ENG
         
hpsy.ru/

../../Существование и деятельность в определении ценностного отношения. 1.3

Глава 1. Бытие и отдельное существование

§3. Ничто - граница целостного бытия и отдельного существования

Ничто - всякий раз крайняя точка, граница, предел мышления о бытии. Философы, выражая через указания на ничто границу мышления о бытии, независимо от того, какая конкретная проблема, категория, языковая структура заполняет смысл бытия, так понимаемый философом, выражают само человеческое существование в его предельном совпадении с целостным бытием. Но само ничто всем присутствием своих отрицательных значений даже в отсутствии суждений, выражающих соответствующие отрицания положительных определений, создаёт границу исходного различия отдельного существования и целостного бытия, без которой не было бы и их совпадения.

Множественность планов понимания ничто есть видение конфигурации существования: ничто очерчивает его смысловые точки, линии, плоскости, объёмы и их наложения и переплетения. Эта множественность могла бы быть предметом специального исследования, но для целей настоящей работы достаточно почти формального перечисления значений понятий ничто для выявления некоторого исходного значения, далее ничем не обусловленного: ничто - небытие, то есть отрицание бытия; ничто абстрактная тождественность чистому бытию; божественное ничто апофатического богословия; ничто прошлого; ничто будущего; ничто - пустота, противоположная какой-либо абсолютной заполненности, плотности, как например, пустота, противостоящая атомам в философии атомистов; ничто - незначимость мира; ничто - не существование одной вещи в иной; ничто - компонент иного вообще; ничто - действие отрицания, уничтожения, разрушения, то есть ничто - ничтожение; ничто - молчание; ничто как ни-что, отсутствие или исчезновение качественной определённости «что»; ничто - несуществование до возникновения и несуществование после уничтожения качественной определённости фрагментов сущего; ничто - отрицание самого принципа существования, а не только того «что», исчезновение которого может быть понято как ни-что; ничто - другой или иное во мне, то есть «я» как другой, как иное, означающее воплощение ничтожения меня самого в чувственных образах, эмоциональных состояниях, речи, мышлении; ничто - значение смерти, выделенное из всех отрицаний жизни в смысле исчезновения отдельного человеческого существования.

Какими бы ни были признаки ничто, в отношении этого понятия необходимо определить сам его статус. Такое определение не может исключать ни одного из значений понятия ничто, образуемых любыми контекстами отрицательных суждений от абстрактной противопоставленности категорий ничто и бытие до суждений, констатирующих исчезновение любого качественно определённого фрагмента сущего. В исследовании человеческого существования таким статусом может быть только понятие-экзистенциал, а в соопределении с иными понятиями, характеризующими существование, категория-экзистенциал. На первый план анализа тогда выдвигается взаимосвязь таких значений понятия ничто, как отрицание самого принципа существования всего сущего, безусловное исчезновение отдельного человеческого существования, границы отдельного человеческого существования и целостного бытия. Именно во взаимосвязи этих значений понятие ничто обретает статус категории-экзистенциала, и задача дальнейшего анализа заключается в выявлении этой взаимосвязи вместе с возможностями познания открывающегося в ней онтологического содержания.

Ничто как отрицание самого принципа существования совпадает с ничто отдельного существования, если понимать существование из самого себя исходящим, а не из чего-либо вне него самого. Тогда имеет всю полноту смысла идея Ж.П. Сартра о ничто как только собственном Ничто. Именно понятие ничто собственного отдельного существования исходно значимо для всех иных значений этого понятия. Последнее онтологическое основание смысла всех отрицательных суждений - ничто собственного существования высказывающего такие суждения.

Невозможно мыслить ничем не опосредованное начало существования или его безусловный конец. Диалектическое тождество ничто и чистого бытия в гегелевском начале - это плод опосредования, во-первых, чистой деятельностью, метафизически предваряющей напряжённость соположения и взаимоотрицания противоположностей, и, во-вторых, переосмыслением проблем бытия от начала существования философской традиции. Привычное, обыденное представление и мышление о собственном рождении и смерти в привычность и обыденность вмещают множество культурных опосредований из областей морали, науки, религии, традиций, искусства, психологических стереотипов восприятия того, что кто-то рождается и умирает, а значит, я родился и я умру. Призыв и пример философствования М. Хайдеггера подняться над истолкованностью смерти в решимости бытия к смерти, а тем самым обретения подлинного существования, в конечном счёте обретения свободы и смысла бытия, - этот призыв родился не только из логики рационального выражения фундаментальной онтологии. Весь пафос протеста против начала из ничто и конца в ничто, происходящий из культурных опосредований отношения к рождению и смерти, как и формально-логическое отрицание мышления о ничто в начале и в конце существования, необходимо понимать через широкий контекст деятельности человека, парадоксально отрицающей существование его обеспечением и структурированием, причём деятельности в её безлично-глобальной форме. Отстаивание подлинности существования в бытии к смерти - это не отстаивание правомочности смерти в каком-то нравственном, эстетическом или особом религиозном смысле. В решимости бытия к смерти отстаивается само существование перед тем безлично-деятельностным его отрицанием, которое по существу использует, если так антропоморфно можно выразиться, культурные опосредования, служившие в прошлом познавательным, нравственным, эстетическим, религиозным смыслам человеческого существования, но теперь уже использует для ничтожения всякого смысла существования. Подробное исследование этого процесса ещё впереди. Но эти замечания необходимы здесь, чтобы вновь проявить необходимость целостности понимания со-бытия философского исследования с исследуемым объектом.

