ENG
         
hpsy.ru/

../../Измененные состояния сознания: психологическая и философская проблема в психиатрии (13)

Глава 1. ПСИХОЛОГО-ПСИХИАТРИЧЕСКИЙ ОБЗОР ПРОБЛЕМЫ ИЗМЕНЕННЫХ СОСТОЯНИЙ СОЗНАНИЯ

1.3. Современный взгляд на проблему

Выражением "современный взгляд" обозначено адекватное проблеме ИСС стремление определить позицию для целостного психолого-психиатрического и философского рассмотрения поднимаемых вопросов. Заявка на целостность подхода к проблеме предполагает изучение еще одного аспекта адаптивности ИСС, а именно, роли изменений сознания в сохранении внутреннего равновесия индивидуума.

В отечественной литературе проблема ИСС как самостоятельная тема была впервые поставлена в работе Д.Л.Спивака "Лингвистика измененных состояний сознания" (1986). Проведенное автором исследован неубедительно показывает непосредственную связь изменений сознания с иерархической структурой сознания. Согласно Д.Л.Спиваку (1986, с.84), каждому из составляющих сознание уровней соответствует свой "язык, -свои интонационные характеристики (мелодические контуры, спектры), параметры темпа речи (время чистой речи, длительность пауз, скорость артикуляции), то есть определенная система лексико-грамматических средств. Зная эти характерные признаки языковой упорядоченности соответствующего уровня, используя специфический "язык", возможно установить продуктивное речевое общение с человеком в ИСС.

Применение лингвистического теста в ходе последовательной диссолюции сознания (снижения уровня, по Джексону) позволило объективно реконструировать этапы, пройденные в развитии русского языка за последние столетия. Выделенные в ИСС архаичные аспекты языковой структуры позволили сопоставить язык измененных состояний сознания с бранной речью, с реликтовыми сакральными языками (Спивак, 1986, с.14,37).

Собственные оригинальные исследования Д.Л.Спивак предваряет общей панорамой исследовательских программ по проблеме ИСС. "Изучение ИСС, - пишет Д.Л.Спивак (1986, с.9), - проводимое большим количеством научных коллективов, стало в последнее время приоритетным направлением в исследовании мышления". С 1973г. издается международный "Журнал измененных состояний сознания", библиографические перечни насчитывают тысячи трудов по этой теме, получившей особое развитие после международного симпозиума по измененным состояниям сознания (Торонто, 1978).

Современный уровень разработки проблемы ИСС представлен тремя наиболее известными теориями. Швейцарский психолог и психиатр А.Диттрих (1986), выбрав самую непротиворечивую модель сознания - круг, вслед за В.Вундтом расположил весь спектр сознания таким образом, что в центре помещается нормальное бодрствующее сознание, а по окружности - бессознательное, сопоставимое с выключением сознания. Между ними на разных радиусах расположены переходные измененные состояния сознания, сопоставимые между собой при условии равной удаленности от центра - так называемые смежные состояния сознания. Это дает основание говорить, что ИСС имеют общие стабильные характеристики, независимые от вызывающей причины (Dittrich etal., 1986). Данная модель, или теория смежных состояний сознания, обладает определенной разрешающей способностью, проясняя феноменологическое сходство смежных состояний сознания, будь то фармакологически вызванные, возникшие в условиях сенсорной (социальной) изоляции или в психозе.

Динамика ИСС и направленность изменений сознания находят выражение в теории непрерывных состояний сознания К. Мартиндейла (Martindail, 1981). Описывая основное измерение, вдоль которого изменяется сознание, он отстаивает традиционную для американской науки "одномерную" схему сознания. Она задается линией регрессии, вдоль которой происходит диссолюция сознания по направлению к его первичным древним состояниям. Другими словами, имеется континуум непрерывных состояний сознания, представимый в виде оси, пронизывающей структуру сознания. В нижней части этой оси находятся психозы, выше могут идти сны, еще выше - уровень, достигаемый психофармакологией, дальше - неврозы и т.д. Пожалуй, основное, что дает предложенная Мартиндейлом схема, во многом перекликающаяся с психоаналитическими конструктами, теорией единого психоза, - это самое общее представление об изменениях сознания в контексте определенной стратификации. Вместе с тем абсолютное отождествление разных по происхождению состояний сознания в соответствии с единственным критерием - положением на оси регрессии - вряд ли возможно. Представления Мартиндейла по этому вопросу во многом дополняются и корректируются другим вышеупомянутым американским исследователем - Ч.Тартом, концепция которого нуждается в отдельном обсуждении.

