КОЛПОЦЕНТРИЗМ - оппозиция фаллогоцентризму в
современной культуре. Телесность во всем спектре пространственно
визуализированных метафор становится доминантой подлинности
происходящего, спасением от «симулякризированных
пустот».[8]
Именно с этих позиций вел свою критику рационализма
(«логоцентризма»), европейской философии и культуры Ж.Деррида,
согласно которому в основе европейского рационализма лежит
агрессивная, сексуально окрашенная, даже - непристойная и
порнографичная установка, восходящая к эротическому насилию и
обладанию: познать как поять, овладеть истиной, открытие как
срывание покрова, обнажение реальности как и т.д. В этой связи
Ж.Деррида даже говорит о «фаллогоцентризме» европейского
рационализма. [9]
В начале ХХ века В.В.Розанов в России и О.Вейнингер в Австрии
подвергли весьма энергичной критике христианство именно за
отрицание фундаментальной роли пола в человеческом бытии. Ни в
коей мере не умаляя этой роли, следует отметить, все-таки, что
такой подход ставит в центр внимания первые два аспекта (уровня)
гендера, делает акцент именно на них, лишь в результате выходя к
третьему, наиболее важному и интересному для целей данного
рассмотрения. Дело не столько в физиологических корнях хапоса и
базовых мотиваций, сколько в особенностях мировосприятия,
осмыслении действительности, себя и своего места в ней как
некоего метафизического опыта.
Используя компьютерную метафору, можно сказать, что мужчина
всегда находится в каком-то одном файле, а для того, чтобы
перейти из одного файла в другой, ему надо сначала выйти в
директорий. А женщина всегда находится во всех файлах
одновременно. Поэтому ее мировосприятие удивительно многопланово
и многовекторно, если не сказать - стереоскопично, оно более
целостно и органично. Именно с этим связана природа знаменитой
женской интуиции. Действительно, женщина более точно интуитивно
оценивает ситуации и людей, зачастую она не может объяснить это
словами, но просто интуитивно чувствует возможные опасности и
перспективы. Мужчина лучше понимает сказанное, женщина -
недосказанное или вообще несказанное.
Женскому уму свойственна особая практичность, здравый смысл,
стремление избежать ошибки, действовать наверняка. Этому имеются
вполне естественные основания. Женщине, действительно свойственны
охранительно-сохранительные стремления, да и ошибки обходятся
женщине слишком дорого - цена женской ошибки выше мужской. С этим
различием связаны отличия в мужском и женском стиле аргументации,
существование знаменитой так называемой «женской логики». [5]
Обычная («мужская») аргументация строится рационально,
упорядоченно с ориентацией на истинность и непротиворечивость.
«Женская» же логика, весьма элегантная «игра без правил» зачастую
основана на интуиции и вся соткана из парадоксов и противоречий.
Если в ней и существует некое общее правило, то это непризнание
необходимости подчиняться каким бы то ни было общим правилам.
Поэтому она имеет заведомое преимущество перед «мужской»
аргументацией.
Но во всех этих случаях, в конечном счете, прорастает
направленность на нечто иное, потустороннее, инобытийное,
трансцендентное. Речь идет о переживаниях некоего телесного
инобытия, «которое не сводится к простому фантазированию или к
религиозной вере, которое неким образом фактично, подтверждено
либо электронным прибором, либо соматикой, испытавшей на себе
воздействие галлюционогенных средств».[7]
В стилистике постмодернизма есть что-то феминининное. Данный
пассаж безоценочен. Мужчина, с его убогой линейной логикой,
всегда находится как бы в одном файле, и для того, чтобы перейти
из одного файла в другой, ему надо сначала выйти в директорий.
Женщина же всегда пребывает как бы во всех файлах одновременно.
Именно поэтому женщины более точно оценивают ситуации, людей,
именно с этой стереометрической целостности восприятия связаны
знаменитая женская интуиция и женская логика. Этому типу сознания
характерны целостность, предпочтение интуиции перед
рациональностью, образность и метафоричность, неопределенность
(да и нет не говорить), незавершенность мысли и дискурса, как бы
тестирующего оппонента, предпочтение невербальных средств общения
вербальным, многословие и словесная экспрессивность в сочетании
со словесной невыразимостью мысли и т.д. [5] Практически все
характеристики этого типа сознания и ментальности применимы и к
постмодернизму. В этом плане показательны и терминология
(фаллогоцентризм и т.п.), и мультикультурализм, и активность
постмодернистских авторов в непосредственно феминистской
тематике.
Отдельную и весьма интересную проблему составляет динамика
соотношение фаллоцентризма и колпоцентризма и динамика этого
соотношения в современной культуре. [4] Особенно изящно это
удается Н.Григорьевой, [1-3] персонажи которой, постоянно меняя
пол, возраст, язык, раздваиваясь и разтраиваясь «трансцендируют»
столь разнообразно и интенсивно, что позволяет говорить об этой
прозе как «фаллоановагиноорологоцентричной». [6] Причем это не
акцентуирование перверсий, а именно отчаянное стремление к
трансцендированию в другое - во все возможные отверстия.
И все таки: гендер есть предпосылка рациональности или наоборот - ее следствие? Если в начале века очевидным выглядел первый ответ, то сейчас во все большей степени - второй. В начале XX века В.В.Розанов мог вести энергичную критику христианства с позиций фундаментальности гендера (половой идентичности) в бытии человека. Согласно В.В.Розанову, отказ от пола есть отказ от человека, от его укорененности в бытии, отрицание бытия как такового. Тема пола вообще проходит одной из стержневых нитей через Серебряный век российской культуры. Чрезвычайно показательно и поучительно было бы сравнить позицию В.В.Розанова с позицией В.С.Соловьева, видевшего в поле ограничение человеческой свободы. Однако, в нынешней ситуации, когда личность превращается в метафизическую точку сборки ответственности, похоже, начинает сбываться мечта христианства о человеке вообще. В исторической перспективе прав оказался Соловьев. В наши дни, когда тело превращается в подобие костюма, который довольно легко перелицевать, а то и сменить, гендер становится одной из идентификаций Я в зоне его свободы. В духовной истории XX столетия отчетливо прослеживается персонологический сюжет: от радости узнавания феноменологии гендера к постмодернистскому телоцентризму с его деконструкцией тела, а от него - к метафизике личности как точке сборки свободы как ответственности, к постчеловеческой персонологии.
Проективный философский словарь: Новые термины и понятия (под редакцией Тульчинского Г.Л., Эпштейна М.Н.). Алетейя 2003