../../Существование и деятельность в определении ценностного отношения. 5.3

Глава 5. Онтология распада ценностного отношения в экзистенциальном аспекте

§3. Скептицизм как форма выражения и способ понимания кризиса ценностного отношения

Объектом скептического размышления традиционно выступало человеческое познание. Сомнение в его достоверности, надежности средств познания, истинности результатов познания было основой возникновения скептицизма и основной темой сочинений скептиков. В философии начало скептицизма связано с именем Пиррона Элидского (365-275 до н.э.), а наиболее полное и систематизированное изложение основных положений этого учения дано в работах Секста Эмпирика (2-3 вв. н.э.).

А.Ф. Лосев, обобщая основные положения скептицизма, выражает их так: «… все, что существует, в то же время и не существует; все, что возможно, в то же время и невозможно; всякое наше высказывание есть в то же самое время и отсутствие всякого высказывания; всякая вещь, отличная от другой, одновременно и тождественна с ней; всякое утвердительное суждение одновременно является и отрицательным суждением…» [ 1]. А отношение скептицизма к познанию выражено формулой: «Никто ничего ни о чем никогда и ни как не знает и не может знать» [ 2].

Эти и другие подобные суждения скептиков нередко вызывали отрицательную оценку вплоть до отождествления скептицизма с нигилизмом и агностицизмом. Однако, как это показано в литературе [ 3], скептицизм исходит из того, что не доказано существование пути, ведущего к истине, а потому истинность различных знаний доказана не более, чем их ложность. Агностицизм же настаивает на отрицательном решении вопроса об истинности человеческих знаний, что противоречит важному положению скептицизма о способности всех скептических утверждений опровергать и самих себя. Секст Эмпирик пишет: «Относительно всех скептических выражений следует заранее признать, то, что мы вовсе не утверждаем, что они правильны, так как говорим, что они могут быть опровергнуты сами собой, будучи описаны вместе с теми вещами, о которых они говорят, подобно тому, как очистительные лекарства не только избавляют тело от соков, но вместе с ними выгоняются сами» [ 4].

Скептицизм ориентирует познание на поиск истинного знания, хотя и сомневается в достижении этого поиска. Возникнув в лоне философии, скептицизм в той или иной мере сопутствовал и способствовал ее развитию. Сегодня его значение становится все более существенным, так как появились такие объекты познания, которые иначе как с позиций скептицизма не осознать и не оценить. Речь идет о качествах человека и способе его существования, порождающего глобальные проблемы, начало исследованию которых положено Римским клубом. Сами глобальные проблемы становятся объективной предпосылкой появления духа скептицизма. А кризис рационализма и кризис ценностных систем, включая кризис ценностей, обусловивший распад советского общества, способствуют оформлению духа скептицизма в определенную философскую позицию.

Исследования Римского клуба, по сути, подвергли сомнению смысл и значение всей познавательной и преобразовательной деятельности человечества. На смену положительному одобрению деятельности человека по преобразованию объективного мира сообразно человеческим потребностям и интересам пришло фундаментальное сомнение в правомерности ее осуществления в тех формах и масштабах, которые она приобрела во второй половине XX столетия. А. Печчеи видел корень глобального кризиса в кризисе человека, с одной стороны, как кризиса цивилизации или культуры, а, с другой стороны, имея ввиду исследования А. Кинга, как биологический кризис человека. «Человек … стал доминирующим видом на планете за счет того, что он беспощадно устранял и уничтожал не только других живых существ, но также и более слабые расы и менее приспособленных к выживанию членов своей собственной человеческой семьи. Отрицательную роль на протяжении всей его длительной эволюции сыграли, наряду с другими, и такие его качества, как эгоизм, жадность, ощущение власти над другими, гордость обладания и т.д.» [ 5].