Обзор новых исследовательских подходов к ИСС был бы неполон без обращения к трансперсональному направлению в психологии, вобравшему в себя идеи классического психоанализа, юнгианской аналитической психологии, райханианства и экзистенциальной психологии. Трансперсоналистская программа изучения измененных состояний сознания во многом альтернативна большинству положений традиционной психиатрии и академической психологии. И все же это направление имеет право называться научным. В нем используются эмпирические данные, дается их строгий научный анализ, знания систематизируются, причем отчетливо выражено стремление к их приложению в терапевтической практике. Наукометрический анализ журнала "Трансперсональная психология" (Налимов, 1993) показывает, что публикующиеся в нем авторы опираются в своих предпосылках на материалы ведущих академических журналов по психиатрии. Лидерами трансперсонального направления являются сложившиеся профессионалы психиатры А.Маслоу, Р.Ассаджиоли, Р.Уолш, С.Гроф, Ч.Тарт и др. В числе предтеч трансперсонального направления с полным правом могут быть названы В.Джемс, 3.Фрейд, К. Юнг, Г.Салливан, В.Франкл и другие видные ученые[6].

Говоря о трансперсональном направлении психологии и психиатрии в связи с проблемой ИСС, прежде всего следует отметить разработанные здесь варианты стратификации сознания. Таковы, в частности, "картография сознания" С.Грофа, шкалы Ч.Тарта, "спектр сознания" К.Уилбера. Предложенные трансперсоналистами "классификации", наверное, можно считать уточнением взглядов К.Юнга на строение индивидуального сознания. Хотя подобные схемы дают лишь структурное, статическое представление о сознании, они отражают главные линии и различия, позволяют за огромным множеством содержаний увидеть целостную картину состояний сознания. Общее и ценное в них - это указания на присутствие в сознании неявных, трансиндивидуальных уровней, проявления которых официальная психиатрия в большинстве случаев расценивает как психопатологию.

Отдельный интерес представляют воззрения на иерархическую структуру сознания Ч.Тарта. Особенность его теории в том, что выделение шкал, упорядочивающих состояния сознания, он проводит по аксиологическому принципу. Ч.Тарт (1994, с.210-211) отмечает, что определения "более высокого и более низкого" уровней сознания зависят от мировоззрения человека и ценностной ориентации культуры в целом. Так, например, в западной ценностной шкале высшим принято считать состояние полной рациональности. В соответствии с этой шкалой более низкими являются творческие состояния (обращение к внутренним импульсам личности), еще ниже - сон, интоксикация марихуаной, психопатические состояния, состояния, вызванные галлюциногенами, и токсикогенный психоз. "По-видимому, - пишет Ч.Тарт (там же), - эта шкала молчаливо признается большинством западных интеллектуалов. Подчеркнем - именно молчаливо. Это значит, что оценки этой шкалы вплетены в общую ткань системы ценностей нашего общества... оценки по этой шкале чаще всего делаются неявным образом. Когда система ценностей или ее предпосылки имплицитны, человек не осознает их наличия и потому не подвергает их сомнению. Он просто автоматически воспринимает мир и мыслит, основываясь на этой системе с ее предпосылками. Например, что бы ни сказал человек, о котором известно, что он "психотик", это будет рассматриваться как свидетельство его безумия, а не оцениваться само по себе" (там же, с.211-213).

Ч.Тарт (там же) пишет, что рациональность, превозносимая в европейской шкале ценностей, является недостижимым миражом. При этом "обычное состояние является окказионально невротическим в том смысле, что в нем рациональность оказывается лишь рационализацией тех процессов, которые основаны на бессознательных побуждениях и эмоциях". Кроме того, "рациональность вряд ли пришлась по душе большинству из нас - ведь человек с таким сознанием был бы чем-то вроде компьютера".