Ничто отдельного существования в его начале и конце, будучи никак не данным в чувствах, переживании, мышлении, может быть выявлено в понимании отличия отдельного существования от целостного бытия. Это понимание возникает из различных интерпретаций понятия смерть, а с начала существования философии смерть, как и рождение человека, так или иначе стали смысловыми точками отношения к бытию. Вновь можно упомянуть, что Парменид идею целостности бытия противопоставляет смертным, признавая тем самым присутствие в смертности ничто, отвержение которого и придаёт безусловность идее целостного бытия: всё есть и ничто не есть.

Отдельное существование «возникает из ничто» путём его отрицания возможностями целостного бытия. Возникновение и ничто-начало всегда трансцендентны самопониманию, развёртывающемуся в отдельном существовании, и потому не могут быть понятиями, которые характеризуют мышление о собственном существовании. Эта отчуждённость в логических общезначимых понятиях есть только способ указания из абстрактного мышления на экзистенциальное мышление, и, будучи так понятая, она должна быть признана проявлением антиномичности самого бытия, обусловленной не вечным, а конечным существованием человека в качестве эмпирического явления. «Возникает из ничто» - суть ничтожность, встретившая бытие. Формально здесь применим принцип Г. Гегеля: бытие и ничто во всяком начале совпадают. Возникновение из ничто отдельного существования - встреча ничтожности и существования, точки без каких-либо смысловых размеров с целостным бытием. Сами понятия начало и конец существования указывают не только на их собственную взаимную сополагаемость, но и на то, относительно чего они сополагаются, - на целостное бытие.

Отдельное существование встречает мир не просто впервые для себя, но единственно так данной возможностью выхода из ничтожности своего начала. Целостность и неделимость существования не предполагают какого-либо отсчёта встречаемости мира, но использование рациональных общезначимых форм мышления и языка в исследовании этого процесса вводит в мышление и «впервые», и «процесс», и «различие», предполагающие понимание встречаемости. При абстрактном познании отдельного существования в качестве некоторого предмета кажется, что оно поднимается из своей ничтожности к значимому для себя миру через превосходящие его реальности, то есть превосходящие по времени их бытия, обусловливающему их воздействию на отдельное существование, по их собственной укоренённости в бытии. Так, у К. Маркса такой реальностью являются общественные отношения, у М. Фуко - язык. Если отдельное существование не предмет, то в собственной изначальности встречи отдельного существования с реальностями общественных отношений, языка, природными и искусственными вещами, живыми существами и людьми все эти реальности предстают не в своей необходимости, которая лишь в означенном мире станет таковой для человека-субъекта, но в своей случайности появления собственного существования, совпадающего в ничтожности своего начала со всем целостным бытием. Когда М. Экхарт говорил, что все вещи возникают сразу « в моём рождении», но что это невозможно понять, он этой мыслью метафорически указывает не только на противоречия между рациональным выражением мистического опыта, внутренней логики существования и внешними, чуждыми для него логическими средствами, но он тем указывает и на невозможность возврата в собственное ничто возникновения. Однако, будучи выраженным через эти противоречия, собственное ничто возникновения или начало существования являет этим ничто отделение от целостного бытия отдельного существования, а встреченные в мире реальности тогда и источают именно благодаря отдельности своё превосходство в разных модусах бытия мира: временном, пространственном, причинно-следственном, структурном, знаково-коммуникативном, социокультурном.

Открытое из ничто через своё возникновение отдельное существование открыто тем самым целостному бытию в случайности встреченного мира. Все трансцендентности и воображение о существовании иных миров представляют собой проекцию этого мира в ничто, окружающее отдельное существование из его отличия от целостного бытия. Но тем самым случайно встреченный отдельным существованием из своего возникновения мир есть необходимый и единственный для воплощения существования, а помещение абсолютного источника существования во вне (бог, материя, информационное поле и т.д.) есть проекции отдельного существования, выраженные в общезначимых понятиях, символах, действиях. Бытие - одно, и оно воплощено в одном мире, а потому этот мир полон необходимости, противостоящей случайности его встречи из ничто возникновения отдельного существования. Мир не иллюзия, а таков как он есть в единственности своей явленности отдельному существованию и тем самым в своей необходимости, которая противостоит любой случайности явлений из ничто. Отдельное человеческое существование возникает из ничто, равного чистой возможности целостного бытия. Следовательно, оно возникает в совпадении со все-бытием, где чистая ничтожность начала оказывается точкой развёртывания принципа существования всего сущего.

Возникновение здесь понятие не онтическое, но и не диалектическое, так как в диалектическом понимании это была бы чистая активность, действование (как у И. Фихте). Противоречивость мышления об этом возникновении, где следует признать исчезновение собственного ничто-начала (которого и не было (!), если мыслить онтически), нельзя понимать из некоей активности, онтологически предшествующей отдельному существованию, так как тогда это было бы не выражение начала собственного существования, а выражение той или иной его производности. Поэтому возникновение отдельного человеческого существования - это не возникновение из чего-то, в чём-то, когда-то. В самопонимании исчезновение собственного ничто в начале есть тавтология, предполагающая, что собственного ничто-начала и не было. Отдельное существование в себе есть, и в этом «есть» оно было, есть и будет вне любых границ, ибо они трансцендентны собственному познанию. Тогда и ничто не было, нет и не будет. «Было» и «будет» отсутствуют для самопонимания в отдельном существовании, когда оно развёрнуто в себе как принцип существования всего сущего. Не будь ситуаций, действий, символов, рациональных суждений других, то есть всего, что указывает на возможность ничто отдельного существования, не было бы и ретроспективного предположения о ничто в его начале. В этом «не будь того-то…», что указывает на ничто, заключено указание на безусловность отждествления собственного отдельного существования с существованием самим по себе, а эта безусловность есть атрибут экзистенциальной природы человека. Собственное «я» у человека не было бы самотождественной центрированностью существования, если бы не было открыто в каком-либо смысле бытие в отдельности от него человеческого существования.

