Цивилизационный прорыв, определяющий лицо современного мира, все его достижения, перспективы и проблемы, обусловлен, прежде всего, «встречей Афин и Иерусалима» - синтезом двух великих идей: иудейского монотеизма и греческой логики.
Действительно, сознание того, что мир сотворен единой волей по единому разумному замыслу, и что человеку даны интеллектуальные средства и способности постижения этого замысла, Логоса как рациональной идеи, мысли, закона мироустройства - ключевой момент для понимания, почему именно в лоне иудео-христиано-исламской традиции стали возможны возникновение научных методов, научно-технический прогресс. Сначала как оттачивания логического инструментария в теологических спорах, изощренного анализа и толкования священных текстов. Затем пришло осознание возможности вопрошать не только тексты, но и саму природу, пытать ее (о-пытное знание). Неспроста возникновение науки, scientia, как опытного знания, и разгул Инквизиции, охота на ведьм - процессы одновременные. От этого оставался только один шаг до отбрасывания «гипотезы Бога» и перехода к деятельности не только познавательной, но и преобразовательной. Со всеми вытекающими из этого последствиями: от грандиозных научно-технических достижений до экологических катастроф и нравственного человекобожеского самозванства.
Обычно вклад рационализма и его главного детища - науки в развитие цивилизации связывается с научно-техническим развитием. Действительно, лицо современной цивилизации - производства, сервиса, коммуникаций, бытовых условий, здравоохранения и т.д. - определяется именно и прежде всего возможностями, предоставленными наукой и техникой.
Однако, не менее важен, хотя, возможно, и менее очевиден, вклад идеи рациональности и науки в нравственную и даже политическую культуру. В данной работе предпринимается попытка обозначить главные компоненты этого вклада, кратко обрисовать их содержание и перспективы.
Наше время осознает себя эпохой практики и экспериментов, когда плоды просвещения, великих замыслов в науке и нравственности, политике и экономике, стали реальностью. И эта реальность во все большей степени выражается и осознается как кризис: экологии, демократии, нравственности, науки, искусства и т. д. Нынешняя цивилизация чревата экологическими проблемами, технологиями, угрожающими жизни человечества, породила уродливые репрессивные политические режимы. Не случайно современной философии характерна трактовка рациональности как источника насилия.
Знание - одно из средств обоснования деятельности, шире - жизни. Лишь будучи соотнесенным с контекстом конкретных потребностей, надежд, возможностей, оно становится идеей - т.е. программой действий, вокруг которой организуются социальные общности, в конечном счете - социальные институты культуры: науки, политики, искусства и т.д. Качество знания, позволяющего действовать эффективно - достигать цели с наименьшими затратами сил и средств является основой как его рациональности, так и рациональности связанной с ним деятельности в соответствующей сфере.
Традиционно понимаемая рациональность выражает идею "сделанности" вещи, явления, их "скрытого схематизма" - как говорил Ф.Бэкон. Такое понимание рациональности восходит к античной идее "техне" - искусного искусственного преобразования или воспроизводства (моделирования) действительности. Благодаря монотеизму (сотворенности мира по единому замыслу) и деизму эта идея получила дополнительные импульсы, что и обеспечило предпосылки бурного взлета научно-технического прогресса западной цивилизации как цивилизации науко- и техно-генной.
В этом плане рациональность совпадает с идеей эффективности как соответствия: выбираемых целей к потребностям или ценностным нормам (Ц/П); результата к целям (Р/Ц); результата к затратам ресурсов (Р/З). Иначе говоря, Р=Э = (Ц/П х Р/Ц х Р/З). Перекличка понятий не случайна. Она свидетельствует о глубокой фундаментальной общности управленческих и познавательных процессов, выражающейся в их обусловленности практической деятельностью. Так же как интегральным выражением эффективности является отношение потребностей к имеющимся возможностям и ресурсам, так и интегральным выражением идеи рациональности, рациональной устроенности сущего является представление об эффективном, т.е. реализуемом и результативном действии.
Рациональность как эффективность и конструктивность целенаправленной деятельности означает, что разумно и рационально то, что позволяет достичь цели, причем оптимальными средствами. Синтез идеи рациональности в духе античного "техне" - искусного искусственного преобразования реальности - с идеей единобожия и дал традицию европейской рациональности. Эта традиция много дала человечеству. Она является определяющей для становления деизма, развития науки, просвещения, научно-технического прогресса, деловой активности и менеджмента... Мир в целом и в своих фрагментах предстал сделанным. Путь познания - путь осознания схематизма этой сделанности. Беспредельное сводится к конечному, финитному. От Бога-творца к деизму и от него к человеку-инженеру - вот путь европейской цивилизации.
На этом основан взлет западной цивилизации. Но ХХ век открыл на этом пути не только благоденствие и процветание. Экологические проблемы, ядерное оружие, технические катастрофы, опасные биотехнологии, политическое насилие - отнюдь не побочные издержки, а прямые и непреложные следствия «техничной» идеи рациональности, оправдывающей приведение окружающей действительности в соответствие с познанной ее сущностью.
Традиционная рациональность фактически отрицает гармонию, меру, сеет омертвление живого абстрактными схемами, требующими для своей реализации принудительного внедрения, порождая те проблемы метафизики нравственности, с которыми человечество столкнулось в ХХ столетии. "Техничная" рациональность или отбрасывает как иррациональную категорию ответственности (и связанные с нею идеи совести, вины, покаяния, стыда и т.д.) или трактует ее как ответственность за реализацию рациональной (=эффективной) идеи. Этот вид рациональности ведет к самодостаточности отдельных сфер применения разума: в науке - к крайностям сайентизма, в искусстве - к формалистической эстетике, в технике - к абсурдности самоцельного техницизма, в политике - к проявлениям маккиавеллизма. Следствием абсолютизации такой рациональности является имморализм, негативные аспекты научно-технического прогресса, питающего мизологию, антисайентизм и тоталитаризм. Абсолютизация традиции «технической» или «технологической» рациональности ведет к крайностям абстрактного рационализма, чреватого самозванством, самодурством разума и насилием. Кризис распадающегося на самоцельные, не стыкующиеся друг с другом сферы бытия, мира - во многом следствие безудержной экспансии «технической» рациональности.
В одной из предыдущих работ [1] было систематически показано - как этот тип рациональности проявляется в самозванном насилии над природой, обществом, человеком. Доведенная до предельных логических следствий рационалистическая мораль даже ведет к «убийственной парадоксальности».
Оправданная рациональной эффективностью жизнь - оправдана вне морали. Мир предстает как объект воли. Сознание, совесть и ответственность как факторы личностного поведения, требуют именно личных усилий понимания и осмысления действительности, реализуют личную экзистенцию человека. В этом же случае разум бессовестен. Он нуждается только в объективности знаний, их ясном выражении и эффективности оперирования ими. [5] Рационально то, что позволяет достичь цели и желательно - с меньшими средствами.
Такой разум способен объяснить что угодно в каких угодно целях. «Ум - подлец», - писал Ф. М. Достоевский, - потому что «виляет». Он не только бессовестен, но и внеличностен, стремится к обезличиванию знаний, изживанию из них субъективных деталей, страстей, интересов. Как известно, рациональность, особенно ее сердцевина - научная рациональность, ориентирована не только на внеличность, но, в погоне за объективностью, даже на максимально возможное вычищение человека из картины мира. Неспроста именно в эпоху Просвещения и прочие эпохи «просветительства» и культа разума возникает стремление вывести разум из-под контроля совести и ответственности. Согласно Ламетри - просветителю XVIII века, «... самое важное... это освободить человека от угрызений совести». Идея вполне в духе обещания Гитлера освободить немцев от химеры совести», ленинского «Мораль - выдумка слабых, жалобный стон неудачников», сталинской сентенции: «Наивно читать мораль людям, не признающим человеческую мораль».
