../../Измененные состояния сознания: психологическая и философская проблема в психиатрии (42)

Глава 4 ПСИХОЛОГО-ПСИХИАТРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИЗМЕНЕННЫХ СОСТОЯНИЙ СОЗНАНИЯ

4.2. Универсалии изменений самосознания в психотерапевтической группе

Факт изменения сознания устанавливался на основании данных о смещении границы между содержанием психики, прежде воспринимавшимся с качеством «своего Я» и тем, что воспринималось как «не-Я». В ретроспективных самоотчетах участников имелись указания на появление новых уровней самоидентификации: от исходного уровня эго-психики (отождествления себя с социально-ролевыми признаками и представлениями о себе как о личности) к более глубоким (аутопсихическим, витальным, трансперсональным) идентификациям, прежде воспринимавшимся как «не-Я». Смещение границы между отождествлением Я и «не-Я» происходило по мере изменения актуальности того или иного содержания самосознания. Имея в виду, что в самоидентификации участвуют как когнитивная, так и аффективно-эмоциональная сферы, в выделении уровней самосознания (сознания) мы полагались на соответствующие этим уровням когнитивно-аффективные маркеры. Оценка внешнего поведения участников групп и самоописания имевшихся переживаний позволили составить представление о наличии относительно константных уровней самосознания (сознания): 1) уровень социально-ролевых привязанностей;
2) аутопсихический уровень;
3) витальный (экзистенциальный) уровень;
4) уровень мифологического самосознания[8].

Использование именно таких названий становится понятным при описании того, как измененные состояния сознания «даны» в переживании, то есть при изучении феноменологии названных уровней.

Начальный этап изменения самосознания характеризовался снижением актуальности стереотипного самовосприятия, ролевых установок личности и социальных привязанностей, определявших первый исходный уровень. Его содержание теряло эмоциональную значимость и воспринималось как абстрактный социальный контекст с качеством «не-Я». Вместе с этим изменялась привычная самооценка, привычный образ собственного Я терял достоверность. В ярком эмоциональном сопровождении выступали собственные мысли, припоминания, образы, которые становились материалом для самоидентификаций, оформляли актуальное переживание собственного Я на уровне аутопсихического самосознания. В более глубоком изменении самосознания последнее расширялось до самоидентификаций с целостным психофизическим организмом. Происходила полная идентификация своего Я с ощущениями тела, очень живыми, непосредственными и интенсивными.

Позитивный момент этих этапов изменения самосознания может быть проиллюстрирован самоотчетами. В них говорилось, что пришло понимание того, насколько гипертрофированы были причины прежних неурядиц и конфликтов в общении. А с осознанием того факта, что социально-ролевые и аутопсихические самоидентификации не являются главными в иерархии ценностей, возникало желание наладить отношения с близкими людьми - извиниться за нанесенные обиды и со своей стороны многое простить им. Другой тип высказываний касался изменения оценки собственного тела - это не некий посторонний предмет в ряду других привычных предметов обихода, а самое что ни на есть достоверное представительство личности человека. Возникало понимание психосоматического единства - новый опыт свидетельствовал, что проблемы, не пережитые в эмоциональном межличностном общении и в деятельностной сфере, могут проецироваться в сферу телесности. Высказывались желания бросить курить, покончить с перееданием, вообще, быть более внимательным к своим телесным потребностям. Судя по результатам самонаблюдений участников эксперимента, снималась эмоциональная напряженность в межличностном общении, открывалась возможность новых самоидентификаций (расширение пределов самосознания), создавалась потенциальная возможность перехода на новый уровень взаимодействия с окружением, где доминировали более зрелые ценности. О переживаемых непосредственно в группе аффективных составляющих витального уровня нужно сказать особо. Именно здесь мы встречались с переживанием тревоги, сопоставимой с тревогой из клиники аффективных расстройств. В некоторых случаях возникали совершенно противоположенные переживания полного благополучия, счастья, не сопоставимые с ранее известными чувствами и близкие к экзальтации. Идеаторное содержание этого уровня характеризовалось преобладанием образных форм переживания с увеличением ассоциативных, символических связей и затруднением логических процессов. Многие участники в последующем затруднялись вербализовать неопределенные по форме аффективные переживания, иногда упускали их из вида, указывая на особенно запомнившиеся телесные ощущения, совпадавшие, как выяснялось, с модальностью аффекта. Это были либо чрезвычайно тягостные болезненные ощущения, сопровождавшиеся страхом смерти, либо, наоборот, очень приятные телесные ощущения, сравниваемые с сексуальным удовлетворением.

Феноменология переживаний мифологического уровня самосознания напоминала онейроидную симптоматику за тем существенным исключением, что сохранялась связь с вышележащими уровнями самосознания (их содержание полностью не отчуждалось). Последующее вербальное оформление переживаний зависело от предшествующих знаний и жизненного опыта. Одни устные отчеты были похожи на сказочные сюжеты с соответствующими персонажами, другие напоминали сценарии фантастических фильмов. У пациентов, знакомых с психологией, возникали ассоциации с юнговскими архетипами.

