «защита» идеи бытия превращается в ее крушение. Выражение ценности человеческого существования обесценивает его в глазах тех, кто соприкасается с теми или иными формами этого выражения, будь то в религии, искусстве, философии или поступках. Такова инобытийность человеческого существования в системе глобальной деятельности. Призыв обратиться к проблематике бытия выглядит сентиментальной картинкой, изображающей неандертальца, впервые положившего цветы на могилу умершего сородича и этим поступком осознавшего существование. Исчезают цветы, исчезают подобные картинки с экрана компьютера. Защита или реанимация способности человека понимать бытие может показаться эгоизмом неандертальца, который протестует против исчезновения тотемного животного в образе жизни его потомков. Однако речь идет не о таком эгоизме. Речь идет об исчезновении всего, что есть бытие, человеческое бытие от неандертальцев до XX столетия. «Не хочу» и «хочу» могут быть чисто субъективными и налично-ситуативными переживаниями. Но когда это воля к жизни, которая требует превзойти себя и сказать: происходит уничтожение жизни, жизни всего живого, то тогда молчание, обремененное пониманием, будет поклонением мировому Ничто. И тогда будет прав Ж. Маритен: экзистенциализм - это метафизика человеческого бытия, смирившегося с ничто, поскольку эта метафизика начинается с ничто и заканчивается ничто через понимающее молчание.

В конечном счете, возможность деятельного преобразования сущего, а значит и происходящего уничтожения жизни, отрицания смысла человеческого существования коренится в способности человека понимать существование и ничто. Система деятельности теперь в собственном саморазвитии все более порабощает человека и ставит человечество, а вместе с ним и все живое перед дилеммой: быть или не быть. Деятельное эссенциальное понимание человека и мира слепо и не видит этой дилеммы. Бытийное мышление, пребывая в этой ситуации перед ничто и показывая ничто доступными средвами, тем самым отрицает ничто именно через его обнаружение.

Конечно, бытийное мышление может иметь действительное свое значение только осуществив устремленность сохранить жизнь в уникально-метафизическом смысле со-бытия в ней мыслящего человека. Осуществление этой устремленности не означает непосредственного воздействия на всех и каждого. Философ не священник, хотя в любом акте коммуникации он призван хотя бы затронуть бытийное самопонимание человека. Но для религии, искусства, педагогики, психологии и других сфер культуры и человеческого познания философия может быть значима и востребована чрез осуществление экзистенциально-смысловой функции. Ныне это предполагает обращение к способности человека понимать существование и тем самым быть ответственным за сохранение жизни вообще и человеческого существования в частности.

Бытие открывается пониманию человека в антиномии «я существую» и «все существует». Онтологическое самоопределение «я существую» в качестве отдельного человеческого существования осуществляется через недеятельный акт отрицания ничто собственного существования. Ничто - онтологическая граница отдельного существования и целостного бытия.

Онтологическая дифференциация сущее-бытие и соответствующие этой дифференциации гносеологические позиции, ориентирующие на познание того, что существует, и на познание смысла существования, определены собственной темпоральностью отдельного существования в онтологическом самоопределении человеческого «я» и развивают духовную, надпредметную сферу сознания.

Духовная сфера сознания человека онтологически базируется на раскрытии смысла бытия в совпадении уникальности отдельного существования и целостного бытия. Онтологически человеческое «я» означает самотождественность отдельного существования и целостного бытия в расположении существования перед ничто. Идеальная сфера сознания, образуемая чистыми формами действий, операциональной стороной познавательных способностей человека, дистанцирует человеческое «я» в себе как всегда предметно-значимую точку активности, воплощенной в технологической субъективности, онтологической основой которой выступает деятельность как система активности, преобразующая сущее и человека.

В экзистенциальном аспекте определить качество быть человеком означает признать следующее положение: человек - это существо, в котором уникально раскрыт принцип существования всего сущего. Онтологически человеческое «я» представляет собой самотождественность существования в предпонимании различия бытия и ничто, - предпонимании, развивающемся у человека в самопонимание на основе смысло-творящей функции символов культуры.

Онтологической формой ценностного отношения человека к действительности является символическое отрицание ничто собственного существования. Экзистенциальный аспект ценностного отношения указывает на смысл уникальности человеческого существования в определении значения того, что становится ценностью. Вербальные выражения ценностно-смысловой определенности бытия функционируют в сознании и актах коммуникации подобно тому, как значимо имя собственное для субъекта ценностного отношения.

По мере развития системы общечеловеческой глобальной деятельности и становления деятельной парадигмы познания человека, культуры, мира, происходит процесс потери бытия в самопонимании человека. Сущность процесса потери бытия в самопонимании современного человека сводится к пониманию себя как части сущего, как элемента каких-либо систем и процессов, а не онтологически самоопределяемого отдельного человеческого существования, уникально раскрытого в себе принципа существования всего сущего. Процесс потери бытийного самопонимания стал онтологической основой распада ценностного отношения. Превращение ценностного отношения и ценностей в предмет познания для философии и гуманитарных наук стало проявлением распада ценностного отношения и формой детерминации отсутствием познавательной деятельности со стороны процесса потери бытия в самопонимании человека.