В конечном счете, рациональность, восходящая к «техне» - идее сделанности - не в состоянии обосновать ответственное сознание и поведение, а разум оказывается вещью сомнительной и весьма проблематичной. Так, еще И.Кант, несмотря на отстаиваемую им идею разумности доброй (свободной) воли, подчеркивал, что разум не дает пути к счастью, наоборот: «у многих людей, и притом самых искушенных в применении разума, если только они достаточно искренни, чтобы в этом признаться, возникает некоторая степень мизологии, т. е. ненависть к разуму... Поэтому они в конечном счете не столько презирают, сколько завидуют той породе более простых людей, которая гораздо более руководствуется простым инстинктом и не дает разуму приобретать большое влияние на их поведение» [6]. Кант относится к разуму, как Пьер Безухов, завидующий цельности и природной простоте натуры Платона Каратаева, не разъединенной рефлексиями просвещенного разума. По истине, в многие знания - многия печали, а разум и счастье - две вещи несовместные.
В этом Кант противоречит себе же. С одной стороны, он обосновывал благоразумие как умение выбрать оптимальные и рациональные средства для достижения желаемого - в конечном счете счастья (с. 254 «Основ метафизики нравственности»). А на с. 230 он же писал: «Если бы в отношении существа, обладающего разумом и волей, истинной целью природы было бы сохранение его, его преуспеяние - одним словом, его счастье, то она распорядилась бы очень плохо, возложив на его разум выполнение этого своего намерения...». Эта цель, согласно Канту, гораздо легче и точнее достигалась бы инстинктом, а на долю разума выпало бы «размышлять о счастливой склонности своей природы, восхищаться ей и благодарить за нее благодетельную причину, но не для того, чтобы подчинять слабому и обманчивому руководству его свою способность желания и ввязываться в намерение природы... Одним словом, природа воспрепятствовала бы практическому применению разума и его дерзким попыткам своим слабым пониманием измышлять план счастья и средства его достижения; природа взяла бы на себя не только выбор целей, но и выбор самих средств и с мудрой предусмотрительностью доверила бы и то и другое одному только инстинкту».
Таким образом, хотя счастье и является следствием благоразумия, сам разум к счастью не ведет. Истинно рациональным (рассудительным, разумным и логичным) оказывается «поступок» безрассудный, инстинктивный, лишенный разумного начала - это ли не парадоксальный итог рационализма?
Отказ от разума - достойное «логическое» следствие рационализма. В обществе, которое соответствует идеалу «тоталитарного рационализма» сами разум и знание становятся опасными для их носителя, оно раскрывается как царство безответственного насилия.
Воистину - дело философов объяснять мир и не дай Бог им браться за его переделку. Абстрактный рационализм может идентифицироваться как вирус духовной чумы, а точнее - СПИДа, уничтожающего собственную среду обитания, лишая личность и общество нравственного иммунитета. Воспроизводя свои мертворожденные конструкции, тоталитаристски утопические схемы, «забивая» ими сознание и культуру, он лишает ее живых истоков, корней и тканей, оправдывая и утверждая насилие.
Безответственное насилие - главное следствие абстрактного рационализма. В этом его упрекали все критики рационализма: от немецких романтиков до А.Швейцера и от экзистенциалистов до нынешних постмодернистов. Усилиями последних рациональность и ее сердцевина - логика - предстали чем то мало приличным - логоцентризмом с его убогой бинарностью, нормативностью, навязыванием схем долженствования и, как следствие, созданием институтов социального контроля и репрессий к отклоняющимся от «норм». Одно слово - фаллогоцетризм! Особенно яростной атаке рациональность и научное знание были подвергнуты М.Фуко. В его многостраничных трактатах тюрьмы, психиатрические лечебницы, лепрозории, другие институты социального контроля и репрессирования предстают результатом становления науки Нового времени, претендующей на достоверное знание. При желании, можно понять негативное отношение к научной рациональности гея, который, зная, что он безнадежно болен СПИДом, успел заразить еще более 200 человек. Но справедливо ли столь массированное навешивание на рациональность всех собак современной цивилизации?
Рациональность позволяет искать и находить не только основания и причины, но и следствия. Проведенное рассмотрение показало, что мировоззренческими и нравственными практическими следствиями поисков и утверждения универсального закона, первопринципа в социальной практике, являются самозванство и вождизм, утопизм и мифократию, нетерпимость и безответственность, доведенные до амбивалентности добра и зла, в конечном счете - насилие.
Попробуем сместить акцент с поиска универсальной первоосновы на выведение следствий. В этом ракурсе вклад рациональности и его сердцевины - логики - в нравственную и даже политическую культуру не менее очевиден.
Логика возникла и развивалась, прежде всего, как теория эффективной аргументации - деятельности, связанной с доказательством, обоснованием, опровержением, критикой и анализом конкретных утверждений, положений или мнений. Необходимость в эффективной аргументации возникает в самых различных ситуациях обыденной жизни и судебной практики, политики и науки, средствах массовой информации и, разумеется - деловой активности.
Однако востребована логика в таких ситуациях может быть не всегда, а, очевидно, только тогда, когда люди стремятся быть понятыми и убедить других в своей правоте, когда они стремятся установить истину, достичь взаимоприемлемых оценок, побудить других к признанию необходимости сделать нечто. А это возможно только когда человек имеют возможность публично и результативно отстаивать свои интересы.
Иначе говоря, востребованность логики предполагает несколько условий:
С весьма краткого периода Афинской демократии и до сих пор логика так и ходит в истории «под ручку» со свободой, рынком, правовой культурой, демократией и открытостью общества. В обществе закрытом, деспотическом логика как технология публичной аргументации просто не может быть востребована. Отечественная история - убедительное тому подтверждение.
Не будет преувеличением сказать, что логика выступает своеобразной несущей арматурой современной культуры и цивилизации - от образования, науки, техники и информационных технологий до морали, права и политической культуры. Более того, сама логико-научная рациональность оказывается сердцевиной культуры толерантности и ненасилия.
Соотнесение понятий науки и этики, звучит и выглядит почти парадоксально. Во-первых, этика - философская дисциплина, а у философии с наукой отношения достаточно не простые и не однозначные. С одной стороны, философия вряд ли подпадает под категорию собственно науки - science, и в англоязычном мире относится к сфере humanities. Social science занимают как бы промежуточное место: уже не humanities, но еще не science. И зарубежных «братьев по разуму» часто ставит в недоумение наличие Института философии Академии наук, защиты философских диссертаций на степень кандидата или доктора наук. На их недоуменные вопросы, какое отношение философия имеет к науке, я обычно отшучиваюсь, что если у нас философия проходит по епархии science, то у них неразберихи не меньше: физики и прочие scientists получают степень PhD, то есть доктора философии. Так что наш хрен их редьки не слаще.
Шутки шутками, но есть и более серьезные вопросы к словосочетанию, вынесенному в заголовок параграфа. Дело в том, что наука (science) традиционно и не без оснований рассматривается как внеэтичная сфера, как сфера имморальная - по ту сторону добра и зла, не имеющая к ним отношение, будучи ориентированной на истину. Еще в конце XIX - начале XX вв. Считалось, что наука не знает запретных тем, все доступно пытливому уму ученого. Но конец ХХ столетия вывел на первый план неожиданные с традиционной точки зрения проблемы, такие как ограничения на занятия генной инженерии (в том числе - пресловутым клонированием), пересадка органов, эвтаназия. Даже аборт стал серьезной проблемой, имеющей острое политическое звучание. На глазах сформировалась и приобрела черты респектабельности целая дисциплина - биоэтика.
Все эти очевидные факты, однако, связаны только с первым кругом соотнесения этической тематики с современной наукой. Речь идет о социиально-культурном контексте восприятия науки и ее результатов социумом, то есть об этических факторах, действующих с внешней по отношению к науке позиции, не присущих самой науке.
Второй круг этической проблематики применительно к науке связан с проблемой рациональности. Работы Т.Куна, С.Тулмина, М.Полани, П.Фейерабенда и др. продемонстрировали роль и значение нормативности, нормативно-ценностного момента в содержании теоретического знания. В этой связи даже встал вопрос о различных типах научной нормативности и рациональности. В этом случае речь идет уже о нормативных регулятивах, встроенных в само содержание научного знания, внутренне ему присущих.
Но существует еще один круг, в котором встречаются этика и наука. Речь идет об этике, нормативности, действующей в научном сообществе, точнее - сообществах.