Понимание ничто исходит и приходит извне, хотя ничего внешнего не может быть в отдельном человеческом существовании, совпадающем с бытием самим по себе. Образование «из-вне» чего-то значимого для появления разделённости отдельного существования и целостного бытия возможно через отрицание существования. Понимание ничто именно в связи с отрицанием существования исходит из существования других и из действий, производящих изменения, так как во всяком изменении есть исчезновение и возникновение, то есть из действий, производящих ничто. Ничто «из других» и «из действий» можно рассматривать совпадающими в том смысле, что, действуя, субъект в чём-то становится сам другим в отношении себя недействующего и в отношении того, на что направлено действие, а также в отношении всего, что было до действия включено в тождественность отдельного существования и целостного бытия. Эти значения действий - предмет дальнейшего исследования. В этом пункте рассмотрения отдельного существования обозначена лишь роль действия как одного из источников понимания различия отдельного человеческого существования и целостного бытия через отношение к ничто.

В самопонимании как онтологическом компоненте самого существования (предпонятость) исчезает его собственное ничто в возникновении-начале отдельного существования, как если бы этого ничто не было, а исчезновение отдельного существования как собственное ничто понимаемо в его отсутствии. Возникнуть и быть исчезнувшим отдельное существование может только однажды, то есть никогда и никак не впервые, не вновь. Существование одно - всё иное в мышлении о существовании - вторичный продукт оперирования понятием ничто в его относительных значениях, производных от исходного значения - ничто собственного существования. Ничто, которое имеет в виду учение именуемое ныне современной нигитологией, то есть, например, толкующее ничто как ничто, предшествующее сингулярному состоянию, - чистое гносеологическое понятие, вытекающее из ограниченности современного научного познания. Это ничто, как и любое другое ничто, имеет онтологическое содержание лишь из ничто отдельного существования. Именно этот онтологический источник инкорпорирует в любые «ничто» любых онтологий некоторый смысл, но с учётом выявления всех звеньев опосредования, включая и опосредования, связанные с ограниченностью научного познания.

Ничто имеет онтологический смысл лишь как отрицание самого принципа существования в собственном Ничто. Поэтому исчезновение звезды или отсутствие возможности помыслить что-либо физически определённое за пределами 20 млрд лет назад «до» сингулярного состояния - это некоторые частные гносеологические «ничто», не нарушающие принципа существования самого по себе. Они приобретают значение ничто для онтологии, лишь если указано и логически связно выражено значение того или иного отсутствия для отдельного человеческого существования. Вспоминая мысленные эксперименты Р. Декарта по отрицанию существования всего мира и невозможности такого отрицания по отношению к «я - мышлению» и «я - существованию», образующим взаимодополнительное единство, можно понять природу этой невозможности как проявление в мышлении безусловности собственного существования. Отрицание ничто собственного существования - онтологическая предпосылка открытости целостного бытия в отдельном человеческом существовании. Такое отрицание - необходимо присутствующая сторона «я - существования», поскольку сама центрированность существования в «я» образует динамику различия «я» и «не-я», выявленную И. Фихте, а также эксцентричность «я - существования», как динамичное вненахождение относительно себя и всего сущего, что было выявлено и проанализировано Х. Плеснером и А. Геленом.

Смерть в онтологическом плане, в отличие от религиозного, художественного, биологического, этического, юридического истолкования, означает ничто собственного существования. Это предполагает отвлечение от воздействия традиций, авторитетов, общественного мнения, психологической убеждённости в безусловности собственного существования. И тогда понятие ничто предполагает отрицание собственного существования, но и тем самым отрицание открытости бытия вообще. Ничто тогда указывает не только на несуществование собственное, но в нём отсутствие и бытия сущего вообще. Это отсутствие бытия сущего вообще в ничто собственного существования есть отсутствие любых смыслов, общезначимостей как их ничтожение, полное схождение на нет. Это «нет» относится ко всему, и сама возможность представления этой ничтожащей тотальности «Нет» подлежит самоотрицанию в завершённом акте рефлексии. «Нет человека», - говорят об умершем, и это «нет» последнее и самое исчерпывающее из всех возможных значений ничтожения в ничто, которые есть в познании. Пустота, отсутствие, уничтожение, разрушение, исчезновение идей, предметов, существ, свойств - любые значения ничто имеют истоком и последним его первообразом ничто человеческого существования.