Указанием нескольких ценностных шкал Ч.Тарт обращает внимание на относительность научных представлений, признанных абсолютными. Видимо, полагание истинным объективного при недостаточном учете субъективного ценностно-этического аспекта еще не гарантирует Истины. В особенности это актуально в дисциплинах, занятых объективацией субъективного, в науках, где объективность утверждается лишь в контексте определенной парадигмы, методологические основания которой всегда субъективны.

В истории науки известны случаи, когда рациональность, выражающая объективность, смешивалась с рационализациями. Психиатрия, в частности, изобилует примерами, когда рационализации ученого, признанные наиболее удачными на определенном этапе познания в конкретный исторический отрезок, превращалась эпигонами в идеал рациональности, догматизировались и почитались истиной в последней инстанции.

Имея в настоящем клиническую реальность, клиническую оценку состояний сознания, мы оставляем без внимания динамику ИСС, ее основания в субъективной реальности пациента. Между тем, потребность в учете неявных изменений психики, не фиксируемых клинически, всегда присутствовала и стимулировала развитие антропологической психиатрии, экзистенциального анализа и пр.

Положения Ч.Тарта позволяют прояснить следующую ситуацию. Являясь питомцами одной ценностной системы (на Западе - это направленность на изучение, "завоевание" внешней реальности), врач и пациент теряют взаимопонимание, когда болезнь меняет экстравертированную установку сознания пациента на внутреннюю. Оценка его измененного состояния сознания как более низкого по сравнению с нормативным предметным сознанием приводит к постановке диагноза. Как говорит Ч.Тарт (1994, с.213): "Роли распределены заранее: пациенты - сумасшедшие, врачи - здравомыслящие, и изменить уже ничего нельзя". Как правило, забывается, что представление о норме задано относительным представлением о ценности того или иного состояния, его значимостью для выживания. Забывается, что при серьезном психическом нарушении условия жизни меняются и более ценными - соответствующими субъективным потребностям - могут быть измененные состояния сознания. Подчеркивая их экзистенциальную равноценность с обычным состоянием бодрствования, мы можем вслед за культурологами назвать их иными состояниями сознания.

Другое своеобразие воззрений Ч.Тарта - это структуралистская интерпретация дискретности сознания. Ч.Тарт предпочитает изучать именно дискретные изменения состояний сознания (ДИСС) и является одним из создателей теории прерывных состояний сознания. "Дискретным измененным состоянием сознания, - пишет он, - мы назовем такое ДИСС, которое отличается от некоторого конкретного базисного состояния сознания (БСС)... это некая новая по отношению к базисному состоянию система, обладающая присущими только ей характеристиками: это определенное изменение прежней структуры сознания".

Ч.Тарта интересуют закономерности разрушения исходных состояний сознания и стабилизации вновь образовавшихся. На установление и упорядочивание взаимосвязи физиологических и психических процессов внутри ДИСС направлено, по Ч.Тарту (там же), четыре стабилизирующих процесса: подчинение энергии "внимания-осознания" выполнению какой-либо задачи; наличие негативной обратной связи и коррекция структур (подсистем), отклонившихся от норм данного ДСС; позитивная обратная связь в виде накопления положительного опыта, повышающего эффективность работы в ДСС; направленность определенных процессов на ограничение воздействия дестабилизирующих факторов.

Наличие подобных стабилизирующих процессов актуализирует вопрос о целесообразности сохранения ДИСС. В контексте прежних рассуждений представляется закономерным предположение о том, что целесообразность ДИСС определяется их адаптивностью. Как можно заметить, все стабилизирующие процессы у Ч.Тарта направлены на установление и поддержание равновесия с внешней для подсистем ДСС действительностью. Один аспект адаптивности сознания - урегулирование взаимодействия человека с окружающим миром - хорошо известен, однако он не объясняет исчерпывающе необходимость изменения сознания.

Представления К.Уилбера (1996) и выделенные им шесть слоев (уровней) сознания - "тень", эго, биосоциальный, экзистенциальный, трансперсональный уровни и уровень "майнд" (разум) - наглядно показывают границы объективирующей клинической парадигмы. В аналитической психологии К.Юнга последний уровень К.Уилбера соотносится с "самостью", в мировых религиях имеет различные наименования (Бог-отец, Будда, Аллах), известен как Дао, Атман в восточных религиозно-философских концепциях, как Абсолют, Ничто в философии западных мыслителей. Этот уровень максимально далек от сциентистского мировосприятия, но, несмотря на недостаток эмпирических знаний о данном предельном уровне, без него феноменология сознания была бы неполной.