Характерной чертой переживаний на мифологическом уровне было двойственное чувство того, что, с одной стороны, человек отождествлялся с непосредственными переживаниями - как никогда ранее чувствовал свое тело, участвовал в развивающихся драматических событиях и даже играл в них центральную роль, а с другой - возникало явственное ощущение «свидетельствования» - наблюдения за происходящим как бы со стороны. На уровне аутопсихического и витального самосознания «наблюдатель» присутствовал на социально-ролевом уровне, находился «снаружи». Мифологические же самоидентификации чаще сопровождались трансцендированием «наблюдателя» в глубь субъективности, что воспринималось как присутствие чего-то неявного и неконцептуализируемого внутри себя, чего-то большего, чем сам человек. С предельным углублением мифологического уровня свидетельствование растворялось в переживании всеединства, сопричастности со всем, полной самодостаточности и гармонии, сопровождавшемся аффективным состоянием непередаваемого счастья, возвышения, глубокого внутреннего блаженства.

Так может быть описан феноменологический спектр уровней самосознания (сознания) в ИСС экспериментального контекста. Общая схема взаимодополняющего влияния аффективной и идеаторной сфер самосознания в наблюдаемых изменениях сознания (самосознания) может быть описана следующим образом. Наличие аффекта побуждает к саморегуляции и развитию изменений сознания, а изменения способствуют успешной трансформации аффекта. При этом на первом этапе саморегуляции происходит отказ, как правило, болезненный и субъективно нежелательный, от прежних самоидентификаций. Фокус «внимания-осознания» смещается на новый материал (рефлексия - самообнаружение - самопознание)[9], а рефлексивный поиск новых самоидентификаций заканчивается приданием им чувства «своего» (самоутверждение). Для рассмотрения структурно-функциональных аспектов изменения самосознания в их единстве необходимо краткое отступление. Е.В. Черносвитов (1983, с. 79), развивая принятое в психологии выделение эмоциональных и когнитивных составляющих самосознания, говорит о двух его функциональных аспектах - саморегуляции и самопознании. Согласно этому автору, самосознание осуществляется как саморегуляция, придавая «застывшему» полю сознания качество динамической (самоорганизующейся) системы, и требует для этого «зримого, вне себя положенного "пространства"".

Рассмотрим, как этот тезис раскрывается в связи с вопросом изменения самосознания в осложненных условиях существования[10]. Улиц, имеющих нарушенные взаимоотношения с внешним миром, эффективность разрушает устоявшуюся дезадаптивную систему представлений и эмоциональных связей, требует от человека готовности к рефлексии, к поиску новых средств самоопределения, обусловливает переход между фиксированными уровнями самосознания и проявление скрытых адаптивных возможностей. В нашем контексте речь идет о необходимости личностной интеграции содержания прежнего уровня самосознания или о включении в рамки самоидентификации новых латентных уровней самосознания. Это одинаково относится к психотикам, невротическим личностям и здоровым лицам, находящимся в ситуации стресса. Различия заключаются в том, что для первых эффективность чаще проявляется в непосредственном виде, в восприятии так называемой свободно плавающей тревоги. Для вторых она предстает в том или ином личностном оформлении, ассоциированная с субъективными искажениями. У здоровых субъектов аффективные переживания, как правило, напрямую связаны с психотравмирующими обстоятельствами и проявляются в форме конкретных социально значимых эмоций[11]

В наших группах динамика самопознания (идеаторного компонента самосознания) оценивалась при наблюдении за сменой уровней самоидентификации. Отчетливые аффективные маркеры каждого уровня позволяли оценивать изменение самосознания в аспекте саморегуляции. К примеру, тревога аутопсихического, витального или трансперсонального уровня субъективно воспринимались по-разному. Изменению привычной самоидентификации на социально-ролевом уровне предшествовали напряженность, беспокойство, чувство растерянности и страх потерять самоконтроль. Высвобождающаяся эффективность приводила к доминированию функции саморегуляции - познавательная установка на внешний мир заменялась внутренней.

Сообщаемое можно было расценивать как то, что прежние осознаваемые границы личности становились "малы" для переработки и интеграции беспредметных аффектов. Нарушалось привычное течение ассоциаций, имеющиеся представления становились менее достоверны, чем непосредственное переживание эффективности. В результате фокус "внимания-осознания" (Ч.Тарт) смещался на более глубокий уровень в иерархической структуре самосознания. Аффективная окрашенность этих "этажей" структуры побуждала направить на них "внимание-осознание", но собственно познание себя, опредмечивание содержания субъективной реальности происходило рефлективным путем, проложенным идеаторными процессами, и заканчивалось выстраиванием новой содержательной дихотомии «другое Я» - «не-Я». Аффект, воспринимающийся как чуждый, в новых рамках самоидентификации становился управляемым эмоциональным состоянием, придающим новым граням Я чувство аутентичности. В этой связи трансформация аффекта в личностные эмоции, оформление протопатической животной чувствительности (эффективности) в социальные качества интерпретировались как выражение функции саморегуляции, обеспечивающей непрерывность сознания (связь разных уровней).