Небытие - понятие, обозначающее отрицание бытия в значении необратимо уничтоженного или всего отсутствующего. Небытие более абстрактное понятие, чем ничто, так как ни-что есть всегда отрицание существования того «что», которое обозначено в этом понятии необратимо отсутствующим. Небытие есть отрицание бытия вообще как несуществование. В пределе понимания ни-что, когда в «что» отрицается всё сущее, понятия небытие и ничто совпадают. Последним основанием всех значений небытия, включая и самое абстрактное отрицание всего сущего, выступает ничто собственного существования мыслящего посредством этой категории. С. Киркегор, критикуя панлогизм Г. Гегеля, ввёл в философию идею о способности индивида быть рядом с всеобщим и над всеобщим, ибо акт самоотречения есть выход за все абстрактные определения к бытию. Этим не отрицается тотальность абстрактных категорий и не подвергается разрушению соопределяемость всех категорий, например, в философии Г. Гегеля. Индивид, проникшийся смыслом открывшегося ему бытия, о чём свидетельствует анализируемый С. Киркегором акт самоотречения Авраама в подготовке действия принесения в жертву своего сына Исаака, обретает свободу быть вне абстракций, так как его смысл парит над ними, превосходит их и делает способным действовать и мыслить в ином значении тех же абстракций. «Авраам же не может быть опосредован, что может быть выражено и иначе, словами: он не может говорить. Как только я начинаю говорить, я выражаю всеобщее, если же я этого не делаю, меня никто не способен понять. Поэтому как только Авраам захочет выразить себя во всеобщем, он должен сказать, что его ситуация есть искушение, ибо у него нет никакого более высокого выражения всеобщего, которое возвышалось бы над всеобщим, через которое он перешагивает» [ 1]. Здесь С. Киркегором отмечено неустранимое обстоятельство, характеризующее противоречие, в котором изначально пребывает экзистенциальное мышление: оно оперирует содержанием понятий, выражающим всеобщие признаки, но имеет целью выразить уникальность вне всякого всеобщего. Эта идея С. Киркегора позволяет вести речь о предопределяющей изначальности понятия ничто собственного существования для всех абстрактных значений понятий ничто и небытие. Ничто собственного существования, правда, не акт самоотречения в смысле С. Киркегора. Акт самоотречения Авраама превосходит и отрицание своего собственного существования, ибо ему легче убить себя, чем своего сына, но он идёт на это последнее самое предельное в ужасе его бытия действие, превосходя в этом устремлении собственную смерть. Однако, если онтологически последовательно понимать ничто собственного существования как уничтожение всех значений, а это подразумевало бы и исчезновение сына Авраама, то и акт самоотречения Авраама в действии принесения Исаака в жертву не выходит за рамки значения ничто собственного существования Авраама. Можно эту мысль пояснить такой аналогией. У А. Эйнштейна в формуле сложения скоростей, независимо от того, какие скорости складываются, скорость света остаётся предельной. Ничто собственного существования, какие бы значения ни отрицались, имеет некоторую постоянную величину ничтожения всех значений и смыслов.

Отметим, что в отечественной философии А.Н. Чанышев выразил некоторую субстанциональность небытия в отношении бытия, переворачивая традиционное философское понимание бытия, предполагающее первичным бытие ко всякому небытию. «Бытие только тень небытия, его изнанка. Оно как сверкающая всеми цветами радуги плёнка нефти на поверхности океана; океана небытия» [ 2]. Небытие, согласно А.Н. Чанышеву, окружает бытие небытием прошлого и будущего, исчезновением всех целей, всех стремлений, всех проявлений жизни. Оно невидимым и неизбежным ничтожением проникает в бытие и все проявления жизни. С этих позиций А.Н. Чанышев критически оценивает развитие и состояние религии, искусства, науки и самой философии в истории мысли, которой так и не понято небытие, включая, по его мнению, и Ж.П. Сартра, - не понято небытие как онтологический принцип. А.Н. Чанышев пишет: «…субстанцией может быть только небытие. …Небытие не только существует, но …оно первично и абсолютно. Бытие же относительно и вторично по отношению к небытию» [ 3].

Временной, пространственный, мобильный, эмерджентный модусы небытия и доказательства существования небытия от противоположностей, от различия, от случайностей определяют взгляд А.Н. Чанышева на небытие как на абсолютную субстанцию бытия. В самостоятельную внутреннюю логику такой позиции через категорию субстанция всё-таки прокрадывается идея превосходства абстракций над индивидом, то есть, как и у Г. Гегеля, небытие, ничто, бытие особым образом мыслятся неким бесконечным содержанием, безразличным отдельному существованию мыслящего. При всей оригинальности идей А.Н. Чанышева в его «Трактате о небытии» реализовано мышление, построенное на исходном понимании существования как исходящего из чего-то ему внешнего, но только в перевёрнутом виде: всякое небытие исходит из некоторого бесконечного всепоглащающего небытия - субстанции. После С. Киркегора принять за исходное в философствовании такое мышление невозможно, даже не касаясь проблемы самой правомерности видения небытия субстанцией. Небытие более абстрактное понятие, чем ничто, но ничто собственного существования есть отсутствие любых значений и смыслов, включая значения самых абстрактных понятий. Ничто собственного существования - идея, регулятивно допускающая мышление к использованию понятий-экзистенциалов, значение которых соотнесено с безусловностью существования самого мыслящего. Мышление асимптотически приближается к освоению идеи ничто собственного существования, но не достигает всей её полноты. Приближение к идее ничто собственного существования и недостижение её полноты регулирует мышление о существовании, указывая и на ничто как на существующее. Как выражает этот аспект понимания ничто Э. Левинас, «ничто-невозможно. Именно ничто дало бы человеку возможность взять смерть на себя и вырвать высшую власть у рабства существования. «Быть или не быть» есть осознание невозможности исчезнуть» [ 4].

Существование не передаётся как-либо, кому-либо, куда-либо. Оно есть вместе с существующим и исчезает вместе с ним. Человеческое существование уходит в ничто, но и используемое выражение «уходит в» лишь метафорическое указание, так как здесь «в» не указывает ни на какое бытие.

Ж.П. Сартр отмечал: «…умершие, которые не смогли быть спасены и перенесены на борт конкретного прошлого субъекта, живущего сейчас, не относятся к прошлому, но они и их прошлое исчезли» [ 5]. Те умершие, что не спасены и не перенесены на борт конкретного прошлого субъекта, живущего сейчас, составляют всё возрастающее большинство исчезнувших в сравнении с живущими. Самой осмысленной метафизической идеей в отрицании бессмысленности исчезновения была идея Н.Ф. Фёдорова о воскресении всех исчезнувших поколений, правда, при том условии, что их существование было бы конечно. Однако нарастающий шквал исчезновения в ничто ставит вопрос о степени проникновения ничто в существующее. Быть может, речь идёт о судьбе бытия, а не о том, чтобы побороть хотя бы в пределе метафизического смысла само исчезновение.