Клиницисты, изучая психические расстройства, доходят до понимания экзистенциального уровня, а трансперсональный и уровень "майнд" в спектре сознания исследуются в разделе "психозы". Транс персонал исты в дополнение к этому предлагают расширить границы понимания и принятия проявлений психотических регистров, рассматривая их как значимые события в контексте личностного роста. Как пишет один из лидеров исследований ИСС 60-х гг. К.Наранхо (19956, с.179), "современное терпимое отношение к безумию проистекает из более широкой терпимости к измененным состояниям сознания, из новой открытости перед опытом и готовности уступить ему". Почвой для интерпретаций драматического и трансформирующего опыта в ИСС является представление о трансперсональных основаниях психики.

Полагаясь на свидетельства о целительном и развивающем эффекте ИСС, достигаемых медитацией, духовными практиками, опираясь на клинический опыт помощи психотическим больным (Институт Эсалена в США), трансперсоналисты формулируют следующие положения. Фундаментальное кредо трансперсональной психологии, по С.Грофу (1994, с.179), в том, что при благоприятных условиях и грамотной поддержке кризис невротического и даже психотического масштаба создает возможности для излечения и эволюции сознания. "В наше время, - пишет Р.Уолш (Walsh, 1990, р.90), -удивительно большое число профессионалов в области психического здоровья сделали сходное заключение. Я сказал "удивительно", потому что эта возможность совершенно исключается в традиционных психиатрических работах. Тем не менее, достаточное число исследователей (и некоторые довольно известны) допускают, что психологические нарушения, включая даже психозы, могут исполнять роль развивающих состояний, заканчиваются величайшим психологическим здоровьем... С этой точки зрения то, что представлялось как расстройство и заболевание, позднее может быть интерпретировано как ступень к развитию и росту". Неоднородность форм и способов переживания кризисных изменений сознания открывает наряду с психопатологической еще одну перспективу, о которой психиатры в большинстве своем не говорят. Между тем, история культуры имеет значительное количество биографических примеров, и вопрос о возможности благоприятного исхода кризиса представляет значительный интерес как в теоретическом, так и в практическом плане. В связи с шизофренией об этом писал Е.Бржезицкий (Brzezicky, 1962), отмечая, что шизофренический "дефект" побуждает к художественному творчеству, может иметь социально позитивный характер. "Подобные примеры,- пишет А.Кемпинский (1988, с.63),- можно найти как среди выдающихся, так и обычных людей. Так называемый дефект в таких случаях выражается в посвящении себя целиком и без остатка какой-либо идее: социальной, научной, художественной деятельности".

Р.Уолш (Walsh, 1990, р.91) приводит используемые в литературе наименования изменений сознания, сопровождающихся кризисными событиями и выходом в позитивный рост. Они описываются как "позитивная дезинтеграция", "восстановительный процесс", "возрождение", "созидательная болезнь", "мистический опыт с психотическими чертами", "божественные болезни", "духовное критическое состояние" и "трансперсональный кризис". Р.Уолш предостерегает от неразборчивого смешения психозов, которым подвержена половина всех психиатрических пациентов, от описываемых кризисов. Он называет это ошибкой, в которой "патологическая регрессия к доэгоик-стадиям развития смешивается с развитием до трансэгоик-уровней, в которых доэгоик-регрессия шизофреников смешивается с трансэгоик-реализацией святых".