Примечания [1] Эту точку зрения разделяют многие философы, психологи и психиатры. Нужно отметить, что за видимой общностью выводов скрываются полярные монистические мировоззренческие системы. Например, сознание у Гегеля как интенция Абсолютного Духа не имеет ничего общего с материалистической трактовкой сознания как продукта деятельности мозга в ортодоксальной психофизиологической школе. Что не мешает в обоих случаях делать одинаковые заключения и отводить самосознанию скромную роль чего-то вторичного и подчиненного.
[2] Жак Маритен (1882-1973) - французский религиозный философ, автор экзистенциальной версии неотомизма.
[3] Анри Бергсон (1859-1941) - французский философ, один из основателей гуманитарно-антропологического направления.
[4] С.Шпильрейн (1994) приводит случай, когда больной во время трепанации под наркозом воспринимал собственное тело в форме объекта, отделенного от Я, и при долблении черепа воскликнул: «Войдите!».
[5] Как пишет американский исследователь творческого наследия Л.С. Выготского и М.М. Бахтина Дж.Верч (1996, с. 16), «существуют как универсальные, так и специфически социокультурные черты человеческой психики, и это не просто выбор между здравыми и ошибочными допущениями, - скорее это выбор между двумя различными программами исследований, и обращаться надо к ним обеим, а по возможности и объединять их».
[6] Транскультурный характер критериев психического здоровья в DSM-4 может быть декларирован в силу включения в руководство психических расстройств этнического характера, рассматриваемых как патология и в традиционной и в европейской культурах. Соответственно, и критерии психического здоровья здесь могут рассматриваться как независимые от конкретной культуры.
[7] Кроме того, полученный материал может быть рассмотрен и в культурно-историческом контексте (см. далее).
[8] Естественно, что в стремлении преодолеть многообразие и систематизировать зафиксированные феномены мы не смогли избежать упрощения. Тем не менее, представленные уровни (четыре степени «других Я») дают, на наш взгляд, определенное понимание структуры субъективности.
[9] Два указанных момента саморегуляции объединены Хайдеггером общим понятием «экзистирование», означающим быть вне себя и находить себя вне своих привычных рамок.
[10] Под осложненными условиями существования мы будем понимать как болезненно измененные, так и обусловленные внешней ситуацией, в том числе интенсивную жизнь в психотерапевтической группе.
[11] Ввиду изначальной регулятивной функции аффекта использование в ряде психиатрических и в особенности психотерапевтических подходов стимуляции эффективности представляется вполне оправданным.
[12] Исправление этих способов «должно было бы казаться ему (больному) катастрофой собственного существования» (Ясперс, 1994).
[13] Артур Шопенгауэр (1786-1861) - немецкий философ, один из центральных пунктов философии которого - внимание к иррациональной Мировой Воле как творческому безличному принципу, предопределяющему ущербность индивидуальной воли и пессимистическое мировосприятие.
[14] Согласно Г.Эю, тревога является патическим аспектом существования, характеризует саму человеческую жизнь и потому должна рассматриваться не только с психопатологических позиций (цит. по: Морозов, 1972, с. 204-205)./ 83
[15] Блез Паскаль (1623-1662) - французский религиозный философ, сформулировавший представление о трагичности бытия человека, пребывании его между двумя безднами - бесконечностью и ничтожеством (человек - «мыслящий тростник»).
[16] Наличие непосредственно переживаемого Я и «другого Я», с которым это Я отождествляет себя в идеаторных процессах, является феноменом психологическим и предполагающим возможность личностной динамики.
[17] Как представляется, наше описание отражает суть явления, названного Б.Кимурой (1963; по: Смулевич, Воробьев, 1973) отсутствием «внутреннего душевного движения».
[18] То, что изменения сознания являются активным «охранением» личности, не противоречит возможности их развития в психопатологию.
[19] К уже перечисленным могут быть добавлены внешние предрасполагающие и препятствующие условия болезни.
[20] Как пишет А.Д. Адо (1985, с. 173), «в середине XIX века В.Португалов (1863), исходя из тезиса Гиппократа о причинности, выдвинул положение, что "настоящая причина должна быть постоянной и определенной, т.е. единственной"".
[21] В этой связи процесс изменения сознания требует доверия к нему.
[22] Понимание внутреннего смысла этих расстройств является первым условием их лечения.

01 | 02 | 03 | 04 | 05 | 06 | 07 | 08 | 09 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 18

Дремов С.В., Семин И.Р.,