Человек как социальное существо не принадлежит абстрактному обществу вообще. Его социальность всегда реализуется в конкретных общностях: семье, дворовой компании, компании школьных сверстников, трудовом коллективе, профессиональной группе. И для каждой из таких общностей характерны свои нормы, ценности, традиции и герои, предания и легенды, нередко - язык или жаргон. Культура (в том числе - национальная) всегда предстает не монолитным единством, а единством многослойным, многоукладным, наполненным пестротой быта нравов, обычаев.
Наиболее заметны в любом обществе выделяющиеся в нем половозрастные, профессиональные, досуговые (по предпочитаемым занятиям в свободное время), религиозные, этнические общности. На их основе возникают и развиваются так называемые субкультуры или культуры отдельных групп, из которых состоит общество в целом. Отдельные личности, принадлежащие к таким группам наиболее комфортно ощущают себя именно в наиболее близкой им культурной среде, находя в ней "дом своей души".
Субкультуры выполняют в обществе чрезвычайно важные функции. Они объединяют людей в конкретные общности, создают условия для становления и формирования личности, ее самореализации, оценки и самооценки. Субкультуры во многом выступают механизмом развития совокупной культуры общества - ведь кто-то должен инициировать идеи, выступить проводником и носителем новых идей. Некоторые субкультуры, наоборот, способствуют сохранению каких-то норм и традиций. В этой связи различают субкультуры охранительно-закрытые (например, религиозные общности), компенсаторно-агрессивные (молодежная субкультура), коммуникативно-открытые (например, туристы).
Специфической субкультурой является научное сообщество, само, в свою очередь, делящееся на субкультуры по научным дисциплинам: естественников (и далее - физиков, биологов, астрономов...), математиков, гуманитариев, медиков... Наука, начавшаяся как интеллектуальное творчество одиночек, чем дальше, тем во все большей степени представала коллективной, социально упорядоченной деятельностью.
Фактически научное сообщество (точнее - каждое из научных сообществ) представляет собой субкультуру - со всеми характеристиками, применимыми к другим субкультурам: этническим, молодежным, детским, криминальным и др. Научное сообщество ни что иное как одна из профессиональных субкультур со своими нормами, традициями, эпосом, сленгом, героями, юмором и т.п. Но всех их объединяет так называемый "научный этос" - представления о допустимом и недопустимом в поведении настоящего ученого.
Перечислим наиболее очевидные ценностные нормы, которым должен соответствовать «настоящий ученый»:
Разумеется, любой, хотя бы немного знакомый с бытом и нравами науки, знает, что в научных коллективах действуют другие этические максимы, с точностью до наоборот по отношению к приведенному перечню: оригинальность, яркость и неординарность; эмоциональная вовлеченность и ангажированность научной идеей; способность привлечь финансовые средства, к продвижению идеи, рекламе; признание авторитета учителя и лидера; скрытность и закрытость по отношению к конкурентам, готовым перехватывать идеи; верность и преданность школе, направлению, нетерпимость к «изменщикам». Можно, конечно, говорить о двойной морали, двойном стандарте. Во-первых, этос «науки-для-себя» - по отношению к «своим», которые должны быть преданными и блюсти чистоту рядов. И во-вторых, - этоса «науки-в-имидже», для внешнего потребления, адресованного по отношению к другим, которые должны видеть нас открытыми к критике, нейтральными, бесстрастными, а самое главное - и сами быть таковыми.
Так или иначе, но даже краткое рассмотрение трех кругов соотношения науки и этики демонстрирует многоуровневое проникновение этики в науку, пронизанности науки (как знания и как деятельности) этикой. Поэтому может и должна идти речь не о чуждости науки и этики друг другу, а о необходимости выявления и прослеживания их взаимодействия. И если экстерналистский и интерналистский аспекты влияния этики, нравственной культуры на развитие науки изучены достаточно подробно, то обратное влияние науки на нравственную культуру социума до сих пор остается почему-то вне систематического анализа и осмысления.
В свете проведенного предварительного рассмотрения очевидно, что в этом случае речь может идти не о корпоративной этике науки-для-себя - в этом ее этос мало отличается от этоса любой другой субкультуры, и ни о какой толерантности в этом случае говорить не приходится. В культурогенезе любой субкультуры нет и не может быть толерантности, речь может идти только об утверждении и экспансии определенного идентитета.
Другое дело в случае этоса науки-в-имидже. Его нормативно-ценностное содержание резко отличает науку от других субкультур, сыграло и до сих пор играет исключительно важную роль в установлении правил социального общежития науки с другими субкультурами и даже социума в целом. Еще Р.Мертон обратил внимание на роль пуританской этики в становлении естествознания в XVIII веке. Действительно, члены Королевского научного общества были пуританами, а пуританские ценности полезности, рациональности, индивидуальной ответственности, скепсиса к традиции и аскетизма определяли и до сих пор часто определяют образ ученого (image of scientist).
С позиций этого этоса науки-в-имидже критериями научности являются объективность, независимость во взглядах, бескорыстие, бесстрастность и критичность по отношению к любому авторитету, интеллектуальная скромность и открытость к критике. Эти критерии закрепляется в специальных процедурах, формальном и неформальном общении (вузовская подготовка, аспирантура, экспертизы, защита диссертаций, научные сообщения и публикации, их отбор и редактирование, популяризация). Тем самым обеспечивается вербовка и воспроизводство научных сообществ, контроль за их деятельностью, организация коммуникации и общения, влияние на другие общественные сферы: органы власти, деловой мир, образование.
Наука и возникла как самостоятельная и независимая нормативно-ценностная система. Вся ее история - история отстаивания и укрепления этой самостоятельности и независимости. [7] Более того, динамика науки, процессы дифференциации и интеграции в ней - суть история отстаивания самостоятельности и независимости критериев (норм и ценностей) соответствующих научных дисциплин.
В этом своем постоянном стремлении к автономности выработки критериев наука мало чем отличается от любой субкультуры, вырабатывающей свою собственную картину осмысленной действительности и ориентиров в ней. Главное отличие и своеобразие - в самих этих ориентирах, обусловленных рядом особенностей культуры и аргументации и научной деятельности.
Для науки, для научного осмысления действительности, для научной картины мира, в отличие от религии, мифа, искусства, идеологии, такими ориентирами и критериями являются объективность, строгость, точность, непротиворечивость и т.д. В этом плане науку можно рассматривать как общецивилизационную и общечеловеческую школу рациональности, объективности и ... толерантности.
Эта роль обусловлена рядом особенностей научной деятельности:
Без учета этих обстоятельств невозможно адекватное объяснение природы и истории либерализма, правозащитного движения в СССР, стилистики постмодернизма, мультикультуральной толерантности и других проявлений современной культуры. [8]
Научная строгость предполагает, что все положения научной дисциплины должны быть обоснованы и логически согласованы. Но при этом нельзя забывать, что каждая конкретная наука может достигать целей обоснованности и логической связности своим особым способом. Поэтому научная объективность признает конкретную ограниченность справедливости каждой из возможных точек зрения. И именно благодаря этой нейтральности и толерантности наука очертила область рассуждений, в которой можно достигать взаимопонимания и сотрудничества независимо от различных интересов, идеологических и политических взглядов, религиозных убеждений и прочих мотиваций и установок.
Более того, ценность науки как раз и состоит в возможности признать некие утверждения в качестве истинных или ложных независимо от авторитета и властных возможностей людей, высказывающих эти утверждения. И это великое благо для цивилизации, которое дала последней наука.
Обоснованность и строгость научного знания имеют еще и другую сторону: полноту и точность. Оно стремится выработать все более целостную картину мира, в которой мир предстает системой взаимосвязанных и взаимозависимых компонентов. Но тогда, чем более глубокое и полное знание вырабатывается наукой, тем глубже и полнее ответственность носителей этого знания. В начале статьи уже отмечалась немыслимая даже еще в начале ХХ века острота этической проблематики относительно современной научной деятельности (биоэтика и т.д.). Речь идет об этической оценке как используемых средств, так уже и об оценке формулируемых целей исследований и экспериментов.