Новый гуманизм, провозглашенный А. Печчеи, предполагает вместе с преодолением отрицательных человеческих качеств формировать новые положительные качества: «Чувство глобальности, любовь к справедливости и нетерпимости к насилию» [ 6]. Но провозглашение необходимости новых качеств, как и призыв к преодолению отрицательных качеств, лишь усиливает сомнение в возможности выхода из глобального кризиса. Ибо осознание глобальных проблем не остановило и даже не замедлило объективные процессы взрывного развития человечества. Сам А. Печчеи сознавал «практическую неосуществимость» технического моратория, призванного хоть как-то регулировать или ограничивать лавинный и абсолютно анархический процесс технического развития [ 7]. То есть, несмотря на процесс выработки общечеловеческих ценностей, несмотря на научные и философские исследования, несмотря на существующие интегративные процессы, деятельность человечества в целом не имеет направления, цели, смысла, которые бы были общепризнаны. Конечно, может возникнуть вынужденное единство по вопросу выживания из-за каких-то опасностей. Но выживание - не та граница, которая порождена деятельностью самой по себе. Проблема в том, существуют ли самоограничения, присущие человеческой деятельности изначально или таких границ у нее нет.

При всех противоречиях, исторической ограниченности в каждый момент времени человеческого познания можно найти немало рассуждений о его потенциальной безграничности, все более возрастающих возможностях обосновывать деятельность по преобразованию мира. При этом гораздо меньшее внимание привлекает вопрос о том, зачем и куда направлена человеческая деятельность, содержит ли она в себе какие-либо ограничения помимо тех, которые проистекают из объективных противоречий или исторической ограниченности. Если предположить, что таких ограничений нет, то все осуществляемое далее человечеством приведет его к самоуничтожению, причем это такой результат, что неважно, будет ли он достигнут по сценариям Римского клуба или иначе. Если предположить, что такие ограничения есть или должны быть, то, что они собой представляют? Может, это те ограничения, которые содержат религиозные книги, правовые законы, нравственные нормы и традиции? Но они имеют характер как бы внутренних регуляторов, упорядочения конкретных видов деятельности и из них трудно установить, или это требует специальных усилий, в чем принципиально может себя ограничить человеческое познание и деятельность по преобразованию мира.

Скептицизм как выражение негативного, отрицательного компонента всякой деятельности в философствовании всегда присутствует неназванным или обозначенным, но обязательным символическим смысловым фоном философствования. Герменевтика предполагает отсутствие смысла как границу возможностей истолковывания текстов. Философия религии предполагает отказ от абсолютности религиозных истин с тем, чтобы они могли быть предметом рефлексивного познания, и потому эти истины перестают быть именно истинами в силу отсутствия в них абсолютного. Экзистенциалистское истолкование существования предполагает его неизменность, тогда как все напряжение этого истолкования определено тем, что существование соотнесено с ничто и его присутствие можно понять при изменяющейся сути возникающих и исчезающих фрагментов сущего. Даже материализм, предполагая абсолютность материи, определяет ее через отрицательные предикаты одного из ее атрибутов, то есть как существование вне и независимо от сознания, а затем наполняет образовавшееся из отрицательных предикатов смысловое пространство содержаниями, образуемыми из обобщений научного познания. Отрицательное предварение положительного содержания познания, не попадая в рефлексивное отношение познающего, тем не менее, всегда выполняет положительную роль конструирования предмета познания - пусть предмета мертвого через отрицательный компонент своей включенности в превосходящую целостность - но позволяющего добывать истину в пределах тех условий и методов, которые предопределяют познание.

Скептицизм не отрицает все познание и его результаты, когда целенаправленно раскрывает отрицательные компоненты познания. То есть скептицизм - это не нигилизм или агностицизм, а некое стремление показать границы того удаления от бытия, которое осуществлено познавательной деятельностью. По отношению же к познанию, которое обосновывает разрушение природы, уничтожение живых существ, скептицизм находит эмпирическое основание, то есть сами явления разрушения и уничтожения. В этом смысле скептицизм порожден совокупным разрушительным эффектом глобальной деятельности. Человечество, теряя символы культуры, остается один на один со своей способностью к ничем неограниченному преобразованию всего и вся, то есть способностью, по необходимости предполагающей нарастание всевозможных разрушений. По мере отрицания и преобразования культуры прошлых веков человечество превращается в субъект самого себя, самозаменяющий свою сущность и существование без опоры на какие-либо общепризнанные ценности понимания бытия. Нет соответствующих символов, имен, экзистенциального смысла. Эмоционально-поэтическое напряжение творчества Ф. Ницше, его символическое по социально-культурному значению и трагическое по экзистенциальному смыслу сумасшествие можно понимать прологом к длящемуся в последующих поколениях процессу поглощения и человеческого познания и человеческого самопонимания преобразовательной деятельностью, лишенной смысла. Человечество один на один с собой, сокрушая мифы, ценности прошлого все более впадает в штопор своего экзистенциального полета, образуемого созиданием-разрушением себя и всей сферы инобытия преобразованной человеком природы.