Данное замечание, представляющее собой упрощенное понимание вопроса, может быть выражено в виде схемы: от исходного уровня эго-психики отходят два противоположных вектора - регрессивный, направленный вниз, и прогрессивный, направленный вверх. Одному соответствует углубление психического нарушения, другому -личностный рост. Используя упрощенное векторно-топографическое решение вопроса и призывая психиатров различать две направленности, Р.Уолш отмечает, что четкие разграничительные критерии еще только вырабатываются. Закономерно возникает вопрос, какое применение может найти подобное разфаничение, насколько оно оправдано с практической точки зрения? Ведь и переживающему трансперсональный кризис, и тому, кто именуется шизофреником, одинаково требуется помощь. Предлагаемое разграничение не изменит ни синдромологических формулировок, ни клинической оценки, ни существующей в рамках клинической парадигмы патологической коннотации духовных наклонностей. И тот, и другой человек с одинаковой возможностью может оказаться в поле зрения психиатра, решающего конкретные терапевтические задачи. Неужели в отношении к одному пациенту будет применена одна терапевтическая тактика, а в отношении к другому - иная? Кроме того, где те основания, которые позволяют считать, что психотик, будь он стопроцентный шизофреник, не должен восприниматься как человек, испытывающий духовный кризис? Положение осложняется тем, что "объективное" разграничение религиозно-мистических и патологических состояний сознания может быть проведено только с использованием условностей, зависящих от собственных мировоззренческих позиций врача и от перспектив, открываемых ведущей парадигмой.

Следует заметить, что и последовательность рассуждений, и конкретные эмпирические данные, полученные в рамках экзистенциальной парадигмы[7], и культурологические экскурсы обязывают говорить о разграничении иного рода. Что не следовало бы смешивать, и то лишь по гносеологическим соображениям, так это два потенциально различимых этапа единого преобразующего процесса. Первый из них - дезинтегрирующий, в хаосе которого рождается психопатологическая симптоматика. Второй - интегрирующий, креативный, способствующий преодолению кризиса и выздоровлению. Очевидно, что эти условно выделяемые этапы далеко не всегда представлены в каждом индивидуальном случае. "Случилось так, - пишет М. Фуко[8] (1997, с.351), - что XIX в. с его духом серьезности расколол надвое... единую и неделимую область... проведя внутри неразрывного целого абстрактную границу патологии. В середине XVIII в. это единство внезапно, словно вспышкой, было выхвачено из тьмы; однако понадобилось еще более полувека, прежде чем кто-то дерзнул вновь всмотреться в него: первым на это отважился Гелдерлин, за ним Нерваль, Ницше, Ван Гог, Реймон Руссель, Антонен Арго, и всякий раз дерзость вела к трагедии - т.е. к отчуждению опыта неразумия в отречении безумия".

Уже Г.Гегель (1977, с.177) представлял психическую болезнь как существенную ступень в развитии души. В то же время он писал, что данное понимание "не следует, разумеется, истолковывать в том смысле, будто этим мы хотели сказать: каждый дух, каждая душа должна пройти через это состояние величайшей внешней разорванности". Точно так же не следует понимать, что каждая психическая болезнь, каждый клинический случай представляет собой реализацию духовности. Это осуществление присутствует потенциально как антропологическая возможность становления человека, представляющая собой и дар и угрозу одновременно. Как писал К.Г.Юнг (1995б), "слова "Многие призваны, но не многие избраны" относятся более всего именно сюда, ибо развитие личности от исходных задатков до полной сознательности - это харизма и одновременно проклятие... это такое счастье, за которое можно дорого заплатить".

Шизофренический опыт, согласно Р.Лэнгу (1995), - это первый шаг по дороге ''туда и обратно", по дороге, которая ведет к экзистенциальному возрождению и гиперпсихическому здоровью индивида и которая является фазой радикального излечивания психики. Вместе с тем, развитие может исчерпываться первой фазой и закончиться "экзистенциальной смертью". В мифологическом описании данная ситуация приравнивается к угрозам физическому существованию, сопровождающим путешествия главных героев. Сказочным персонажем данного ряда является созданный вымыслом английского лингвиста Дж.Р.Толкиена (1991) хоббит Бильбо Бэггинс. Еще до всех своих героических странствий Бильбо имеет родовую печать инаковос-ти, которая отличает его от прочих почтенных обитателей Хоббитании. "Странность, которая только ждала случая себя проявить", привлекает к Бильбо внимание всезнающего волшебника, отправившего его за утерянными сокровищами, в странствия "туда и обратно". После множества испытаний не раз спасавший своих друзей и спасаемый ими из неожиданных коллизий, вышедший победителем в сражениях с силами тьмы, Бильбо снова оказывается у своей хоббичьей норы. Приобретенное им в ходе сказочного путешествия Волшебное кольцо (символ внутренней целостности) является достаточной компенсацией утраты репутации благонадежного обывателя. Мудрым предостережением от сумасшествия, напоминанием о необходимости жить в привычном окружении, звучат заключительные слова волшебника: "Спору нет, мистер Бэггинс, личность вы превосходная, и я вас очень люблю... но не забывайте, пожалуйста, что мир огромен, а вы персона не столь уж крупная!" (там же, с.254).