Более того, концепции и результаты научно-технической деятельности выступают своеобразными провокаторами нравственности, ставя перед нею все новые и новые проблему в силу все более глубокого проникновения в причинно-следственные связи. Но и с этой точки зрения наука оказывается отличной школой толерантности, вынуждая исследователя соотносить свои цели и намерений с возможными последствиями для окружающей природы, общества, других людей.
С этими обстоятельствами связана та выдающаяся роль, которую сыграла наука в становлении и развитии либерализма. И дело даже не в исторических реалиях, таких как связь либерализма с философией позитивизма и утилитаризма. Сами эти реалии порождены глубокой и интимной укорененностью идей свободы и ответственности в научной деятельности.
По очень точному наблюдению А.И.Бродского, возникновение и развитие либерализма предполагает возможность автономного существования различных сфер деятельности и соответствующих нормативно-ценностных подсистем культуры: нормы ценности и цели одной сферы деятельности не могут быть обоснованы нормами, ценностями и целями, принятыми в другой. Логическим принципом, обосновывающим эту идею в классическом либерализме является невыводимость прескриптивов (нормативных, оценочных, императивных) высказываний из высказываний описательных. [9] При этом важно помнить, что только последние могут быть истинными или ложными.
Короче говоря, согласно этому принципу, человеческая деятельность в целом не имеет и не может иметь единых и общих оснований. Нормы, ценности и цели не могут быть выведены из каких-то универсальных представлений о мире. Каждая сфера деятельности (культуры) как нормативно-ценностная система задает свой контекст осмысления. [10] Поэтому собственно либеральная идеология может опираться только на сознание этой относительности человеческих знаний и стремлений, влекущее обязанность уважать всех людей и свободу, предполагая разумно (рационально) выстроенный скептицизм и критицизм.
И неслучайно, поэтому, именно научная среда является социальной базой формирования и продвижения идей и ценностей либерализма. Это, кстати, было весьма наглядно продемонстрировано на примере правозащитного движения в СССР. Научно-техническая интеллигенция по данным авторитетных и обстоятельных социологических исследований в советское время была наиболее продвинутой ("опережающей") социальной группой. [11] Практически все социально-культурные нововведения (от авторской песни до оздоровительного движения и от самиздата до видео) инициировались и осуществлялись научными работниками и ИТР занятыми
в непроизводственной сфере. Свободомыслие в этой среде было наиболее аргументировано, рационально, [12] позитивистски ориентировано, в наибольшей степени тяготело к классическому либерализму, выдвинуло такие яркие фигуры общенационального масштаба как В.С.Есенин-Вольпин, А.Д.Сахаров, С.А.Ковалев. Не случайно и такое количество нынешних успешных предпринимателей являются выходцами именно из этой социальной группы. К сожалению, в интересующем нас плане, постперестроечные реалии лишили эту социальную среду ближайших перспектив - оказались подорванными сами физические условия существования этой среды, которая могла стать основой действительного возрождения страны. И дело не только и не столько в пущенном на ветер научно-техническом потенциале, сколько в потенциале интеллектуально-нравственном, имевшейся критической массе социальной базы реформ, оставшейся невостребованной "реформаторами".
Недавно прихожу на родную кафедру. Сидит наша завкабинетом - нормальная молодая тетечка - вся в расстроенных чувствах. Оказывается, ее ограбили на улице. Отобрали сумочку, в которой были деньги, документы и мобильник. «Вы в милицию обращались?» - «Да. Два с половиной часа там провела». - «Заявление написали?» - «А что, надо было заявление написать?» - «А что же Вы там делали?» - «Ну, я плакала, они жалели, говорили, как трудно будет найти»… «Мобильник был включен?» - «Да». - «Симку заблокировали?» - «Зачем?» - «Так ведь наговорить могут сколько угодно». Всполошилась: «А как это сделать? Мобильник не я покупала, а знакомый, который сейчас уехал»…
Стало не по себе. Сколько таких - не способных не то что обустроить свою жизнь, а просто понять, что вокруг и сними самими происходит?! Жизненно, а то и профессионально некомпетентных и несостоятельных людей. Зато каждый день с утра до ночи они видят на экранах телевизоров одного супер-компетентного, который и с заморским резидентом на его языке поговорит, и бычка за ухом почешет, олигархов разведет, и спортсмена наградит, сегодня в микроскоп посмотрит, а завтра из океанских глубин зорко глянет в перископ. И эти люди, сознавая свою полную жизненную беспомощность, голосуют на выборах.
Некомпетентны не только избиратели, дружно голосующие за навязываемых сверху «профессионало», а потом клянущие их на чем свет стоит. Столь же некомпетентными оказываются присяжные, не только оправдывающие, но аплодирующие оправданным ими садистам. Некомпетентны и ребята с «чистыми руками», делающие все, что взбредет в их «холодные головы», а точнее - сначала делающие, а потом думающие. Сколько лет было потрачено обществом на экономический ликбез главы правительства, хотевшего «как лучше»? Не меньше времени уже прошло и сколько еще пройдет, чтобы глава государства, у которого на физиономии написаны все комплексы нации - от инфантилизма до мании величия, понял, что открытая и публичная защита интересов лучше для управления, чем наушничанье?
Более того, некомпетентный чиновник, «силовик при исполнении» шкурно заинтересован в некомпетентности граждан. Он ее даже всячески усиливает эту некомпетентность невнятными и противоречивыми законами и инструкциями, закрывая доступ к ним, создавая и культивируя стресс и комплекс неполноценности. И вся его работа оказывается направленной не на решение реальных проблем и помощь людям, служение интересам общества, а на всяческое «запудривание мозгов» по всем векторам: и населению, и вышестоящему начальству, и смежникам, и журналистам.
Эта тотальная некомпетентность и несостоятельность, растерянность перед реальными проблемами и вызовами оказывается одним из источников агрессивности и насилия в обществе. Несостоятельность порождает испуг и растерянность. А когда человек не знает и не понимает, что с ним происходит, что он конкретно может сделать, чтобы защитить себя и тех, кто находится в зоне его ответственности, он становится агрессивным. Страх переносит ответственность и вину за происходящее на других - непонятных и значит - опасных: международных террористов, олигархов, «оранжевых» украинцев и т.п. Бессилие рождает не только неадекватность, но и безответственность и насилие.
В этом плане можно говорить о глубоком и принципиальном единстве нынешней власти и народа. Народ и власть едины - в своей некомпетентности и несостоятельности, испуганности и агрессивности.
Волна насилия и хоррора, испытываемая нынешним российским обществом является следствием общей, если не тотальной некомпетентности, безответственности и … бессилия.
Из психологии хорошо известно, что насилие есть иррациональная реакция бессилия. [13] А тоталитарные режимы в истории всегда были следствием социальной, экономической и политической депрессии. «Акт насилия есть жест слабости» (Н. А. Бердяев). Скорее - жест отчаянной слабости, лишенного потенциала конструктивного решения проблемы.
У насилия, фактически два источника. Во-первых, неспособность понять происходящее, загоняющая человека в стресс, когда единственной его реакцией на происходящее оказывается не просто отказ от этой реальности, а ее отрицание в агрессии. Во-вторых, бегство от свободы как отказ от ответственности, «уход в безвинность», невыносимость мысли о собственной вине за происходящее. Я оказываюсь не отвечающим за творящееся зло и «перевожу стрелку» на внешних или внутренних врагов.
В обоих случаях насилие, агрессия порождается некомпетнтностью. Само насилие - ни что иное как агрессивная реакция некомпетентных. Поэтому рост насилия в современной России напрямую связан с возрастающей люмпенизацией населения. Радикальные движения от лимоновских нацболов до фашиствующих скинхедов рекрутируются именно в люмпенизированных группах населения, в первую очередь - неработающей молодежи со средним или даже неполным средним образованием.