Принцип нетерпимости к насилию, стремление к ненасилию - это существенное ограничение человеческой деятельности, провозглашенное новым гуманизмом. Однако есть основание сомневаться в возможности его реализации. Во-первых, существует разрыв между идеальным долженствованием и реально осуществляемой деятельностью: имеет место насилие по отношению к людям, по отношению к животным, по отношению к природе в целом, и нет основания полагать, что провозглашение принципа ненасилия как общечеловеческой нравственной ценности имело существенное значение в плане реального ограничения насилия. Во-вторых, хотя существуют объективные предпосылки альтруизма, взаимопомощи людей и, следовательно, возможности осуществлять деятельность в ненасильственных формах (исследования П.А. Кропоткина, В.П. Эфроимсона), также есть и предпосылка деструктивной, агрессивной, насильственной деятельности (исследования З. Фрейда, Э. Фромма, К. Лоренца). В-третьих, глобальные проявления деятельности человечества содержат в себе единство созидания и разрушения. Непосредственно-разрушительная деятельность не просто понижает уровень организации объектов этой деятельности, а уничтожает их: гибель людей, биологических видов, разрушение биогеоценозов и т.д. Опосредованно-разрушительная сторона деятельности, которая в системе ценностей осуществляющего ее конкретного социального субъекта может выглядеть целиком созидательной, проявляется не как реализация цели разрушения, а как отдаленное ее следствие - отдаленное либо во времени, либо в пространстве, либо в сложной цепи опосредованных процессов, смысл и структуру которых не в состоянии осознать в рамках своих познавательных средств субъект деятельности. Таким образом, в рамках человеческой деятельности сосуществуют насилие и ненасилие, созидание и разрушение. Феномен осуществления насилия часто встречается как утверждение ненасилия. В глобальном же плане человеческая деятельность - это созидание и разрушение одновременно.

В локальных преобразованиях прошлого казалось, что человек познает и материально создает по преимуществу положительно новое. Но появившиеся обобщения всеобщих результатов познания и деятельности человечества в исследованиях Римского клуба дали серьезный импульс к скептическому переосмыслению всей познавательной и материально-преобразующей деятельности индивидов, социальных групп, различных человеческих сообществ, государств, человечества в целом. В процессе познания человек создает такие новые идеальные объекты, которых нет и не может быть в объективной реальности как порождения естественной целесообразности. Но человек еще и создает эти новые объекты в материально-преобразующей деятельности, необратимо разрушая или понижая уровень организации материальных систем, существовавших до человеческого воздействия в бесконечной системе естественно-исторически сформированных связей объективного мира. Именно поэтому, в случае отсутствия границ деятельности, необратимые разрушения накапливаются и нарастают так, что неизбежен вопрос о том, имеет ли какой-либо положительный смысл все созидаемое человеком.

Предположить же возможность такого преобразования, когда человек создаст новую гармонию и целесообразность всего мира в целом, преобразовав все существующее, - предположить такое невозможно, так как во многих отношениях все существующее бесконечно и человек с его возможностями, в том числе познавательными, несоизмерим с миром. А раз он преобразует существующее лишь частично, то он, по мере роста масштабов и глубины преобразования, все более разрушает и нарушает естественно-исторически сложившуюся целесообразность мира. Для предотвращения все более многообразных последствий этого разрушения человек вынужден еще более интенсивно изменять и преобразовывать объективный мир. Возникает порочный круг самопорождения деятельности человека, круг все более расширяющийся и тем самым все более углубляющий разрыв человека и мира естественной целесообразности.

Сомнения в возможностях ограничить человеческую деятельность и тем самым выявить какое-то общее направление или смысл этой деятельности в глобальном масштабе - это основа мировоззренческой или философской позиции, которую можно назвать праксиологическим скептицизмом. Если гносеологический скептицизм развивался в различных формах сомнения относительно способов и результатов познания, то объектом праксиологического скептицизма становятся глобальные проявления человеческой деятельности.

Разрушительную сторону деятельности необходимо обратить на саму деятельность, ее ценностные и мировоззренческие основания. В этом заключен абстрактный смысл позитивного предназначения скептицизма.