Идеи бессмертия, своим многообразием демонстрирующие лишь многоплановость воспроизведения безусловности существования носителей этих идей, не имеют онтологического значения. Этим не отвергается их этическая, эстетическая, научная, философская или религиозная значимость, полезность, необходимость в кругу предпосылок и аксиом соответствующих форм рационального познания. Речь идёт о невозможности через идею бессмертия как-либо предполагать для понятия существования его онтологический денотат, то есть речь идёт о незначимости существования в свете любой идеи бессмертия. Здесь следует согласиться с Ж. Деррида: «Я есть, переживаемое только как я есть настоящий, само предполагает отношение к присутствию вообще, к бытию как присутствию вообще, к бытию как присутствию. Явление я для самого себя как я есть является поэтому суть отношением к своему собственному возможному исчезновению. Следовательно, я есть по существу означает я смертен. Я бессмертен - невозможное утверждение» [ 6].

Умер человек - это ничто вот этого человеческого существования, прекратившего быть. Скажут: нет - это не абсолютное ничто, так как есть идея бессмертия, есть тело с таким-то химическим составом и прочее. Но как идея бессмертия, так и любые описания останков не отменяют того, что человека нет. В этом отношении прав А.Н. Чанышев: «Но возразят мне, во всех превращениях что-то сохраняется. Муха усваивается стрекозой, а человек чертополохом. Но человек не чертополох». [ 7] Именно так: человек не то, что о нём толкуют сторонники идеи бессмертия, отчуждающие его существование в бессмертную душу, в вечное биополе и во чтобы то ни было другое. Как человек и не то, что от него осталось в виде его останков, или созданных им вещей или даже его биологического и социально-духовного продолжения в детях. Заострённо-теоретически суть дела выражается в том различии онтического и онтологического, которому стремился следовать М. Хайдеггер: онтическое «что существует», включая онто-психическое, следует отличать от фундаментально-онтологического, а именно существования, имеющего собственный смысл. Но этого смысла нет в идее бессмертия, выражаемой об исчезнувшем. Инобытие в бессмертии - это убеждение кого-то из живущих, а химические вещества, из которых состоит тело умершего, - это не человек. Это «не» фиксирует онтически полное отсутствие онтологически определяемого отдельного существования.

Существенная проблема, возникающая при такой радикальной трактовке понятий отдельное существование и ничто, состоит в возможности сохранения традиционной философской предпосылки онтологических концепций, то есть философского первопринципа целостности бытия. Формально-логическая оценка приведённых выше рассуждений о понятиях бытие, ничто, отдельное существование приведёт к отрицательному решению проблемы: целостность бытия распадается и для её сохранения необходима идея субстанции (бог, материя, нечто не нуждающееся в ином бытии, кроме собственного и составляющего самотождественную основу рассматриваемого различия). Также и диалектическое обоснование целостности бытия через моменты тождества отдельного существования и целостности бытия сохраняет не предпосылку целостностного бытия, а один из способов собственной активности диалектического мышления о целостности бытия посредством категориального аппарата диалектики, безразличного к уникальности отдельного человеческого существования.

Между тем, следует видеть присутствие в философской традиции противопоставленности отдельного существования целостному бытию. Но эта противопоставленность всегда была смягчена символическими и мифологическими формами её культурного осознания. Радикальность высказываний о смерти и феноменологическое видение ничто у философов ХХ столетия, о чём свидетельствуют приведённые выше суждения М. Хайдеггера, Ж.П. Сартра, Ж. Дерриды, Э. Левинаса, А.Н. Чанышева, обнаруживают процесс исчезновения символов в культуре. И потому проблема целостности бытия в определении онтологии отдельного человеческого существования необходимо присутствует в философии, обнажая и саму по себе проблему и падение символов, которые разрешали экзистенциальную проблему человека в любой культуре, за исключением ситуации, возникшей в индустриальном и информационном обществе.

По уже упоминавшемуся определению М. Хайдеггера, бытие без-дна, оно бездонно. Эти отрицательные характеристики целостности, с одной стороны, ликвидируют абсолютную позитивную определённость бытия, с тем чтобы оно не было тождественно фрагментам сущего, но, с другой стороны, конечно, в мышлении тайком хотя бы по аналогии, сохраняется связь со всеми способами употребления понятия «целостное» в отношении существ, вещей, процессов, идей. От противоречия, отмеченного С. Киркегором в описании ситуации Авраама, ситуации выхода за всеобщее, не уйти иначе, как указывая на это противоречие и полагая за пределами всеобщего целостность бытия в его уникальности без соизмеримой с этой уникальностью системы смысловых координат.

Поиск разных форм выражения целостности бытия осуществлялся всегда в философии, теологии, мистике. Символический ориентир этого поиска заключает мысль Гераклита: «Выслушав не мою, но эту вот Речь (Логос), должно признать мудрость в том, чтобы знать всё как одно» [ 8]. У Прокла «всякий ум мыслит всё сразу». Конечно, для философии в условиях информационного взрыва и господства научного самопонимания воспроизводить эти идеи непросто, но они остаются символами, которые указывают на смысл философского поиска определённости бытия и в настоящее время, но именно во временном измерении настоящего.