Существует очевидная корреляция между нетерпимостью и отсутствием логической культуры аргументации. Круг некорректных приемов довольно широк. [14] Это могут быть не только нарушения правил логики как проявление недостаточной логической культуры (паралогизмы) или софизмы - сознательные нарушения логических правил и законов с целью введения в заблуждение оппонента, поймать его в некую ловушку, что требуют уже изощренной логической культуры. Более примитивны такие приемы как подмена тезиса, использование ложных или недоказанных аргументов или поспешное обобщение, сужение или расширение исходного тезиса, использование «нелепых доводов». Не более корректным является аргументация к личности оппонента и других участников спора, игра на их тщеславии, лесть, апелляция к авторитету или к настроениям, чувствам публики, ссылки на недоступные оппонентам и публике факты, источники информации, секреты, тайны и т.п. Столь же некорректным приемом являются намеки, инсинуации, «чтение в душе» у оппонента, приписывание себе знания его мотивов, намерений, мыслей, чувств: Разновидностью этого приема является реплика «Сам дурак!» - своеобразное «анти-dixi», делающее любое продолжение диалога невозможным.
Довольно часто используются различные психологические уловки, направленные против нормального мышления и нормального хода дискуссии. К ним относятся выведение оппонента из душевного равновесия, расчет на его доверчивость, открытость, замедленную психическую реакцию, отвлечение внимания, попытки прямого внушения и тем более - осмеяние.
Своеобразным сводом некорректных, но чрезвычайно эффективных приемов аргументации является так называемая «женская логика». [15] Она имеет заведомое преимущество перед «мужской» аргументацией, поскольку, если в ней и существует некое общее правило, то это непризнание необходимости подчиняться каким бы то ни было общим правилам.
Особое место среди некорректных приемов «аргументации» занимает так называемые «механические аргументы» [16] - выход из спора, срыв полемики, не стесняясь в средствах. «Механической» аргументацией является угроза насилием и, тем более, прямое насилие - экономическое, политическое или другое принуждение вплоть до физического, а тои просто - «палочные доводы». Разновидностью механической аргументации является «argumentum ad morti» [17] - от угрозы смертью до ее осуществления. Как говаривал классик argumentum ad morti И.В.Сталин: «Есть человек - есть проблемы, нет человека - нет проблем», «Смерть решает все проблемы».
Подобная «аргументация» - проявление не только полемической несостоятельности. Она свойственна лицам, не владеющим истиной, чьи мысли, сознание не адекватны реальности. Поэтому насилие над реальностью, над другими людьми оказывается единственным доступным им доводом: жезл Ивана IV, дубинка Петра I, пистолеты и бомбы народовольцев, «диктатура пролетариата», саперные лопатки, заказные убийства, рэкет....
Нетерпимость к другим, насилие, «механическая» аргументация - удел самоуверенных полузнаек.
Российское общество представляет особый интерес хотя бы в силу начавшегося отставания даже от тех обществ, которые вступили в реформы намного позже - Китая, Индии, Бразилии. В российском же обществе, очевидно, в результате многолетнего, если не многовекового, очищения и развития идеи самозванства и безответственности, этот процесс идет очень болезненно и неоднозначно. И это при том уровне образования, который был достигнут в СССР!
Вроде бы все плюсы поменялись на минусы и наоборот, произошла радикальная смена ценностей и ориентиров. Место материализма заняла духовность. На полках книжных магазинов место литературы по диалектическому и историческому материализму заняла литература "духовная", ментальный и супраментальный план, Шри Ауробиндо, технология медитации, Кастанеда и проч. Место рационализма занял иррационализм. "Наука" и "научность" - почти ругательные слова. Наука почти дискредитирована. Сплошная астрология, гороскопы, хиромантия, парапсихология, телекинез, НЛО, пришельцы и т.п. А место утопизма занял прагматизм - откровенный и приземленный. На первый взгляд, в духовном опыте поменялось все. Но ... Духовность оборачивается стремлением с помощью духовно-идеального изменить материальное - излечиться на расстоянии, двигать предметы усилием воли и т.п. Иррациональность, которая нормативно-катехизична, как любая практика гностицизма, ведовства и проч. Прагматизм, который стремится получить результат, добиться успеха немедленно6 здесь и сейчас, причем - усилием воли. Это духовность, которую не отличить от материализма, рационалистичная иррациональность, прагматизм, который утопичен. А главное - итог тот же самый. И в том и в другом случаях это невменяемость, бегство от свободы, когда личность как кусок масла на сковородке распускается. И никто ни за что не отвечает.
По-прежнему отвергается идея свободы как ответственности, главенство закона по отношению к любой власти. Фактически мы имеем дело все с тем же опытом невменяемости и самозванства, только в новом обличии. Очевидно, что дело не в недостатке или избытке рационального знания, сколько в качестве этой рациональности, не способной консолидировать общество на конструктивном балансе интересов.
Традиционный ответ России на вызовы истории - усиление власти и насилие, включая принудительное нововведение и реформирование, жесткая организация, контроль, подтягивание резервов и ... потери - обязательные и большие. Попытка реализовать эту модель предпринимается и в наши дни. Однако, нынешняя ситуация отличается парадоксальностью: как и прежде все еще нельзя без насилия, но и уже невозможно с насилием.
Без сильного государства России не обойтись, как не обойтись без него любому современному обществу и человечеству в целом. Но сила его не может быть имперски-тоталитарной. Сила его может быть основана только на человеческой свободе.
Свободные люди - не только собственники недвижимости и природных ресурсов. Это еще и самодостаточные, востребованные профессионалы, просто жизненно компетентные люди, знающие как эффективно распорядиться своей жизнью, знаниями, способностями.
Жизненная компетентность, в принципе, задается культурой. Все люди едят, работают, любят, но делают это разными способами, которые и есть культура - конкретный способ жизни. Культура - ни что иное как механизм порождения, накопления и трансляции социального опыта. В этом плане каждая культура - национальная, этническая, профессиональная, возрастная, дворовая, семейная - дает ее носителям конкретную жизненную компетентность. Забрось жителя мегаполиса в амазонские джунгли или чукотскую тундру - долго он не протянет. А индейский или чукотский подросток будет знать, что и как делать. Но привези его в большой город, и он испытает мощный стресс. В наше время отложились уже и элементы общечеловеческой культуры. Знание английского языка, способность пользоваться современными компьютерно-информационными технологиями, гостиничным сервисом, водительские права, плюс профессионализм в конкретной сфере деятельности - и человек не будет испытывать особых проблем в любой стране.
Эта социальная «обученность» обеспечивается как явочным порядком (семейным воспитанием, общением со сверстниками, коллегами), так системой начального, среднего и высшего образования, системой права, государственными институтами социального управления и контроля, религией, искусством, СМИ, деятельностью общественных организаций. Все это позволяет личности адаптироваться к внешней среде, понимать и решать проблемы, с которыми она сталкивается на индивидуальном, семейном, групповом и других уровнях.
В условиях интенсивной трансформации общества, когда привычные нормы, традиции и стереотипы оказываются малоэффективными, личность нуждается в дополнительной поддержке, если не навигации. Речь идет о дополнительных мерах и усилиях, обеспечивающих:
В начале 1990-х учебный центр питерского объединения «Персонал» даже разработал целую программу под названием «Курсы жизненной компетентности». Что-то похожее, только в национальном масштабе, требуется и в наши дни. В этом также открывается реальное поле сотрудничества бизнеса и общественности, реальных Public Relations, социального партнерства свободных и ответственных социальных субъектов, способных сформировать, помимо прочего, и реально полезную и эффективную государственную власть.
Знание, рациональность вооружает в том смысле, что делает компетентным.
Сила и власть не сводятся к насилию. Английское power восходит к латинскому posse, что означает «быть способным». Речь идет, таким образом о качестве, которое проявляется везде, в качестве основы жизненного процесса и только иногда проявляется в насилии.
Избавление от насилия может быть связано только с избавлением от бессилия. Это предполагает способность к распределению силы, власти и ответственности, чтобы любой член общества знал и чувствовал, что с ним считаются, и что от него что-то зависит, от его позиции и его усилий. Жизнь есть единство добра и зла. Нет «чистого добра», достигнутого в стороне от зла, независимо от него, а не вопреки ему, не в противодействии ему.