Одним из конкретных объектов, на которые следует направить скептическое сомнение, является научное познание и соответствующее мировоззрение, играющие значительную роль в осуществлении преобразовательной деятельности. В плане отношения к научному познанию не может быть отрицания как отказа от науки, научности. Здесь область скепсиса в том, что у научного познания отсутствует смысл. Все интегративные процессы дают относительные общие значения, но вопрос «зачем существует наука?» подразумевает возникшие реальные возможности самоуничтожения человечества, которые не могли возникнуть без науки. Общие значения указывают на достижение объективно-истинного познания сущего, на обеспечение жизни человека и т.д., но если речь идет о смысле научного познания, то его собственное существование должно быть помыслено в отношении к бытию, становлению инобытия, относительным значениям ничто. И если вопрос о смысле существования научного познания поставить именно так, то ни само научное познание, ни общие методологические указания диалектики или синергетики не объяснят удовлетворительно хаос инобытийных сил, никак не вписывающихся в рациональные схемы. Недиалектическое отрицание бытия и несинергетический хаос, порождаемые деятельностью, опирающейся на научное познание, заставляют именно со скептическим сомнением признавать отсутствие смысла существования научного познания.

Скептической оценки достойно любое познание, которое обслуживает деятельность. М. Хайдеггер ясно выражает сомнение в возможности найти решения глобальных проблем, порождаемых деятельностью, если исходить из деятельностной парадигмы познания. Он пишет: «Никакая акция, никакой активизм не изменяет состояние мира, потому что бытие как действенность и действие замыкают сущее от события. Даже неимоверное страдание, захлестнувшее землю, неспособно само по себе пробудить никакой перемены, потому что оно воспринимается как страдание, т.е. отрицательно и тем самым как состояние противоположное действию, а стало быть - заодно с действием в той же самой метафизической сфере воли к воле» [ 8].

Человечество падает в пропасть самоизменений и изменений мира все более ускоренно. Глобальная деятельность не продолжение бытия-становления, а становление инобытия из производимого деятельностью разрушения. Сущностный онтологический компонент этого процесса образует потеря бытийного самопонимания человека, так как человек-субъект, детерминируемый отсутствием такого самопонимания, становится все более активным существом, движимым технологической субъективностью.

Распад ценностного отношения и соответственно трудности определения ценностно-смысловых ориентиров, которые могли бы быть приняты за точки отсчета в понимании направленности глобальной деятельности, обусловливают понимание самоизменения человечества, человека, мира, втянутого в эту изменчивость, как движение в никуда, в ничто. Это можно было бы отрицать, если бы ответ о смысле глобальной деятельности был. Но сегодня такого ответа нет.

Антропный принцип показывает в самом объективном фундаменте открытых наукой констант и законов наличие возможностей существования человека. Антропный принцип свидетельствует о вписанности человека в мир, о гармоничности непосредственной воплощенности человеческого существования всему объективно-представляемому миру. Становление глобальной деятельности есть процесс разрушения храма, в котором было взращено это существо - человек. Храм, из которого вышел человек, не обустраивается соразмерно возможностям, открываемым теми же знаниями объективно представляемого мира, которые указывают на антропный принцип. Храм не обустраивается, а разрушается. Конфликт с миром, который сегодня уже не зависит ни от одного индивида и ни от человечества в целом, развивается столь стремительно, что ближайший к человеку регион бытия - живая природа уже необратимо опустела, так как непосредственные и опосредованные последствия деятельности привели к исчезновению многих биологических видов. «К 2100 году необратимые потери могут достичь 1/3 всех ныне существующих видов» [ 9]. Человек, уничтожая живое, уничтожает возможности существовать самому. Уничтожение живого ничем не компенсировать. Это уничтожение границ, без которых будет невозможно биоэтическое регулирование изменений человека, а следовательно, изменения вне ценностно-смысловых координат присутствия живого, оставят человека один на один с активностью ничто, производимого глобальной деятельностью. Эти изменения и эта активность в течение нескольких поколений преобразуют живой субстрат человеческих существ в иное, чем человек, существо.