Философия, как специфическое явление культуры, вовлечена в развитие глобальной деятельности и затронута процессом потери бытийного самопонимания, распадом ценностного отношения. Сокращается бытийная проблематика, философствование осуществляется не столько из сущностного рефлектирования онтологически самоопределившегося «я», сколько из методов, из комбинации текстов, идей, концепций, то есть доминирует отсылочное, а не собственное философствование. Сохранение философии сопряжено с осмыслением разрушительной стороны системы деятельности. Глобальная деятельность - это не бытие-становление, а становление ничто. Скептицизм в отношении деятельно-эссенциальных концепций культуры, человека, как и скептицизм в отношении бессмысленности глобальной деятельности в целом - важная тема философии. Философствование из самопонимания определившего себя отдельного человеческого существования перед лицом ничто - существенный принцип философа, его мужество быть, несмотря на растущую бессмысленность мира глобальной деятельности.

Каков человек в качестве родового существа, осуществившего историю существующего сейчас? Никаких оснований понять это из описания элементарных частиц, из которых он состоит, или из описания компьютеров, которые он создает, нет. Вопрос может иметь смысл лишь в соотнесении человека с самим собой. И тогда смысл вопроса состоит в следующем: каков человек сам для себя в тех определениях человеческого, которые выработаны культурой и соотнесены с осуществлением истории и с существованием человека сейчас? Если человек не страус, прячущий себя от всех смешным внешне образом, а именно человек, то тогда, не прячась сам от себя, он видит, что и история и существование сегодня не оставляют никаких шансов опровергнуть утверждение о том, что человек как родовое существо - это существо недостойное тех критериев человечности, которые только и может он сам к себе применить. Логика оценки истории и человека, основывающаяся на принципе «было не только плохое» или ориентирующая на то, что создано, без понимания все разрушающей цены, похожа на логику страуса: здесь человек прячется от самого себя в идеализацию созданного искусственного мира. Достойный человека ответ на вопрос «каков человек?» может быть только указывающим на недостойность человека перед самим собой. Современный культ гедонизма в единстве с прагматизмом и научным самопониманием представляет собой симбиоз сил бездуховности. Ценность экзистенциализма как особой философии в том, что поставлен вопрос не о «что» человека, а о том «как должен быть человек», чтобы не отрицать и то «что», которое он сам о себе культивирует. Возникающий в такой постановке вопроса отрыв онтологической трактовки существования от онтического устройства и деятельности человека отчасти тот же, что и отрыв образа должного в положительных критериях человечности, вырабатываемых культурой, и тем «что» или «кто» есть человек в результатах своей деятельности и самоосуществлений в истории. В преодолении этого отрыва и имеет значение прямое сопоставление существования и деятельности через поиск соизмеримости «как быть?» и «как действовать?» Соположение и взаимоотрицание феноменов «существовать» и «действовать» показывают онтическую негативность человека, но также выявляют онтологическую позитивность в части быть открытым бытию, способным понимать существование. Неустранимость этого напряжения определяет непрерывное воспроизводство формы отношения человека к действительности, которая и порождает ценностные значения, включая и все положительные критерии человечности.

«Титаник» самонадеянной человеческой деятельности все ускоряясь движется, изменяя все в океане сущего. Уже многие видят впереди верхушку айсберга и показывают на нее в виде фиксируемых даже наукой глобальных проблем. Но пассажиры этого «Титаника» ограничены в обзоре происходящего своими национально-государственными каютами разного класса, удобными закоулками предметных областей научных палуб, самопонятными смыслами религиозного обзора всех пассажиров и толкованием целей движения корабля человечества. Между тем бездна ничто уже заполняет этот корабль, проникая в каждого пассажира и поглощая в растущей волне самоубийств, психических болезней, многообразных актах насилия свои первые жертвы. Но на раздающиеся возгласы увидевших раскрывающуюся бездну ничто в изменениях океана сущего хотя бы притормозить корабль и понять, что происходит, «Титаник» человечества лишь ускоряет движение.