Особую роль в жизненной компетентности и профилактике насилия играет логика - ядро только интеллектуальной культуры. Логично - значит - рационально, конструктивно, значит - общезначимо, апеллирует к взаимопониманию и общепринятым правилам рассуждения. Логично - убедительно, потому что доказательно, реализуемо, потому как истинно. И потому логично - значит вменяемо и ответственно, т.к. проверяемо и конкретно. Не случайно стоики так сближали логику и этику. Логическая и нравственная культуры - две стороны единства человеческой свободы и ответственности.
Свободный человек относится к другому как тому же свободному, учитывая его интересы, вступает в диалог и ответственные отношения. И ему нужна логика. Самоуверенному полузнайке, самозванцу, [18] знающему как других сделать счастливыми помимо, а то и вопреки их воле, она не нужна. Его воля не ограничена (не определена) свободой. Поэтому он нетерпим. Ему нужны только идея, лозунги и действия. Свобода воли как воля к неволе. А кто не с нами, тот против нас. Другие для него - такие же невменяемые самозванцы - слушать их, говорить с ними - незачем. Единственный довод - «механический». Поэтому особое значение имеет раннее и интенсивное обучение логической культуре - по возможности в средней школе.
Толерантность (терпимость) это, прежде всего - допущение существования иного, предположение возможности его существования, В наиболее зрелой форме она предполагает также согласование взаимных позиций. Если я терпимо отношусь к носителям иной этнической культуры, религиозных, политических, эстетических и прочих взглядов, норм, ценностей, то я допускаю их существование, признаю за ними такой же экзистенциальный (онтологический) статус, что и своих представлений. Иначе говоря, я признаю наличие чего-то общего с ними. Например, несмотря на наши различные с ними идентичности (identity, die Identitaet) я признаю нечто общее, что я разделяю с ними. Это может быть общая государственная и соответствующая правовая системы, язык, историческая судьба и т.п.
В этой связи не выглядит парадоксальным наблюдение М.Уолцера, согласно которому, наиболее толерантным типом государственного устройства в истории является империя с ее надэтничностью, надконфессиональностью. [19] Имперское культурное наследие обладает существенным потенциалом развития открытого общества. В подтверждение этого тезиса можно привести содержание недавнего доклада Совету Европы о содержании и источниках идеи европейскости (европейской идентичности). Согласно авторам доклада, европейская идентичность включает в себя: мультикультуральность, демократию, толерантность, веру в исторический прогресс, права человека. [20] Причем источники формирования этих базовых ценностей авторы доклада возводят к Древнему Риму, Западно-Римской империи, империи Наполеона, экспансии Запада в Америке, Азии, Африке, Австралии, т.е. имперским началам, объединявшим западный мир.
Имперское по самой своей сути - общечеловеческое. Или претендует на таковое. В идее империи и в имперском наследии заложен парадокс. Все известные в истории империи (Александра Македонского, Древний Рим, Византия, империи древного и средневекового Китая, Священная Римская империя, Австро-Венгерская империя) оставляли после себя великие культуры. Более того, можно утверждать, что цивилизационные прорывы в истории осуществлялись именно империями. В идее империи много конструктивного, объединяющего, способствующего снятию противостояний, раздробленности, развитию государственности и просвещению, формированию условий развития и совместного существования. Более того, опыт развития США показывает, что возможен империализм на базе демократических ценностей.
Оппозицией толерантности является нетерпимость в двух основных ее формах: пассивной и активной. Вектор реализации пассивной нетерпимости направлен на самого субъекта нетерпимости. Фактически речь идет о реализации эскапистской стратегии «ухода»: отказе от общения, покидании помещения, отъезде, переезде и т.п. Активная же нетерпимость всегда направлена на другого, проявляется в широком спектре насилия («механической аргументации»): от угроз до принуждения и прямого физического воздействия вплоть до лишения жизни. Любое насилие суть стремление к доминированию одной силы в ее противостоянии другой - вплоть до ее подчинения или уничтожения. [21]
Особого внимания заслуживает соотношение и взаимосвязь пассивной и активной форм нетерпимости. Не обусловлена ли парадоксальность российского духовного опыта, сочетающего эскапизм и терпимость малой плотностью населения и возможностями миграции? Не случайно всякий раз в российской истории пространственные ограничения порождали взрыв социальной нетерпимости и насилия. Но в современной цивилизации решать социальные конфликты с помощью переселений народов, депортаций, этнических чисток уже невозможно. Мир стал мал, тесен, мы живем уже в быстро интегрирующемся информационном, экономическом, даже культурном пространстве.
В свете изложенного, можно признать, что логическая рациональность является интеллектуальным выражением и инструментом решения проблем без обращения к насилию, [22] выстаивая баланс интересов и гармонизируя их в некую целостную систему.
Естественная человеческая потребность видеть мир осмысленным и справедливым, оправданным. Но на каких основаниях сравниваются сущее и должное, во имя каких интересов будет осуществлено в их единой плоскости действие? Проблема рациональности, сущности вещи, ее целостности и неповторимости, оказывается неотрывно увязанной с проблемой сущности - той же целостности и неповторимости - мира в целом. Более того, в силу этого, проблема сущности оказывается связанной и с проблемами свободы и ответственности. "Техническая" рациональность отбрасывает эти проблемы как иррациональные, не укладывающиеся в представления о технологии разумного. Поэтому и порождает безответственное самозванство. Природа, общество подвергаются насилию ради воплощения якобы прознанных закономерностей их же развития. И ответственность при этом снимается - ведь это природа и люди приводятся в соответствие со своей же сущностью. Иначе говоря, свобода понимается как произвол, навязываемый извне природе, обществу, человеку. Человек обязан принять некую схему, он так или иначе, но оказывается абсолютно несвободен в обосновании своих поступков. Но зато полностью свободен от ответственности за последствия и результаты. Ведь он действовал рационально, был всего лишь средством и орудием, исполнителем - не более. Тем самым «технический» рационализм лишает философию нравственности собственно поступка сознательного и вменяемого действия.
Но рациональность и существенность связаны не только с целеустремленностью, но и с ограниченностью знания, которое суть ни что иное как проявление попыток конечного, ограниченного в пространстве и времени существа (человека) понять и выразить конечными средствами бесконечное разнообразие мира. Эта ограниченность неизбежно проявляется в абстрагировании от одних свойств и выделении других, существенных в каком-то смысле (плане, цели) и образующих некоторую целостную выделенность вещи. Это означает, помимо прочего, и возможность за конечное число шагов построить, сконструировать, воссоздать данную вещь как единое целое. Поэтому, можно говорить еще об одном существенном свойстве рациональности - целостности и о другой традиции рациональности. Ее можно связать с античной идеей "космоса" - естественной гармоничной целостности мира, когда особое значение приобретает индивидуально-неповторимое - не абстрактный элемент множества, а необходимая часть целого, без которой целое уже иное. Восточным аналогом этого типа рациональности является идея «дао»: дао-истины как дао-пути - единственного и неповторимого в гармонической целостности мира.
Этот тип рациональности связан с ныне почти забытыми категориями гармонии и меры. Понимание человеческого бытия в этой традиции - реализация не абстрактного общего, а части конкретного единства, что позволяет вполне рационально ставить вопрос о природе изначальной ответственности и не-алиби-в-бытии. Это ответственность не перед высшей инстанцией в любом ее обличье, не перед общей идеей и ее носителями, а ответственность за изначальную гармонию целого, частью (не элементом!) которого является индивидуально неповторимая личность, за свой - именно свой, а не воспроизводящий другие - путь и «тему» в этой гармонии мира.
В наше время все более явной становится зависимость "техничной" рациональности от более фундаментальной "космической". "Космичная" рациональность не отменяет "техничную", а включает ее как средство рефлексии, осознания меры, содержания ответственности. Если сведение бесконечного и абсолютного к относительному и конечно сделанному ведет к бесчеловечному, то установка на беспредельное и абсолютное ведет к работе души и гуманности. Ответственность первична, ум и разум вторичны. Они суть средства осознания меры и глубины ответственности, меры и глубины включенности в связи и отношения, меры и глубины укорененности и свободы в мире.