Растущий объем и глубина проблем биоэтики указывают на предстоящее изменение человека в существо, о котором невозможно будет сказать что оно есть, кроме как указать на его способность быть элементом превосходящей его целостной системы изменений сущего. Сущностное видение человека социальным, био-социальным, биологическим или кибернетическим существом готовит идеально-операциональное обоснование отказа от религиозных, нравственных, эстетических, правовых запретов изменять человеческое существо. Потеря бытийного самопонимания и доминирование эссенциальных представлений и концепций о человеке в научном познании создают объективное основание грядущего исчезновения человека в бесконечном ничто изменений тела, генов, психики и т.д.

Что-либо высказать о постчеловеческой персонологии было бы столь же наивно, как неандертальцу судить о взаимодействии человека и компьютера. Ибо проецирование в будущее существо остатков человеческого «я», которыми сегодня еще располагает человек, создает утопию более бессмысленную, чем любые из утопий, случавшихся прежде в человеческом познании. Назначение постчеловеческой персонологии лишь в обеспечении проективной иллюзии будто бы чего-то сохраняющегося от существующего настоящего. Будущее ничто человеческого существования уже истолковывает себя иллюзией будущего присутствия такого же человеческого я, каким оно было, реализуя себя в мышлении, языке, чувствах, переживаниях, понимании жизни, живых существ и т.д. Но в том то и состоит вся острота инобытийного превращения человека: «Я существую» как минимум стало проблемой и это «я» в самом себе дистанцируется от себя в деятельное мы, которое имитирует «я» точкой активности, выводящей за границы возможностей понимать бытие. Проблемы самоидентификации, рост психических болезней, рост самоубийств, кризис семьи, смена пола, гипертрофия и эстетизация насилия в массовой культуре указывают на эмпирические проявления процесса исчезновения онтологического самоопределения отдельного человеческого существования.

М. Хайдеггер именно во внутреннем превращении человека видел главную угрозу его существованию: «Человек оцепенело смотрит на то, что может наступить после взрыва атомной бомбы. Человек не видит того, что давно наступило, совершившись как нечто такое, что уже лишь в качестве своего последнего извержения извергнет из себя атомную бомбу с ее взрывом» [ 10].

Органически связан с праксиологическим скептицизмом аксиологический скептицизм. Объектом сомнения становятся ценности, выступающие одним из регуляторов человеческой деятельности. Особый объект скептического размышления - принципы нового гуманизма, которые можно трактовать как относительно новые общечеловеческие ценности. Если в основе этих общечеловеческих ценностей содержится предположение о человеке как безусловной субстанции ценностей вообще или некоей исходной ценности, на что со всей определенностью указывает содержание принципа справедливости и принципа ненасилия, то в конечном счете, допустимо и необходимо преобразование природы ради потребностей и интересов человека, в частности для осуществления программы установления более справедливого международного порядка. Но преобразование природы есть единство созидания и разрушения. Разрушение во многих отношениях необратимо, и масштабы его возрастают, угрожая самому существованию человека. В конечном счете, и в этом пафос исследований Римского клуба, способ существования человека через познание и преобразование природы содержит в себе реальную возможность самоуничтожения. Исходная ценность через объективное воплощение в человеческой деятельности отрицает самою себя.

Другой логически допустимый подход в том, что субстанция ценностей вообще - это природа, сама по себе природная целесообразность. Тогда вновь, но уже в силу абстрактного предположения, человеку нет места в этом мире, ибо его способ существования разрушает природу. Человек в своей истории использовал и преодолевал природную целесообразность даже тогда, когда он ей поклонялся в отчужденном образе божественного разума. Поскольку человек есть единственный субъект оценки, постольку логика первой позиции, то есть признание человека субстанцией ценностей, подсказывает мысль о том, что ради самого человека природа должна быть сохранена. Но это слово «должна» пока остается пустым звуком, так как объективно природа разрушалась, разрушается и будет разрушаться. Новые человеческие качества, о которых писал А. Печчеи, не возникают. Поэтому следует принять вторую позицию ради того, чтобы была и первая. Иначе говоря, казалось бы, следует признать абсолютной исходной субстанцией всех ценностей, включая и человека, природу, как природную целесообразность. Эта исходная ценность могла бы воплотиться через религиозное, нравственное, политическое, правовое, технологическое регулирование поведения, деятельности, общественных отношений людей. Для того, чтобы эта возможность реализовывалась, необходим такой образ природной целесообразности, который бы имел абсолютное положительное ценностное значение для всех людей. В одном из исследований Римского клуба ставилась задача отыскать «такие идеалы, которые могли бы на глобальном уровне выполнять функции, эквивалентные функциям местных и региональных мифов, религий и идеологий в здоровых общественных системах прошлого» [ 11]. Но ценность природы не стала таким идеалом. Таким образом общечеловеческие ценности в одинаковой степени существуют и не существуют.

