Гегель как-то сказал, что всё новое появляется и развивается на обочине истории. Его не замечают, не принимают всерьёз, пока оно не развилось, не набрало силу и не превратилось в тенденцию.
1. За последние 15 лет мне неоднократно и по разным поводам предлагалось высказаться в качестве эксперта. И когда я отвечал, что «как я могу что-то сказать о том, в чём некомпетентен», то встречал недоумение - «если ты эксперт, то всегда найди что сказать, не знаешь - изобрази, что знаешь; не был свидетелем, не имеешь надёжных источников информации - изобрази, что был свидетелем, придумай сам информацию - иначе вылетишь из экспертов».
За 15 лет всевозможных интервью по радио, телевидению и в прессе только в 3-х или 4-х случаях опубликованный текст соответствовал тому, что говорилось. Спрашиваешь у журналистов. Получаешь ответы: «Мы дизайнеры слова, мы придаём Вашему тексту менее пресный вид, заостряем», «Подумаешь, слова переставил. Это как в программе Photoshop - мы Ваш образ лепим», «Что Вы, как маленький, текст вообще не важен - главное заголовок и Ваша фотография».
Скажем, из текста оставлена одна фраза, которая, будучи встроенной в журналистский комментарий, противоречит всему смыслу высказанных в интервью мыслей. Позиция журналиста: «А мне из всего Вашего текста пригодилась только одна эта фраза». Или, например, появляются интервью, которых и вовсе не давал. Позиция журналиста: «Вас не могли застать, а текст, который мы поставили, вполне соответствует Вашему имиджу. Да и на что Вы обижаетесь - мы же Вас бесплатно рекламируем как эксперта».
2. Проведя всю осень 2004 года в Киеве и оказавшись свидетелем разворачивающихся событий, я с изумлением обнаружил в российских СМИ огромное количество аналитических и экспертных комментариев к украинским событиям, не то, чтобы ошибочных, но просто не имеющих никакого отношения к тому, живым свидетелем чего я являлся. Комментариев, построенных на анализе новостных блоков и публикаций из украинских и зарубежных СМИ. Но эти новостные блоки и публикации сами были продуктом изощрённой политической борьбы и не отражали реальность, а, скорее, создавали реальность - свою, особую. С обеих борющихся сторон шла работа не журналистов, а политконструкторов и райтеров, конструирующих повестки дня и новостные блоки, распределяющих свою продукцию по мировым СМИ и насыщающих СМИ определёнными картинами событий и интерпретациями с помощью ссылок и перепечаток.
Таким образом, предметом анализа политаналитиков становилась не действительность, а её изображение в СМИ. Помнится, как в декабре 2004 один российский политолог с жаром объяснял мне, что же на самом деле происходит на Украине, делая свои выводы на основе контент-анализа украинской прессы, причём в качестве конкретной фактуры, подтверждающей его правоту, показывались публикации, процесс конструирования которых проходил на моих же глазах.
3. Совсем недавно Виктор Лошак, анализируя состояние современной журналистики, отмечал тот прискорбный факт, что многие журналисты нового поколения за событиями ходят не на улицы, а в Интернет.
4. В ту киевскую осень 2004 г. я проводил исследования методом «экзистенциальных встреч» в самой гуще народа. По результатам исследований было составлено более 200 памятных записок, которые в своей совокупности характеризовали умонастроения киевского общества. Памятные записки поступали ежедневно на стол к руководству избирательной компании кандидата. И вот внезапно вижу на телеэкране одного из российских телеканалов голову популярного комментатора, который зачитывает одну из моих записок и начинает кричать про «польские уши» оранжевого кандидата. И когда потом задаёшь ему вопрос: «Почему Вы выхватили одно интервью и на его основе начали делать выводы - там ведь были и совсем другие, и выводы из них такие совсем не следовали?», - то звучит ответ, - про «польские уши» - это ново и остро. А мне нужны новизна и острота - чтобы «быть на плаву».