Вневременное прочтение символических указаний на целостность бытия предполагает отказ от буквальных трактовок текстов с лингвинистических или психологических позиций. Способность понимать существование находила своё выражение в разных формах, как и понимание особого статуса целостности бытия самого по себе. Можно привести одно из рассуждений М. Экхарта, которое свидетельствует о поиске этим мыслителем-мистиком способов выражения идеи целостности бытия. Понимание бытия целостным устремлено к преодолению различий, разделяющих сущее на фрагменты, обладающие той или иной качественной определённостью. Об этой устремлённости свидетельствует пример, приводимый М. Экхартом, пример специально придуманный и, как представляется, должный быть понимаем символически, а не с позиции психологии зрения. М. Экхарт говорит: «Пример этот касается моего глаза и дерева. Открываю ли, закрываю ли я его - он всё тот же глаз. И у дерева ничего не отнимается и ничто не прибавляется, когда на него смотрят. Слушайте: предположим, что мой глаз покоится в себе, и только в момент зрения открывается и устремляется на дерево. И дерево и глаз остаются тем, чем они были, однако в деятельности зрения они становятся одним и тем же до такой степени, что можно было бы сказать: глаз есть дерево, а дерево - глаз. Если бы дерево было полностью лишено вещества и представляло собой чисто духовное, подобно деятельности зрения моего глаза, можно было бы с полным правом утверждать, что в деятельности зрения дерево и мой глаз стали одним существом» [ 9].

Речь у М. Экхарта идёт в этом примере не об особенностях зрительного восприятия, а о со-существовании как одном существовании разно-качественноcти глаза и дерева, но это обособление в одно существо есть указание на обособление целостности самой по себе. Способность понимать существование в сосуществовании качественно различного, включая самого понимающего существование в это различное, необходимый момент стремления к смыслу целостности бытия.

В отсутствии ничто отдельное существование и целостное бытие - одно бытие. Присутствие пока отсутствующего ничто в форме необходимой возможности исчезновения - это обозначение границы отдельного существования и целостного бытия. Природа этой границы, учитывая исходное значение и производные значения ничто, не есть различие целого и частей в обозначении фрагментов сущего. Отдельное существование и целостное бытие - это не роды бытия, а соопределённое через собственное ничто одно ненумерологическое бытие.

Отдельное существование определено границей собственного ничто не в смысле истолкованности смерти человека в биологическом, физическом, психологическом или социальном планах. Например, существование тела может быть обеспечено какими-либо медицинскими или физио-химическими средствами. Поэтому под понятием ничто отдельного существования существенно важно подразумевать совокупность общеотрицательных предикатов, характеризующих существование во всех смыслах, а не только в истолкованиях онтической явленности человека и его смерти, которые отражают существование и несуществование через различные опосредованные формы знания, производные из обсуждаемого здесь исходного противопоставления отдельного существования через своё ничто целостному бытию. Существование, определяемое как отдельное, отделено не в своём «что» или «кто» конечности человека как живого, социального существа, а отрицанием в ничто всякого смысла целостного бытия, из которого возможны все онтические смыслы «что» или «кто» существует и в каком качестве - физическом, биологическом, социальном, психологическом.

Отдельное существование как существование всегда присутствует в целостном бытии, а как отделённое тем же самым «в» от целостного бытия не присутствует одним единственным бытием. Отдельное существование длится вне целостного бытия и покоится через совпадение с целостным бытием. Опыт истолкования ничто в апофатическом богословии и экзистенциализме даёт возможность сказать о функции ничто-границы не просто как о механическом рассечении отграничиваемых областей, а как о границе, сообразной с природой того, что отрицается в ничто. Ничто может оказаться эпифеноменом чувственного представления или логическим приёмом в мышлении, но онтологически категории ничто соответствует смысл границы длящегося существования во всей полноте значений, которые мог бы вообразить, мыслить или интуитивно предполагать человек, познающий существование.

Ничто и существование соопределяют друг друга в человеческом понимании существования. Понимание того, что «я исчезну» есть понимание того, что всё существует, то есть бытие само по себе возможно мыслить как процесс понимания человеком со-бытия себя со всем сущим. В экзистенциальном аспекте человек есть существо, в котором уникально раскрыт принцип существования всего сущего. Уникальность есть тождество онтологической предпонятости «я существую» и «всё существует», образуемое из различия существования и ничто.

Особо важно для дальнейшего исследования подчеркнуть различие понимания «я существую» в качестве мышления о себе как эмпирическом единичном явлении, объясняемом из связи понятий, суждений, концептуально-мировоззренческих истолкований, с одной стороны, и, с другой стороны, понимания «я существую» в качестве отдельного человеческого существования, онтологически совпадающего с той или иной степенью открытости этого понимания целостности бытия, существованию самому по себе. «Я существую» как эмпирическое явление - это предметно представляемая и концептуально определяемая данность: я есть тело (принцип телоцентризма), я есть инвариант психических состояний (принцип психологической интроспекции), я есть социальная роль и субъект в системе деятельности (принцип социальной сущности человека, человек - деятельно-эссенциальное существо), я есть лексический субъект языковой деятельности и объективно необходимое звено коммуникации (принцип психолингвистического самоопределения, то есть я есть в той мере как меня проговаривают структуры языка).

«Я существую» как отдельное человеческое существование онтологически означает понимание собственной уникальности, то есть в конечном счёте совпадение, стремящееся к тождеству, онтологической предпонятости «я существую» и «всё существует». Уникальность раскрытия принципа существования всего сущего в таком совпадении и тождестве означает, во-первых, существование, открытое себе посредством самопонимания, отрицающего ничто собственного существования; во-вторых, переживание «существую» неотрывно от все-бытия («экзистирую всегда я сам» выражено у М. Хайдеггера как «экзистирую вместе с судьбой бытия»); в-третьих, наличие внутреннего принципа изменений существования.

