ГРАНИЦЫ ЛИЧНОСТИ (поступка) - одно из центральных понятий персонологии, в том числе - постчеловеческой. Постигая бесконечный мир осмысленно, то есть неизбежно с какой-то позиции, с определенной точки зрения, человек оказывается связанным с выбором этой позиции. И каждая такая позиция является неповторимой, уникальной, а ее занятие - актом свободы. Метафизика самоопределения принципиально неустранима из человеческого познания и духовного опыта в целом. Феноменология, экзистенциализм, философская герменевтика весьма убедительно продемонстрировали, что интерпретация, понимание и даже язык - не только коммуникативные процессы, а являются проблемами поиска человеческой позиции, являются проблемами персонологии и метафизики свободы.
Человек проделал путь от целостности мифа, сливающего человека в
неразличимый синтез с природой, обществом, к этносу, роду, классу
и, наконец - к личности. От безличного человека к индивидуальной
личности, границы которой совпадают с границами свободы и ответственности. Эти
границы динамичны и подвижны, завися, прежде всего, от
особенностей культуры, которой принадлежит личность, и которая
собственно и определяет границы личности. До позднего
Средневековья к ответственности привлекались не только отдельные
люди, но и общности людей. Кровная месть могла быть
распространена на весь род. В ХVI в. на Руси Иван Грозный,
наказывая боярина, распространял вину не только на весь его род,
но и на дворню, крепостных. Вырезались и сжигались целые деревни.
В истории известны преследования иноверцев и целых народов.
Умалишенный мог быть обвинен в колдовстве, связях с дьяволом и
подвергнут любому наказанию, вплоть до смертной казни. В таком же
положении могли оказаться и дети - даже младенческого возраста.
Широко известны средневековые процессы над детьми и даже над
домашними животными: котами, собаками, свиньями, печально
заканчивавшиеся для "обвиняемых". Еще в 1593 г. был
сечен кнутом и сослан в Сибирь церковный колокол, которым били в
набат в связи с убийством царевича Димитрия в Угличе.
Мировоззренческой почвой для всех этих преследований выступало
одушевление природы, стремление человека во всех явлениях
окружающего мира видеть действие намеренных сознательных сил -
добрых или злых. Любое явление рассматривалось как поступок.
Можно сказать, что мир древнего человека, включая и космос, был
миром личностным, миром поступков.
До сих пор сохранились рецидивы коллективной ответственности.
Классовой к "буржуям", "кулакам",
"интеллигентам". Национальной - пресловутая
ответственность немецкого народа, попытки обвинить
"малый" народ в бедах "большого", то есть
евреев в бедах русских, попытки обвинить русских в присущей им
агрессивности, косорукости и недоумочности, поиски "врагов
народа" и т. п. - явления того же рода. Однако, в настоящее
время в цивилизованном обществе правовые границы личности как
субъекта поступка и ответственности за него, практически
совпадают с границами психофизиологической целостности
индивидуальной человеческой личности, буквально - с ее
кожно-волосяным покровом. Причем даже эти границы подвижны,
зависят от возраста и психического здоровья личности.
Несовершеннолетний (а в каждой культуре свои правовые границы
совершеннолетия) или психически больной (невменяемый) человек в
эти границы н попадает, т.к. не отвечает за свои действия в силу
недостаточности интеллектуального и нравственного развития или в
силу болезненного состояния. За этими границами человек не
является личностью, так как невменяем (ребенок, маразматик,
психический больной и т. п.). Однако в круг правовой
ответственности до сих пор попадают и некоторые общности людей -
"юридические лица" типа фирм, трудовых коллективов,
общественных организаций. Определенный круг ответственности в
рамках гражданского законодательства возлагается и на семью. Тем
не менее, можно говорить об общеисторической тенденции
"привязывания" границ поступка и ответственности за
него к границам индивидуальной личности, о постепенном сужении
этих границ - как правовых, так и нравственных.
Поучителен в этой связи российско-советский опыт с его негативизмом по отношению к частной собственности, когда все вокруг Божье, ничье, государственное. В условиях отсутствия собственности границы свободы и ответственности как границы личности буквально совпали с границами тела, границами кожно-волосяного покрова. В этой ситуации, когда собственность, свобода и ответственность совпали с «голой избыточностью», когда в распоряжении личности оказывается исключительно только собственное тело, проявиться личностная свобода могла только в нанесении татуировки, членовредительстве и суициде. Опыт гулаговских з/к и не только их, но их - в наиболее чистом виде, убедительно показал это.
Очевидна историческая тенденция сужения границ Я, границ личности
как вменяемого, свободного и ответственного субъекта от племени,
общины, рода до психосоматической целостности индивида, к
определенным этапам его жизненного пути, например, от 18 лет до
наступления старческого маразма.
Ничто не мешает предположить, что сужение конуса Я, свободы и
ответственности может быть продолжено уходом вглубь тела под
кожно-волосяной покров в стремлении к некоей точке с возможным
последующим расхождением "по ту сторону точки" в некоем
новом запредельном расширении. Но тогда - не является ли личность
феноменом только нашего времени? Ее не было. Она есть. Но ее
может не быть. Более того, эта тенденция сужения границ
вменяемости и личности может быть продолжена в плане сужения
границ человеческого Я. Действительно ли ин-дивид неделим?