5. Можно спросить, «что же, журналисты не выходят в поле, не ведут репортажи с места событий?» Конечно, выходят и ведут. Но Киев осени 2004 наглядно показывал, вторичную, подчинённую роль таких репортажей. Журналисты, как правило, изначально оказывались в плену государственных и партийных предпочтений и искали не истины, а подтверждения той картины действительности, в плену которой они находились.
К примеру, достаточно было в любой будний день осени 2004 г. зайти в кафе около Гостелерадио Украины, в котором «клубились» журналисты, чтобы понять - ты находишься в центре сторонников одной партии - партии Ющенко.
6. И когда в достопамятном Киеве осени 2004 года журналисты мне говорили - «для нас главное свобода нашего слова, свобода мнений», - то я спрашивал: «А Вы уверены, что Ваше мнение - оно Ваше?» - и встречал нескрываемое раздражение, - «Вы, видно, философ, человек отвлечённой профессии». И в свою очередь, когда спрашивал: «Что для Вас важнее, свобода поиска истины или свобода выражения своего мнения?», - то встречал в журналистах непонимание самого смысла вопроса.
И другой спор с современными журналистами - интеллектуалами на тему: «Что важнее, правда или справедливость?» Вспомнили Михаила Чехова. «Надень сначала маску, а потом преобразится и лицо. Изображение меняет мир!!! Сначала изображаем выборы, а потом начинаем избирать. Сначала изображаем высоко нравственных людей, а потом такими и становимся». Мне объяснили, просто и доступно, что романтическое время, когда журналистика искала путей, как полнее и точнее отражать мир, ушло в безвозвратное прошлое. Теперь её точно, интересует не что происходит в мире, а что изобразить.
7. Кстати, в последнее время мне всё чаще приходится встречаться и с социологическими «изображениями». Как мне объясняли, «нужно просто изобразить факт опроса, а иногда ещё и согласовать результаты по разным территориям, - все равно в итоге будет «нарисовано», то, что надо». У всего этого появились и свои «методологи» - «у нас есть проект, есть готовые решения, а так называемые исследования нужны исключительно для PR- проекта, для того, чтобы его красивее подать и обосновать».
8. Аналитики увлечённо анализируют виртуальные описания, принимая их за факты. И в этом смысле можно говорить о возникновении тенденции, ведущей к становлению дезинформационного общества.
9. Классический либерализм, складывавшийся в XVII веке, провозгласил государственной и общественной задачей охрану свободы взглядов человека. В соответствии с ним содержание сознания, мысли человека - дело его личное, общество может оценивать только его поступки.
И вот мы имеем сегодня ситуацию, когда формирование этих самых взглядов становится делом сугубо техническим. Происходит своеобразная конверсия, и методы психологической войны стали проявлять себя в сегодняшней журналистике. Да и не только в ней - в политтехнологиях, рекламе, психотерапии, бизнес-тренингах и т.д. Ещё в 60-е годы Ж.Эллюль предупреждал о наступлении эры «социологической пропаганды», то есть пропаганды образа жизни, пропаганды не идей, а распространения определённых изображений, картин событий. Можно сказать, что то, что для Ж.Эллюля было, скорее, предчувствием реальности, сегодня становится, скорее реальностью.
Ещё в 1992 г. нам довелось познакомиться с материалами исследования конфликтов, порождаемых газетными публикациями. Исследования в разных странах проводили американских конфликтологи из NCA (президент - У.Линкольн). Главный вывод исследований - причины конфликтов коренились в понимании журналистами своей роли как конструкторов, творцов изображений и в их претензии на суггестию.
Таким образом классический либеральный взгляд по отношению к содержанию сознания человека скорее мёртв, чем жив.
10. Я полагаю, что наметившиеся черты новой материализации оруэлловской антиутопии требуют осмысления в философском, психологическом и журналистском сообществах. Во всяком случае, кажется, такого хода событий, - тотализации неподлинности, - боялся М.Хайдеггер.
(Тезисы доклада на Конференции ФРИП в ЦДЖ в марте 2006)