Как ни отвлеченно и ненаучно выглядят сказочные сюжеты, но между ними и темой ИСС существует прямая и прозрачная аналогия. Странствия героев, среди которых могли бы быть названы и древнегреческий мифологический персонаж Орест, и хитроумный Одиссей, и странствующий рыцарь Парцифаль, русский Иванушка-дурачок и многие другие, есть не что иное, как культурологический дискурс рассмотрения ИСС - мифологическое описание неизбежных в ИСС испытаний и возвращение к исходному пункту путешествия, к привычному окружению и обыденному сознанию. "Ну и прекрасно! - в завершение всего говорит толкиеновский Бильбо. - Зато у меня отличный табачок!" (Толкиен, 1991, с.254).

Без преувеличения, вопрос о том, будет ли процесс изменения сознания доведен до логического завершения либо остановится в наиболее драматический период развития, имеет первостепенное значение во врачебной практике. Есть существенное житейское различие между психопатологическим завершением изменений сознания и появлением нового возвышающего опыта у обычного человека, с его законными потребностями в счастье, удовлетворенности и жизненной обеспеченности. Здесь приобретают важность биологические, социокультурные факторы, роль профессионалов. Взаимодействие этих факторов определяет динамику измененных состояний сознания и здоровье конкретного пациента, однако сами эти факторы в данном контексте привходящи и вторичны, они лишь оформляют то, что названо становлением личности, духовным развитием. Возвышающий процесс протекает согласно собственным интрапсихическим и трансиндивидуальным закономерностям, задается адаптивной направленностью сознания.

* * *

Пожалуй, наиболее важный результат трансперсоналистского изучения изменений сознания, сближающий трансперсонализм с экзистенциальным и другими гуманистическими подходами, - это терапевтическая методология. Признание многомерности сознания и антропологической нормативности измененных состояний сознания способствует развитию методов, открытых субъекту переживания, в каком бы состоянии он ни находился. Как указывает С.Гроф (1994, с.221), холотропная терапия (один из методов транс персоналистов) для терапевта - "это непрерывный процесс обучения, а не механическое применение законченной системы понятий и правил". Метафора опытного и зрелого спутника, сопровождающего клиента в его внутреннем путешествии (Сэнфорд, 1998), сближает психотерапевта с волшебником Гэндальфом из упомянутой сказки, который продвигается в путешествии вслед за главным героем, открывает в переживаниях своего подопечного новые измерения и помогает в затруднительных случаях. Руководствуясь знанием и личным опытом, психотерапевт при необходимости оказывает помощь в интеграции содержания латентных уровней сознания.

Таким образом, субъект-объектный характер взаимоотношений врача и пациента, при котором сознание пациента оценивается с позиций конвенциальной нормы, меняется на партнерское субъект-субъектное взаимодействие. В этом случае предполагается, что сознание - не пассивный и зависимый объект медицинских манипуляций, а всегда индивидуальный и имеющий непререкаемую самоценность способ взаимоотношений человека с миром. Страдания пациента, в этом понимании, требуют не только физического лечения и приема лекарств, а совместного с врачом поиска душевно-духовных корней недуга (Ассаджиоли, 1965, с.117). Терапевтическая помощь исходит как из профессиональных знаний, так и из принятия того, что "если личности предлагается любовь, понимание и поддержка, духовный кризис прекращается самостоятельно без необходимости обращаться к подавляющим медикаментам. Самый диссоциированный "умственно больной" может стать упорядоченным в короткое время, если кто-нибудь относится к нему с состраданием" (Perry, 1986). Таким образом, соблюдение гуманистических принципов, желательное в медицинской модели помощи, становится обязательным условием проф-пригодности в гуманистических подходах психотерапии[9].