Уникальность раскрытия принципа существования сущего в отдельном человеческом существовании и целостность бытия как неустранимое присутствие сущего везде и всегда - это одно и то же бытие. Оно определяемо в своей самотождественности человеческим пониманием через фундаментальное отличие бытия от ничто. Самотождественность бытия, совпадение в понимании смысла отдельного существования и целостного бытия всегда пронизаны живой антиномией человеческого существования, которая в разной степени может быть открыта самопониманию и по-разному может быть выражена рациональными средствами, но эти слова «быть», «бывать», «экзистировать», «присутствовать», «существовать» всегда будут источником активности мышления, пока мышление будет человеческим. Это не та антиномия, которая может быть мыслима посредством снимающего её единства. История философии и история теологии полны попыток снятия этого противоречия в пользу доминирования одной из её сторон. Но быть, бывать в мгновении между возникновением и исчезновением, понимая присутствие сущего за всем возникающим и исчезающим, а вместе с тем понимать неотделимость бытия от себя понимающего, означает относительность всех мыслимых снятий, единений по отношению к безусловности антиномии отдельного существования и целостного бытия. Поэтому мысль о ненумерологическом характере единственности, уникальности бытия, выражаемая суждением «бытие одно» - это всегда лишь мгновение перехода, неравновесия сторон антиномии, онтологически предшествующей этой мысли.

Существование само по себе, как и собственное ничто, определены в функционировании культуры посредством символов, которые первоначально указывали на форму понимания бытия в «мы существуем», а по мере дифференциации синкретизма мифологического сознания указывали на форму «я существую». Символизация существования в предметах, существах, действиях, образах, идеях, структурах естественного языка - это форма отрицания смерти и осмысленное отношение человека к собственной смерти. И филогенетически в истории культурного самоопределения человека, и онтогенетически в индивидуальном становлении человека символы указывают на смысловую сферу самоопределения в формах «мы существуем», «я существую». Если понимать это самоопределение как осознание бытия, то речь идёт о выполнении символами функции развития надпредметной сферы сознания, что проанализировано в работе М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорского. «Если сознание всегда на один порядок выше порядка элементов содержания, составляющего опыт сознания, то у нас нет другого способа говорить об этом более высоком порядке, как говорить о нём косвенно, символически» [ 10].

Ничто в функции границы отдельного существования и целостного бытия нельзя мыслить в традиционном смысле понятия границы от Аристотеля до И. Канта, то есть линией, сопряжённой с тем, что она ограничивает, и принадлежащей тому и другому одновременно. Ничто по природе своей существует в своём отсутствии как в отдельном существовании, так и в целостном бытии. Правда, смысл отсутствия в той и другой области отчасти напоминает традиционное понимание границы. Но только напоминает, так как в ничто сообразно его отрицательности нужно признать его собственную безграничность и невозможность быть границей-линией, сопринадлежащей разграничиваемым областям.

Специфика ничто как границы отдельного существования и целостного бытия может быть понята из аналогии с доктриной Б. Больцано, который полагал понятие границы в значении разделения между множеством, имеющим поверхность, и множеством, не имеющим поверхности. Для существования это было бы множество значений и смыслов, образующих такую поверхность, а для ничто это было бы множество отрицаний значений и смыслов не имеющих поверхности в силу своей ничтожности. Ничто тогда граница, зависимая от её вектора: когда вся поверхность существования закрыта от ничто - отдельное существование и целостное бытие суть одно бытие. Когда же эта поверхность в каких-то из множеств значений и смыслов открыта к ничто и оно как бы хотя и в относительных значениях, проникает в существование, то тогда человеческое существование принимает предикат отдельное, а тем самым и бытие, к которому образовано отношение определённости, принимает предикат целостности. «Длина» границы и «глубина» её прорывов в ничто зависит от содержания уничтожаемых значений и смыслов. Так, ещё предстоит обсуждение проблемы уничтожения смысла центрированности существования в человеческом «я». Конечно, отрицание такого смысла значительно выше в асимптотическом приближении к собственному ничто, если это сравнивать с отрицанием значения отождествления «я» с какой-либо принадлежностью к социальным группам или с приверженностью мировоззренческим убеждениям, а потому это и иная «длина» и «глубина» границы отделения человеческого существования от целостного бытия. Способ образования и присутствия границы отдельного существования и целостного бытия может проистекать в конечном счёте из собственной необходимой возможности исчезновения и из действий, приближающих такую возможность к её реализации. Формально-логическое содержание понятий «отдельное существование» и «собственное ничто» может быть сведено к акту взаимоотрицания. Если же принять онтологическую наполненность отдельного существования в открытости целостному бытию, а онтологический смысл ничто в отрицании этой открытости, то пустой акт взаимоотрицания окажется многозначным и многомерным смысловым полем.

Бытие одно. Оно не пустое «есть». Отдельное существование в отсутствии ничто есть целостное бытие. Ничто как граница не представляет собой рубеж преодоления, так как необходимость исчезновения не является препятствием. Ничто как граница являет человеческому существованию существование же, а не какое-либо действие.

В качестве выводов из анализа ничто в понятиях-экзистенциалах можно обозначить онтологические функции ничто: а) функция определения существования, то есть ничто отделяет человеческое существование от целостного бытия и этим отделением определяет бытие; б) экспозициональная функция ничто определяет внеположенность человеческого существования относительно всего сущего (анализ экспозициональности и эксцентричности человеческого существа, проведённый в философской антропологии Х. Плеснером и М. Шелером, можно рассматривать как анализ этой функции вне экзистенциального контекста, когда пребывание в нигде, в никогда, в чистом ничто относительно всего сущего мыслится абстрактно-метафизически); в) функция отрицания существования указывает на активность ничто в предпонимании и самопонимании относительно всего исчезающего, разрушающегося, а также ничто открывает бытие как инобытие, рационально выражаемое антиномией бытия-неизменности и бытия-становления; г) функция негативного определения духовной сферы сознания, связанной с символическими формами, указывающими на надпредметные смыслы, то есть эта функция ничто высвечивает сознание как осознанное бытие. Этот аспект ещё будет рассмотрен в гл. 2 и в гл. 3 в связи с интерпретацией М. Хайдеггером формального тождества структуры времени и структуры духа, обнаруживаемого у Г. Гегеля на основе отрицания отрицания.