У человечества нет ничего святого. Это выражается и в том, что нет имени символа, который имел бы значение имени собственного каждого живущего. Нет имени, которое для каждого выразило бы значение сути бытия, а в этом смысле нет и общечеловеческих ценностей. И философия, философствующие в этой проблеме, реализуя то, что бытие через деятельность может быть постигнуто отрицательно и только тогда станет переживаема и понимаема ценность положительной определенности бытия, опровергают любые значения, претендующие быть именем, символически указывающим на общечеловеческие ценности. Скептическому сомнению подвергается как всеобщее логическое значение (например, принципа «не убивай»), так и все конкретно-исторические формы выражения этого значения (например, в христианстве, исламе и т.д.). Этот скепсис есть то отрицательное действие, которое ускорит неизбежное положительное определение сути бытия для всего человечества. И пусть философ-скептик будет последним, принявшим на себя удар негодования по поводу его сомнения в том, что уже стало для всех абсолютным именем, символом общечеловеческой ценности. Если это станут ценности деятельности, философствующий будет последним понимающим положительное значение бытия и понимающим то, что он последний будет его бесконечным смыслом, воплотившим все предшествующее человеческое развитие и заканчивающееся в нем на фоне тотальной победы сверх-нечеловеческих сил. Если это станут ценности существования, то философ скептик будет последним, кто вне всех видов деятельности само-деятельностью своего ума удерживал задачу цензора подлинного смысла в своем сомнении относительно возможности преодолеть ничто человеческого существования. В том и другом случае философия непосредственно не творит ценности, но ее видение края бытия, за которым ничто, всегда охраняет путь творения смысла и ценностей, путь, который превосходит в своем многосложном становлении любые возможности отдельного существования, пусть даже существования не только философа, но и пророка.

Настоящее исследование создает теоретические предпосылки для изменения исходных философских оснований познания человека, культуры, природы в смысле переориентации этого познания от деятельностно-эссенциальной парадигмы к экзистенциально-смысловому определению границ системы деятельности. Как глобальные проблемы, так и кризис человеческого существования, указывают на реальную возможность самоуничтожения человечества. Между тем в философии, психологии, педагогике, этике, эстетике, культурологии, социологии и других направлениях гуманитарного познания исходной остается деятельностая парадигма познания. Даже в теологии доминирует субъект-объектное понимание и рациональное выражение принципа теизма. Парадокс современного познания состоит в том, что оно, обнаруживая тенденции развития человечества в направлении самоуничтожения, вместе с тем все более эффективно обслуживает и обосновывает систему деятельности, которая делает все более реальной возможность Мирового Ничто. Выявленные в настоящем исследовании признаки процесса потери бытия в самопонимании современного человека очерчивают этим направленности познания к обеспечению смысла человеческого существования, а не к поиску общезначимого объективно-истинного знания, отрицающего смысл человеческого существования. Символы культуры, символические формы языка, которые еще сохраняют свое значение, должны быть сохранены.

Следует ли уходить из жизни человеку потерявшему смысл или же неимеющему никакого смысла существования? Мужество быть в отсутствии смысла, которое так прекрасно выразил Пауль Тиллих, невозможно без активного отрицания бессмыслицы. Отсутствие смысла детерминирует уход из жизни, но оно и детерминирует отрицание основания ухода, то есть отрицает само себя. Негативность человеческой активности, направленная против бессмысленности существования, создает смысл отдельного существования в себе и для себя. И этот смысл внешне заранее никак не может быть предсказан в качестве всеобщего положительного значения, как некоей абсолютной для всех ценности. Духовная специфика времени господства глобальной деятельности, отрицающей ценности существования, ведет к поиску нового содержания через отрицательный компонент человеческой деятельности, направленный на саму деятельность. И будут ли так открыты новые всеобщие значения, равные тем, которые объединяли или пока объединяют локальные культуры, остается неизвестным. Интуитивно можно догадываться, что такие значения появятся на пересечении проблематики философии экзистенциализма и философии глобальных проблем. Смысл бытия в мире падающем в ничто, определен способом отрицания ничто и удержанием существования данного себе самому, или, как это обозначал К. Ясперс, самобытия. П. Тиллих в мужестве быть, Р. Бультман и М. Хайдеггер в решимости быть подразумевают утверждение человеческого существования вопреки ничто. Ничто в пустой вещественности искусственной среды уже бушует детерминацией отсутствия смысла отдельного человеческого существования. Философия - не проповедь и тем более не откровение. Даже экзистенциальная философия опирается на определенный круг понятий и метод бытийного мышления, если понимать здесь метод сообразно духу экзистенциализма. Философия не морализаторство и тем более не правовая или политическая форма осознания и регулирования человеческого существования. Философия открывает бытие через систему понятий, придавая им значение идей. И слова, обозначающие эти понятия, становятся для понимающего философию именами идей, одухотворяющих существование не в спиритуалистическом смысле, а в ценностно-смысловом. Философия существования отвечает на вызов бытия, обретший сегодня форму вызова угрозы ничто отдельному человеческому существованию в рассмотренных выше значениях и тем самым существованию всего человечества. Философия постигает угрозу ничто и этим постижением утверждает продолжение уникальной земной жизни в целом.

Если существование включает в себя понимание существования как собственный способ исполнения, то в соединении «существовать» и «действовать» для человека подразумевается исходность понимания существования в отношении совершаемых действий. Тогда быть самим собой, понимать существование означает быть вне любых действий, чтобы быть действующим и существовать.

Поросёнков С.В.,