"Космическая" рациональность не отбрасывает "техническую", ее аппарат. Познать меру и глубину ответственности человек может только традиционными методами (теоретическое знание, моделирование и т.д.). Но меняется вектор. Не ответственность ради рационального произвола, а разумность как путь осознания меры и глубины ответственности. Одновременно смещается акцент: с частичной эффективности на целостную гармонизацию, с цели на используемые средства, с поиска первопричины на выявление следствий, а значит и - с воли на ответственность. Традиционный путь - путь произвола и самозванства, путь разрушения природы, человеческих связей и душ. Другой путь - путь свободы и ответственности, путь утверждения бытия и гармонии - в душе и с миром. Либо прав Ф.М.Достоевский и "ум - подлец, потому как виляет" в способности оправдать что угодно, либо надо уметь им пользоваться.
Космичная рациональность целостности изначально ориентирована на выстраивание баланса и гармонизацию взаимодействий, что само по себе не предполагает насилия. Можно сказать, что идея толерантности является проявлением этой идеи рациональности. В этих условиях сама техническая рациональность приобретает характер инструмента выявления возможных следствий и последствий, ответственности за них. Поэтому особое значение приобретает возможность оценки проектов и решений, процедура которой использовала бы потенциал техничной рациональности для реализации установки рациональности космичной.
Особую актуальность приобретает определение социально-психологических предпосылок выстраивания оптимальных и эффективных отношений в обществе, консолидация и оптимизация интересов всех участников социальной жизни. Экономика, также как и политика и образование - не самодостаточны, а имеют своей конечной целью человека.
Показательна главная тенденция процессов в самых различных областях жизни, а именно - их все более очевидной зависимости от личностного (персонологического) фактора. Это все большая зависимость политической жизни от личности лидеров, учета личностных ожиданий граждан. Это и все более гуманитарная зависимость современной деловой активности: все более индивидуализированный характер маркетинга, рекламы, [23] персонал-ориентированные технологии менеджмента, PR и формирование корпоративных культур, репутационный менеджмент и т.д. [24] Только уникальное глобально. Источник всего разнообразия современного единого мира (единого в своем разнообразии и разнообразного в своем единстве) коренится в сердце души каждой уникальной личности.
Эта общая тенденция выражена и в эволюции философствования последних двух столетий: от онтологии к гносеологии и далее через аксиологию и культурологию к персонологии. Человеческая личность - цель, средство и результат любых общественных процессов и преобразований. Поэтому учет возможных последствий для перспектив личностного развития - принципиально важен.
В мировой правовой системе произошел сдвиг, может быть - самый значительный за всю историю. [25] Суть этого сдвига в том, что неотъемлемые права человека приобретают наднациональную юридическую значимость. Речь идет именно о, похоже, необратимой динамике. От экономики, политики право в мировом масштабе шагнуло в обеспечение гарантий национально-этнической культуры. Повсеместно активизировались правозащитные движения, все более гуманными становятся законодательства и пенитенциарная система. Яркий пример тому - запреты или моратории на применение смертной казни. То есть, право закрепилось уже и на уровне гарантий существования отдельной личности. [26] Похоже, назревает следующий шаг - к сердцевине гуманитарности. Речь идет отнюдь не только о гарантиях свободы вероисповедания и прочей культурной идентичности. Это гарантии предыдущих уровней. Речь идет о свободе доличностного уровня. Яркий пример - проблемы абортов и использования генной инженерии, клонирования и т.п. Все они связаны с правовой защитой еще не сформированной личности, некоей возможности личности.
Поскольку право, закон - формализованная часть нормативно-ценностного содержания культуры, нравственности, фиксируя в «сухом остатке» закрепляемые нормы социальной жизни, то общая динамика гуманитарной культуры за последнюю сотню лет становится тем более очевидной. В условиях интенсивной трансформации современного общества, острых межкультурных и социальных напряжений решающим оказывается учет пресловутого «человеческого фактора», духовного опыта и мотивации, развитости «человеческого капитала», эффективности социальных инвестиций. В современном обществе речь уже не может идти просто об условиях физического выживания или даже обеспечения социальной справедливости. На первый план выходят представления о качестве жизни - полноценной жизни и личностном благополучии, складывающихся не только из денег и здоровья, но благополучия психологического, возможностей самоопределения этнического, конфессионального, возрастного.
В этой ситуации назревает необходимость введения в социальную практику института гуманитарной экспертизы (ГЭ), позволяющей оценивать возможные последствия (позитивные и негативные) принимаемых решений для развития личности. [27]
Специфика ГЭ вытекает из особенностей гуманитарного знания. При оценке эффективности социальных проектов в контексте их целесообразности в плане оценки перспектив личностного развития, ГЭ ориентирована, прежде всего, выявление возможного нарушения баланса социальной безопасности и свободы.
Социальная безопасность связана с реализацией уровней инфраструктуры личности: обеспечение жизни, здоровья, сохранения и развития культуры и соответствующей идентичности, развития экономической и политической систем. Однако эти уровни рассмотрения и соответствующие критерии носят относительный характер. Абсолютным критерием ГЭ оказывается обеспечение возможности самоопределения - свободного ответственного выбора.
ГЭ оценивает любую деятельность с точки зрения ее последствий для человека - как целого (социум) и как индивида. Ее главными особенностями являются: нормативно-ценностное содержание; персонологический характер; ориентация на обеспечение баланса интересов и консолидации общества; ориентация на обеспечение возможности социально ответственного личностного выбора (самоопределения); комплексность и междисциплинарность. В определенном смысле ГЭ - разновидность мета-консультирования в духе А.Мэслоу. Она позволяет не только оценить опасности конфликтов, но и создать основу согласования интересов - не в политической и экономической сферах, а их предпосылке - сфере представлений о жизненных целях и критериях. Только учет таких долговременных и интегративных целей позволяет консолидировать общество, разрешать социальные конфликты (в том числе - застарелые), обеспечить профилактику экстремизма. Наконец, ГЭ - сфера реальной востребованности еще сохраняющегося интеллектуального потенциала российской науки, поле реального социального партнерства общества, бизнеса и государства.
В качестве потенциальных заказчиков ГЭ могут выступать: федеральные и региональные законодательные органы; федеральные и региональные органы исполнительной власти; судебные и правоохранительные органы; армия; общественные организации: партии, движения; НКО, особенно - профсоюзы; бизнес-структуры и бизнес-объединения; частные лица и группы граждан.
Формирование, развитие и продвижение такой социальной технологии как гуманитарная экспертиза - процесс долговременный, решающим образом зависящий от формирования общественного мнения, инициирования принятия соответствующих нормативных актов, разработки необходимых индикаторов, подготовки специалистов-экспертов. Однако для внедрения и продвижения социальной экспертизы в современном российском обществе созрели все необходимые и достаточные условия:
Дело только за самоорганизацией профессиональной среды и эффективной реализацией имеющихся предпосылок.
Наше время - время осознания предела традиционного "технологического" разума и рациональности. Все более сужается поле самозванства рационалистического активизма, которое человечество может допустить и позволить в технике, политике и даже - в науке. Познание сущности явлений, существенность знания оказываются проявлением специфически человеческого измерения бытия - свободы и ответственности в гармонической целостности сущего.
Недостаток знаний, «техническая» непонятность и «иррациональность» не освобождают от ответственности «космической». «Техническая» ответственность не отбрасывается, а рассматривается как действительно техническое средство познания своего места и пути в «космосе». Причем сама ответственность приобретает изначально рациональный характер. Она иррациональна или «более чем рациональна» в традиционно-техническом плане. В плане же космическом она рациональна просто. Она только «инорациональна».
Осмысление действительности не сводимо к осознанию «сделанности» вещей и явлений. А идея не сводима к программе эффективной (успешной) деятельности. Все это, разумеется, составляет ткань осмысления, но оно вторично. Идея - суть познание меры и глубины свободы, а значит - меры и глубины ответственности. Разум и рациональность - вторичны. Первична ответственность как соотнесения с другими, с миром, совесть как признание их прав, диалог с ними. Человеческое бытие суть со-бытие, а сознание - не что иное, как совесть. В сознании (совести) реализуется личная экзистенция человека, оно требует личных усилий понимания происходящего, в то время как разум нуждается только в ясном выражении знаний и соблюдении объективных правил оперирования ими.