Непосредственная связь изучения ИСС с развитием гуманистических традиций в психологии и психиатрии вытекает из следующих высказываний. Экзистенциальный психиатр Р.Д.Лэнг (1995, с.176) пишет, что в случае с психотиком недопустимо предположение о нем как об объекте, подобно другим, существующем неподвижно. Иначе, понимание психотика "может оказаться даже большей проблемой, нежели понимание писавшего тысячелетия назад иероглифический текст". Подобно истолкователю древних текстов, "терапевт должен обладать пластической способностью перемещать себя в другую, странную и даже чуждую перспективу. Этим актом он, не покидая собственного здравомыслия, проявляет собственные психотические возможности. Только так он может достичь понимания экзистенциальной позиции пациента". Под "пониманием" Р.Лэнг подразумевает "способность познать, как пациент переживает себя и мир, его включающий". Р.Лэнг не делает различий между "пониманием", "познанием", "чувствованием" и "любовью". Этим набором понятий определяется в экзистенциализме профессиональная активность, обеспечивающая отношение к пациенту (психотику, в том числе) как к субъекту, дающая возможность проникнуть во внутренние связи его переживаний и оказать посильную помощь[10]. Поскольку, как выражается Р.Лэнг (там же), шизофреник не "схватывает шизофрению" наподобие насморка, он не представляет собой "совокупность признаков шизофрении", он должен быть понят в его собственной бытийности, в его собственном сознании.

Профессиональная помощь, таким образом, предполагает достаточную пластичность сознания терапевта (способность терапевта если не к изменению собственного сознания, то хотя бы к глубокой рефлексии, основанной на знаниях и опыте). Экстраординарное для клинической практики требование, граничащее в некоторых умах с представлением о безумии самого терапевта, является естественным в гуманистических подходах и свидетельствует скорее о необходимости в высоком психическом и духовном здоровье человека, оказывающего помощь.

Стратегия понимания и помощи в гуманистическом методе базируется на предпосылках, выдвинутых авторами герменевтического анализа. Ф.Шлейермахер[11] (1994) считал, что понимание возможно только тогда, когда автор текста (в нашем контексте - пациент) и интерпретатор (врач-аналитик) будут поставлены в одинаковые условия, когда будут устранены посредством активного вмешательства интерпретатора языковая, культурная и историческая дистанции, разделяющие автора произведения и его истолкователя. В.Дильтей - автор описательной психологии, в основе которой лежит метод понимания, выражается с большим психологизмом. Так, согласно исследователю творчества Дильтея X.Цеклеру, понимание у Дильтея побуждается переживанием отдельных состояний сознания в сфере осознаваемой общности (цит. по: Кузнецов, 1991, с.62). Другими словами, от терапевта требуется вмешательство в собственное сознание, поиск общих с пациентом состояний сознания. Целью этой операции является со-переживание и со-знание, доведение до знания пациента бессознательных конфликтов, обусловленных его экзистенцией. Нетрудно заметить, что метод, предполагающий изменение сознания терапевта, не только признается экзистенциалистами, но и лежит в основании феноменологической психиатрии, отчасти - психоанализа и других родственных с ним подходов. Таким образом, гуманистический ракурс исследований проблемы ИСС требует определенной перестановки акцентов в традиционной психиатрии, особенно в разделе патологии сознания. Естественно, возникает вопрос о том, насколько сопоставима эта актуальность с неизбежно возникающими трудностями психологического и методологического порядка. И если сопоставима, то как могут решаться проблемы, неизбежно возникающие в связи с новым ракурсом рассмотрения старых вопросов.