Становление, оформление и признание общечеловеческих ценностей сегодня есть объективное условие выживания человечества. Способы же философского или морального, религиозного или научного, правового или политического, эстетического или прагматического обоснования общечеловеческих ценностей могут быть подвергнуты сомнению не в меньшей степени, чем любые другие знания. Потребность в общечеловеческих ценностях, которые бы определили границы человеческой деятельности в глобальных масштабах, выглядит как феноменальный момент бытия человечества, который также необходим в своем осуществлении для дальнейшей жизни человечества, как момент дыхания для каждого отдельного человеческого организма. Есть только та разница, что дыхание отдельного человека физиологически принудительно, а осуществление общечеловеческих принципов пока общественно принудительно и не стало объективной потребностью каждого индивида. До тех пор пока содержание, форма существования и регулятивное воздействие общечеловеческих принципов остаются не проявленными достаточно полно (мы лишь свидетели их исторического становления), необходимо их исследование в философии, включая приемы скептицизма.

Итак, аксиологический скептицизм отражает процесс самоотрицания ценностей в человеческой деятельности, разрыв должного и фактически осуществляющегося в деятельности, противоречия становления общечеловеческих ценностей.

Формирование скептического отношения к человеческому познанию, деятельности, ценностям помимо конкретно-исторических предпосылок имеет психологическую основу. Психология скептицизма как философской позиции проявляет себя в том, что глобальные сомнения и аспекты всеобщего отрицания по отношению к человеческому познанию в целом могут быть осознаны и сформулированы индивидом, который переживает сомнения как необходимый, всеобщий для его существования компонент сознания. Предположить, что субъектом философского сомнения может быть человек, лишь играющий в скептицизм или совершающий акт сомнения только в силу признания гносеологического правила «все подвергай сомнению», - такое предположение относится не к философскому скептицизму, а к обычной, постоянно реализуемой познавательной процедуре проверки, применению критериев фальсификации знаний и прочее. Сомнение и отрицание как философское самоопределение скептика подразумевает полное соответствие содержанию этих гносеологических актов мировоззрения и жизненной ситуации субъекта сомнения и отрицания. В вербальном выражении это может выглядеть действительно только как игра интеллектуальных сил, но такое восприятие позиции скептика возникает при внешнем взгляде на Пиррона или Секста Эмпирика с позиций какого-то прочного, положительно усвоенного собственного научного, философского, религиозного или иного нескептического фундамента мировоззрения и жизненного опыта.

Возможно, что психология скептицизма создает внутренние субъективные предпосылки спокойствия, невозмутимости, безмятежности (атараксия Пиррона). Душевное спокойствие делает человека самим собой. Вместе с тем, сомневаясь или отрицая в себе и окружающем мире неизменность форм бытия и познания, скептическая позиция предполагает возможность творчества. Скептицизм через конструирование идеального творческого ничто позволяет взглянуть на все как бы со стороны внешней по отношению к положительному содержанию духовных и материальных явлений. Освобождая место для появления нового, скептицизм оказывается существенной предпосылкой творчества.

Из характеристики психологических особенностей позиции скептицизма становится понятно, что новые объекты скептических оценок, то есть глобальная деятельность человечества, ценности, общечеловеческие ценности, не только подвергаются сомнению, отрицанию, но и творчески отражаются познающим субъектом. А. Печчеи, отрицая ценность суверенитета национальных государств, называя его странным и диким в свете глобальных проблем [ 12], тем самым создает принципиально новый образ человечества. На этом примере становится понятно, что объекты скептических оценок в процессе их познания оказываются не просто предметами простого отрицания. Через скептическое отношение к познаваемому могут возникнуть контуры нового идеального содержания, зеркально-противоположного содержанию отрицаемого объекта. Это особо значимо в диалоге культур по проблемам, выражающим их существенные различия. Скептическое отношение и скептические оценки всегда явно или неявно присутствуют в диалогах индивидов, социальных групп, идейных течений, и в этом смысле скептицизм - необходимый компонент культурного диалога. В значительной мере диалогичность культуры может объяснить истоки скептицизма как философской позиции.