Современный человек имеет множество Я: в социальных ролях, в
своих движениях души, фантазиях, во сне и т. д. Распавшаяся на
иногда конфликтующие ипостаси личность - типичный образ
современного искусства. Человек и ответственность перерастают и
взламывают традиционные границы личности, которые совпадают с
границами ответственности. И кто сказал, что процесс сужения
границ ответственности (а значит - и личности) не может пойти
вглубь? К ответственности составляющих и образующих
индивидуальную личность частей?
Границы свободы и ответственности сузились настолько, что перешли
в запредельное. Разве уже сейчас не возлагается ответственность
не на целостную личность, а на стихии, процессы и системы ее
образующие и пронизывающие? Например, ответственность возлагается
на наследственность, окружение, а то и на части тела и организма
(нервная система подвела, "это не я убил - рука сама
убила"...), а то и на отдельные социальные роли ("разве
ж это я убил, я бы не смог, но как зять"...). Или как в
шекспировском Гамлете: "Не я виной, мое безумие!". И
нет субъекта, нет человека. Он рассыпался на биологическое,
социологическое, психологическое, религиозное и т. д. существа, а
точнее - сущности. Об этой тенденции свидетельствует и
обостренный интерес в конце ХХ столетия к так называемой
"трансперсональной (то есть внеличностной) психологии",
духовным практикам в духе Кастанеды, интегральной йоги Ауробиндо
и т.п. Общим для всех них является поиск органической связи
человека с бесконечным полем сознания (универсальным разумом или
космическим сознанием), то есть выходом конкретной личности за
рамки пространственно-временных и причино-следственных
границ.
Современный человек находит детали своего облика, знакомые
свойства, связи, структуры, но только не себя самого. Движется по
направлению к себе, но никогда не достигает себя. Общество же
оперирует человеком, исчисляет его статистически, его
распределяют по организациям, используют его для разных целей.
Человек, по словам Н.А.Бердяева, "проваливается в окружающий
его предметный мир".
Эта деперсонализация, ничтоженье Я переходит на ничтоженье и
распыление реальности, что проявляется, в том числе, и в
искусстве, причем, в искусстве - наиболее безобидным и неопасным
для окружающих образом. Так, современные проза и поэзия, в
отличие от постмодернистских, дающих опыт деконструкции, дают
переживание «ускользания текста», а значит и ускользания и
распада мира. Зачем показывать атомную войну или вселенское
одичание (для этого достаточно СМИ), если можно показать одичание
текста, его взрыв и агонию. В модернистском и постмодернистском
искусстве распад поражает как бы основы языка - речи и письма,
переносится на морфологический и даже фонетический уровень
(футуризм - раньше, А.Горнон, Сигей - сейчас). Текст может как в
«вакуумной поэзии» зримо исчезать со страницы. Более тонкий
вариант этого разложения - подрыв синтаксиса, грамматики, логики,
стилистический диссонанс в опытах ОБЕРИУтов, В.Хлебникова,
А.Платонова. Но уже в прозе и поэзии А.Драгомощенко, прозе
Л.Петрушевской сталкиваешься с распадом и разложением на другом
уровне и в другой среде. Достигается это языковыми средствами
«гладкого письма», но эффект достигается не языковой: стилистика
не нарушена, грамматика и морфология тоже, фраза построена
правильно, мысль, вроде бы, серьезна, но утрачена мотивация их
порождения, артикуляция и вербализация мысли расточают и
уничтожают саму мысль, усилие вернуть утраченную мысль, чтобы
снова ее потерять. Мысль не порождается движением текста, а
рассеивается им, стирается. И это тем страшнее, что разрушается
не смысл - он вполне локально нормален - но как бы мир смысла, а
значит и смысл мира, сам осмысленный мир как таковой.
Тем самым, как бы меняется отношение к литературе. За разрывом,
несовпадением письма А.Драгомощенко с полем общего смысла стоит
некий телесный опыт, хапос, лишенный смысла, прагматичной
функциональности. И этот опыт непередаваем. Даже будучи поведан,
он подрывает коммуникацию, потому что никто не в состоянии
идентифицировать себя с этой телесностью, выскальзывающей из
рамок социальной (общей) осмысленности. Сам А.Драгомощенко в
романе «Китайское солнце» называет этот феномен «агонией
установления нетождества»: «мне не то чтобы нужно другое в
высказывании, но по какой-то неотчетливо выражающей себя причине,
необходимо обессмысливание говоримого, сведение его в конечном
счете к неартикулируемому остатку как к предвосхищению,
бормотанию, нечленораздельному подземному гулу». В результате
литература, искусство в целом становятся чем-то глубоко частным,
связанным с головокружительным опытом непонимания, провалами в
бытии, когда повествование, прошитое такими дырами, на них
собственно и держится. А в конечном итоге это опыт переживания
«анти-сатори», негатив просветления: «Но мир состоит из ложных
признаков присутствия, и только укол соломинки в темя позволяет
увидеть то, что неподвластно как знанию, так и молитве».
Проективный философский словарь: Новые термины и понятия (под редакцией Тульчинского Г.Л., Эпштейна М.Н.). Алетейя 2003