Резюмируя сказанное, выделим главное. Комплекс явлений, возникающих при изменении сознания, можно рассматривать с любой из принимаемых позиций -нейродинамической, психологической, клинической и гуманитарной. В этом контексте нейрофизиология, психология во всем ее многообразии, клиническая психопатология, гуманистические подходы психиатрии - суть всего лишь разные способы экспликации единой проблемы измененных состояний сознания. Представление о психиатрии как об антропологической науке дает право рассматривать проблему ИСС во всех аспектах - от нейродинамического до экзистенциального и метафизического, т.е. во всех антропологических измерениях, предполагающих, помимо прочего, и философский анализ. В качестве проблемы для последующего изучения выдвигается тезис о том, что адаптивная целесообразность ИСС может быть прослежена как общий знаменатель во всех аспектах проблемы. Адаптивность, рассматриваемая широко - и как сохранение жизнедеятельности организма, и как социализирующая функция, и как направленность на поддержание собственно человеческого бытия в мире, может быть представлена определяющей функцией сознания, а способность сознания изменяться - одна из наиболее существенных его характеристик - как конститутивный признак, имеющий свои специфические особенности при психопатологии.

Примечания
[6] Для правильного восприятия трансперсональной психологии будет полезно сравнить ее с психологической антропологией. Сближает эти два подхода междисциплинар-ность исследований, отказ от редукционизма в подходах к сознанию, признание трансперсональных (коллективных) уровней сознания человека, интерес к измененным состояниям сознания. Разделяют два направления формы теоретических построений, обусловленные, как это ни покажется странным, различием традиций европейской и восточной духовности. В психологической антропологии довлеет христианский принцип зависимости, в науке проявившийся в поиске внешних детерминант человеческой природы (биологические основания, культурные традиции, жизнь в социуме). Психологическая антропология тем самым интегрирует знания биологических наук, теории эволюции, культурологии, этнологии, социальной психологии, заимствует положения других синтетических метанаук (психоанализ, психосоматика). Трансперсональная психология, со своей стороны, идеологически ближе к буддийской концепции освобождения и другим восточным религиозно-философским построениям, отстаивающим примат идеи освобождения божественного в человеке, т.е. исходит из принципа "самоактуализации" (Маслоу, 1997). Характерно, что трансперсональная психология и психологическая антропология альтернативны грубому сциентизму. Здесь реально признается, что субъектом является не совокупность тех или иных психических свойств, а человек, обладающий не только социализирующим сознанием и самосознанием, но и неким интимным "я", понимаемым как первоначало всех его устремлений, как источник собственно человеческих потребностей. В этой связи не случаен интерес этих двух исследовательских подходов к религиозным проблемам и метафизике. Взаимодополняя друг друга в исследовании измененных состояний сознания, трансперсональная психология и психологическая антропология по-разному способствуют возрождению гуманистического потенциала науки, утраченного в естественнонаучных дисциплинах.
[7] Смакер (Smucker. 1996). описывая духовные кризисы, во время которых центральными для интервьюируемых были пограничные вопросы о смысле жизни, о смерти, отмечает, что структура кризисного опыта отражает двухфазный процесс, через который участники продвигались от кризиса к изменениям и личностному росту.
[8] Мишель Фуко (1926-1984) - французский философ, историк культуры.
[9] Уже и не воспринимается как парадокс название терапевтической системы: "гуманистическая психотерапия". Видимо, слово "гуманность" стало настолько формализовано, что его потребовалось возродить и наполнить реальным содержанием.
[10] Нужно отметить, что выраженная таким образом целостная стратегия познания свойственна всей экзистенциальной философии, включая российскую. Н.А.Бердяев в философской автобиографии писал: "Помимо всякой философской теории, всякой гносеологии, я всегда сознавал, что познаю не одним интеллектом, не разумом, подчиненным собственному закону, а совокупностью духовных сил... своей напряженной эмоциональностью" (Бердяев. 1991, с.98).
[11] Фридрих Шлейермахер (1768-1834) - немецкий протестантский теолог и философ; оказал большое влияние на развитие истории философии и философскую герменевтику.

01 | 02 | 03 | 04 | 05 | 06 | 07 | 08 | 09 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 18

Дремов С.В., Семин И.Р.,

© Дрёмов С.В., Сёмин И.Р.
Измененные состояния сознания: Психологическая и философская проблема в психиатрии. - Новосибирск, Издательство СО РАН, 2001. - 204 с. ISBN 5-7692-0473-7
Ответственный редактор: Доктор психологических наук М.С. Яницкий
Рецензенты: Доктор медицинских наук Ю.В. Завьялов, Доктор философских наук Г.И. Петрова
Психиатрия в контексте культуры. Выпуск 5.Антропологическая психиатрия

См. также