Долженствование человеческого действия не определяется однозначно истинностью имеющегося знания и теоретического рассуждения. Первично не сознание и мышление, а сама практическая жизнедеятельность, стороной которой они являются. Теоретичность и рациональность не цель, а лишь средство, даже - одно из средств обоснования человеческих поступков. Мир человека - мир личностный, не случайный, весь наполненный ответственным выбором. И центром, «точкой сборки» этой ответственности является личность, занимающая неповторимое, а значит и ответственное, место в ткани бытия.
Эту силу и значение индивидуализированной личности неявно признает и абстрактный рационализм, апеллирующий к личной ответственности, спрашивающий с личности ее самоотречение и подчинение. Однако принцип личной ответственности в любой форме предполагает безусловное признание абсолютно свободной воли. Отказ от признания свободы выбора означал бы крушение любой этической системы, нравственности и права. Единственность и первичность ответственности личности за любые проявления своей активности - краеугольный камень любого права и любой нравственности.
По глубокому замечанию М. М. Бахтина, воля и долженствование внеэтичны, первичны по отношению к любой этике или другой системе ценностей и норм (эстетической, научной, религиозной и т. д.). Согласно Бахтину конкретные этические, эстетические, научные и т. д. нормы «техничны» по отношению к изначальному долженствованию человеческой жизнедеятельности. [28] В принципиальном разведении понятий этической нормы и долженствования М.М.Бахтин един во взглядах со своим старшим братом Н.М.Бахтиным, [29] что, с учетом духовной близости братьев и глубины духовных поисков, свойственной их кругу, говорит о глубокой продуманности этой идеи. Действительно, абсолютизация этики ведет, как это показал опыт Ницше или «подпольного человека» Достоевского, к нигилизму. Бесконечная необходимость обоснования «должен» какими-то нормами есть следствие самой природы теоретического обоснования, уходящего в бесконечную череду мета-мета-мета... метауровней.
[1] Тульчинский Г.Л. Самозванство. Феноменология зла и метафизика свободы. СПб, 1996.
[2] Кант И. Собр. соч.: В 6 т. Т.4. Ч. I. С. 234-238.
[3] Там же.
[4] Сам И.Кант не питал на этот счет иллюзий. «Из человеколюбия я бы согласился, пожалуй, с тем, что большинство наших поступков связано с долгом: но стоит только ближе присмотреться к помыслам и желаниям людей, как мы всюду наталкиваемся на их дорогое им "Я", которое всегда бросается в глаза: именно на нем и основываются их намерения, а вовсе не на строгом велении долга, которое не раз потребовало бы самоотречения» (Там же. С. 244). Не хочется переходить на личности, но - не любил людей Иммануил Кант!
[5] См. «Логика целевого управления», «Разум, воля, успех» и «Проблема осмысления действительности»
[6] Кант И. Собр соч.: В 6 т. Т. 4. Ч. I. С. 230-231.
[7] Агацци Э. Моральное измерение науки и техники. - М. - 1998.
[8] См. Тульчинский Г.Л. Наука и культура толерантности // Петербургская Академия наук в истории академий мира. СПб, 1999, с.68-76.
[9] Бродский А.И. Об одной ошибке русского либерализма. //Вопросы философии. 1995. No.10, с.154-159.
[10] Об осмыслении как нормативно-ценностном синтезе знания истины (реального), оценки (целесообразно необходимого) и нормы (реализуемой возможности), а также возможности соответствующей "стереоскопической" логической семантики см. Тульчинский Г.Л. Проблема осмысления действительности. Л., 1986.
[11] Художественная культура и развитие личности. М., 1987; Фохт-Бабушкин В.У. Художественная культура: проблемы изучения и управления. М., 1986.
[12] В этом плане специального внимания заслуживает роль советского логического научного сообщества и распространения логического образования, интереса к методологии науки в формировании и развитии правозащитного и - шире - демократического движения. См.Тульчинский Г.Л. Логика в советском обществе. // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Часть II. Л., 1990, с.62-64.
[13] См., например, Мэй Р. Сила и невинность: в поисках истоков насилия. М., 2001.
[14] См. например, Тульчинский Г.Л. Культура деловой аргументации. СПб, 2001, с.50-80.
[15] См. Курбатов В. Женская логика. Р/Д, 1993.
[16] Поварнин С.И. Спор. О теории и практике спора. СПб, 1997.
[17] Тульчинский Г.Л. Argumentum ad morti // Вестник СПб Университета. Сер.6. Вып.1. СПб, 1995, с.10-14.
[18] См. Тульчинский Г.Л. Самозванство. Феноменология зла и метафизика свободы. СПб, 1996.
[19] Уолцер М. О толерантности. М., 2000. См. также Тульчинский Г.Л. Имперская культура как потенциал свободы // Империя и либералы. СПб, 2001, с. 46-51.
[20] In From the Margins. Contribution to the Debate on Culture and Development in Europe. A Report prepared for the Council of Europe. - Strassburg (Culture Commitee of CE), 1997.
[21] Антропология насилия. СПб, 2001, с.223.
[22] Эта констатация открывает широкую перспективу формулировки и анализа логических моделей толерантности - в рамках как классической, так и модальных логик. Собственно, именно к логическим и математическим моделям терпимости и справедливости и сводятся споры современных западных либералов. Cм. Современный либерализм. М., 1998; Sen A.K. Collective Choice and Social Welfare. San Francisco etc. 1970; Rawls J. Theory of Justice. London, 1971. Правда, признание очевидной корреляции толерантности и логической культуры порождает новые вопросы. Например, распространяется ли толерантность в ее логической интерпретации на допущение противоречия? Означает ли оппозиционность нетерпимости и насилия толерантности и логической корректности невозможность их логического анализа?
[23] См. например, Нордстрем К., Риддерстрале Й. Бизнес в стиле фанк. Капитал пляшет под дудку таланта. - СПб, 2000.
[24] Перминова С.В. Культура в системе развития деловой активности. Часть I. Бизнес, менеджмент и культура. СПб: СПб ГУКИ, 2001. - 172с. Культура в системе развития деловой активности. Часть II. Культура и личность в современном менеджменте. СПб: СПб ГУКИ, 2001. - 432с.
[25] Еще в начале XX столетия право было озабочено соблюдением норм социальной жизни в экономической, политической сферах преимущественно. Нарушение прав национально-этнического плана не становилось вопросом правовой экспертизы. Например, армянский геноцид так и не стал в свое время предметом правовой оценки. Но уже Холокост расценивался Нюрнбергским процессом как преступление против человечности. В 1993 году решением Совета Безопасности ООН был создан Гаагский трибунал по преступлениям в бывшей Югославии, а в 1994 - трибунал по преступлениям, совершенным во время гражданской войны в Руанде. В 1998 - принято решение о создании Постоянного международного уголовного суда по военным преступлениям, преступлениям против человечности и геноцида. Более того, международное сообщество вернулось к правовой оценке армянского геноцида начала ХХ века. В Польше прошла острая национальная дискуссия по оценке активного участия польского населения в уничтожении евреев на территории Польши в годы гитлеровскорй оккупации. Дискуссия завершилась публичным принесением Президентом Квасневского покаяния от имени польского народа.
[26] В этой связи, стоит отметить все большее расхождение российской правовой системы с быстро меняющейся мировой правовой культурой. Например, мы все более отдаляемся от исторически неизбежной правосудной и политической оценки преступлений большевизма, сталинского режима и КПСС перед собственным народом. Общественное мнение резко негативно относится к защите прав человека, к ограничению смертной казни.
[27] 11-13 июня 2004 года в Звенигороде прошел круглый стол, фактически - мозговой штурм, посвященный перспективам институционализации гуманитарной экспертизы, в котором приняли участие известные отечественные и зарубежные психологи, философы, лингвисты.
[28] Бахтин М.М. К философии поступка //Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1984-1985. М., 1986.
[29] Бахтин Н.М. Их жизни идей. Статьи. Эссе. Диалоги. - М., 1995.
Рациональность: насилие или жизненная компетентность? // Виктор Александрович Штоф и современная философия науки. СПб: СПБ ГУ, 2007, с.213-246.