Процесс глобализации человечества в части взаимодействия и диалога различных культур порождает в наше время новые объекты скептических оценок. При этом в условиях, когда общечеловеческие ценности еще не стали отчетливо осознанной для всего человечества системой абсолютных приоритетов, ибо конкретно-исторические формы их культурного содержания превалируют над необходимым для человечества в целом глобальным содержанием, скептицизм как одна из мировоззренческих позиций призван выполнить функцию творческого переосмысления отдельных культурных систем. Моменты взаимного отрицания культур в их философском, религиозном, моральном понимании направляются через взаимное скептическое отношение в русло формирования идеального образа новых общечеловеческих ценностей. Это возможно при условии, что основанием скептического отношения и соответствующих скептических оценок становится бытие человека, охваченного переживанием процесса глобализации человечества. Несомненная историческая роль Римского клуба заключается в формировании чувства и образа глобальности бытия человечества в целом.

В российском обществе после распада системы ценностей советского общества скептическое и, более того, нигилистическое отношение к прошлому, настоящему и будущему бытию, системам ценностей, гуманитарным знаниям получило благодатную почву. Из этого состояния общественного настроения может родиться и скептицизм как философская концепция. Это произойдет, если скептицизм выполнит функцию расчистки места для новой системы ценностей российского общества. Осуществление такой функции сопряжено с тотальной критикой всех ценностей вообще и потому ставит философов-скептиков в положение оппозиции не только по отношению к отжившим ценностям или новым псевдоценностям, но и становящимся, развивающимся новым ценностям, которые в своем естественно-историческом развитии, преодолевая любые скептические оценки, станут действительно консолидирующей основой существования российского общества.

Пока нет взаимодействия экзистенциального и глобального векторов бытия, нет и действия внутреннего самоограничения глобальной деятельности. Глобальная деятельность чуждо противостоит живому существованию своей всеобщей системной операциональностью. А. Печчеи, глубоко экзистенциально переживавшему глобальность саму по себе, впервые удалось поставить проблему несоизмеримости человеческого существования и глобальной деятельности. Но он выразил это не в форме философской концепции. М. Хайдеггер в позднем творчестве разработкой понятия постав, негативных воздействий науки и техники непосредственно на человеческое существование, создал предпосылки сближения экзистенциального мышления и философии глобальных проблем. Ценности экзистенциальные и ценности общечеловеческие только в своем совпадении смогут образовать границы деятельности. Экзистенциализм и философия глобальных проблем осуществляют движение к такому воссоединению ценностей. Кризис ценностного отношения заставляет в этом движении скептически отделять желаемое от действительного, идеально-должное, выраженное общезначимыми понятиями, от духовно-бытийного, выраженного уникальным смыслом имен культурных символов.

Скептическая позиция философа может опираться на собственные положительные убеждения и знания, которые не подвергаются сомнению, но рефлексивно осмысливая их содержание, философ отдает себе отчет в том, что это не единственная, а одна из возможных позиций. Философ, стоящий на позициях скептицизма в полной мере относит к себе формулу Секста Эмпирика: «… никого из философов нельзя называть критерием истины» [ 13].

Примечания

[1] Лосев А.Ф. Культурно-историческое значение античного скептицизма и деятельность Секста Эмпирика // Секст Эмпирик. Соч.: В 2 т. М., 1975. Т.1. С.49.
[2] Там же. С.51.
[3] Богуславский В.М. Скептицизм в философии. М., 1990. С.4-5.
[4] Секст Эмпирик. Соч.: В 2т. М., 1975. Т.1. С.249.
[5] Печчеи А. Человеческие качества. М., 1980. С.137.
[6] Там же. С.183.
[7] Там же. С.208.
[8] Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С.192.
[9] Предупреждение человечеству // Человек. 1993. №5. С.176.
[10] Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С.316.
[11] Печчеи А. Человеческие качества. М., 1980. С.176-177.
[12] Печчеи А. Человеческие качества. М., 1980. С.226.
[13] Секст Эмпирик. Соч.: В 2 т. М., 1975. Т.1. С.124.

Поросёнков С.В.,