Различия классического понимания бытия, приобретающего определённость в идеях и категориях бога, субстанции, материи, и понимания бытия в фундаментальной онтологии конечного бытия возникают из антиномичности бытия самого по себе, бытия, которое одно, но которое различено онтологической границей ничто на отдельное существование и целостное бытие. «Я существую» и «всё существует» - это противоречие бытия, а не антиномия, которую порождает мышление о бытии. Возможность абстрактного мышления из позиции «всё существует» через идеи и категории бога, субстанции, материи либо ведёт мышление к определённости бытия, вообще безразличной к собственному онтологически понимаемому «я» абстрактного мышления, либо ведёт к той или иной трактовке «я», производной, частной и вторичной, то есть не касающейся самоопределения «я сществую». Возможность экзистенциального мышления из «я существую» через понятия и категории-экзистенциалы ведёт к определённости бытия «всё существует» вне собственного ничто, то есть к определённости конечного бытия. Оценивая изменение проблематики бытия при переходе от классической философии к неклассической с позиций логики историко-философского процесса, можно констатировать решающее воздействие аналитики конечного бытия М. Хайдеггера и экзистенциализма в целом на это изменение. Если же оценивать изменение проблематики бытия исходя из того, что философствование и философия есть длящееся определение бытия, то сами формы антиномии «я существую» и «всё существует», явленные в самопонимании философствующих, открывают бытие в его собственном способе существования - инобытии.

Признак отделенности человеческого существования от целостного бытия имеет положительное содержание, выраженное в тех понятиях, которые уже вовлечены в его определение: открытость целостному бытию, уникальность, центрированность относительно собственной границы с целостным бытием; самотождественность в различии существования и ничто; превращаемость в иное через активность ничто, обнаруживаемую в разрушении, уничтожении фрагментов сущего и ничтожении смысла человеческого существования; живое существование, то есть длящееся существо в противоположность мёртвому, но не онтически определяемое посредством биологических или психологических понятий, а в онтологическом смысле живое как род бытия. Эти положительные признаки отдельного существования подлежат дальнейшему рассмотрению, но не сами по себе, а в связи с деятельностью, деятельной природой человека.

Изменения могут происходить сами по себе и могут быть произведены деятельностью человека. Само это различие становится ясным для мышления, определяемого деятельным отношением к сущему. Изменения сопряжены с возникновением и исчезновением, а потому они могут быть мыслимы в связи с теми или иными значениями понятия ничто. В этом аспекте ничто - это активность, это ничтожение, отрицание некоего «что», отрицание существования, являемое человеку в самоотречении, самоотчуждении, а в конечном счёте в акте самоубийства. Всеми своими границами значений понятие ничто тяготеет к обозначению активности, производящей изменения. Активность ничто - это активность разделения сущего на фрагменты, активность возникновения и исчезновения в становлении. Как причастна деятельность существующего человека к отдельности его существования от целостного бытия? Какова связь ничто из деятельности с ничто собственного существования? Мышление об изменениях есть мышление о сущем, разделённом сущем, а это выводит мышление из соизмеримости с экзистенциальным мышлением, ориентированным не на онтические значения сущего, а на бытие, которое не отождествляется с сущим, а определяется вопросом о смысле существования самого по себе, о принципе существования всего сущего, открывающем себя в отдельном человеческом существовании.

Если понимать «Бытие и время» М. Хайдеггера текстом, который рационально выражает экзистенциальное мышление (отвлекаясь от оценок, отречений, споров), то совершенно очевидно сознательное исключение автором понятий «изменение» и «деятельность». Эти понятия употреблены впервые в кавычках («изменение» лишь после двухсот страниц текста, «деятельность» лишь поле трехсот страниц). Это обстоятельство ещё предстоит обсудить в гл. 2, но оно говорит само за себя. Здесь заключена специфика исследования соопределения самих феноменов существования и деятельности, но, согласно избранной теме, эта специфика должна быть развёрнута в определении ценностного отношения человека к действительности. Но пока вопрос об отдельном существовании и изменениях необходимо обсудить особо.


Примечания

[1] Киркегор С. Страх и трепет. М., 1998. С.58.
[2] Чанышев А.Н. Трактат о небытии // Вопросы философии. 1990. №10. С.159.
[3] Там же. С.159.
[4] Левинас Э. Время и другой. Гуманизм другого человека. СПб., 1999. С.73.
[5] Сартр Ж.П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. М., 2000. С.142.
[6] Деррида Ж. Голос и феномен. СПб., 1999. С. 75.
[7] Чанышев А.Н. Трактат о небытии // Вопросы философии. 1990. №10. С.161.
[8] Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Ч.1. С.199.
[9] Экхарт М. Духовные проповеди и рассуждения. СПб., 2000. С.52-53.
[10] Мамардашвили М.К., Пятигорский А.М. Символ и сознание. М., 1984. С.95.

[ Оглавление | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ]

Поросёнков С.В.,

Монография: "Существование и деятельность в определении ценностного отношения": год издания 2002, Пермь, изд-во Пермского гос. ун-та, 408 стр. С.В. Поросенков (кафедра философии Пермского государственного технического ун-та) Адрес: Пермь, 614002, ул. Веселая, д.1 - кв. 69 Поросенков Сергей Владимирович Email: svp53@mail.ru

См. также