../../Экзистенциальные основания терапевтической практики

В Европейском Сертификате психотерапии есть четыре основных раздела, которые предписаны всем, независимо от направления. Один из четырех разделов - «самопознание». Иными словами - работа над собой.

Но в каких направлениях психотерапии предполагается такая работа над собой?

Мой учитель Семен Есельсон рассказывал, что когда он пришел с этим пунктом к студентам, уже взрослым людям, для которых психологическое образование было вторым, они очень удивились, и спросили: «чего вы от нас хотите?». Их собственные представления о психологии были совсем другими.

Задумаемся, где вообще в жизни предполагается такая работа над собой, как самопознание?

Если Вы - работник завода, вам необходимы определенные навыки - набить руку в своем ремесле, и всё. И - никакой работы над собой.
Если Вы - технолог - Вы должны усвоить технический процесс - что за чем идет, и описать его. Т.е. вы должны иметь знания. Но о самопознании - речи не идет.
Врач - должен знать, как кости устроены, органы. Но для этого нужна память, эрудиция - не более.
Даже музыкант может выучиться и играть по зазубренным нотам, как Сальери.
Потому «работа над собой» - оказывается запредельной мыслью для большинства.
А чем же собираются заниматься люди, идущие в психологи?

Вот как описывает типичные ожидания психологов моя коллега по экзистенциальному институту Анна Лелик, которая, к сожалению, не смогла быть на этом Конгрессе: «Как все начинающие психологи, я веду неутомимую охоту на различные эффективные методики и упражнения. Я же должна быстро наладить жизнь клиента, принести счастье и удачу, безошибочно разгадать его прошлое и предсказать будущее… и тут уж методики и техники - это единственное, что, казалось тогда, может спасти, придать уверенность, видеть, что происходит с людьми».

Уверенность. Гарантия. Норма. Методика. Техника. И главное в этом списке - знание. Я должен знать за клиента: с помощью методик я «вычислю» всю его подноготную, с помощью знаний - обработаю свои тесты и поставлю верный «диагноз», с помощью техник - починю вышедшие из строя запчасти. Результат заранее предсказан и гарантирован.

Отличается ли это от работы типичного врача или программиста?

Как сказал бы Ясперс, здесь человека с его свободой, верой, и самобытием «с таким же успехом может заменить технический аппарат».

Такова реальность позитивистской и неопозитивисткой практики. В этом виде гуманитарной практики есть объект воздействия - персона в целом или отдельные его функции (память, внимание, восприятие), и есть средства воздействия на них. Либо медикаментозные, как у психиатра, - либо когнитивно-бихевиориальные методики, гипноз, всякого рода воздействия субъекта на объект. Никакой работы над собой. И никаких экзистенциальных оснований терапии. Убеждения позитивиста таковы, что он не может увидеть в принципе эти основания. Если не произойдут события, которые пошатнут его позитивистское мировоззрение. Но эти события не в нашей власти.

Открытым остается вопрос, какие экзистенциальные основания могут быть у других видов практик - у психоанализа (стоящего на неокантианстве), у гештальт-психологии, символо-драмы и пр. Здесь мы будем говорить об экзистенциальных основаниях практики того человека, который называет себя экзистенциалистом, и который свою практику называет экзистенциальной.

Что же такое экзистенциальная практика? Вроде бы совершенно ясно, что если в позитивистских практиках рациональность исповедуется как идеология, то экзистенциальная практика - анти-идеологична, анти-прескрипционна, анти-технологична… Все говорят о том, чем она НЕ является, а не о том, чем является. Ганс У. Кон в своей лекции «РАЗМЫШЛЕНИЕ И ДЕЙСТВИЕ В ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОТЕРАПИИ» так формулирует проблему: «Может ли так быть, чтобы прямая связь между экзистенциальной мыслью и экзистенциальной практикой попросту отсутствовала?» По Кону, экзистенциальная практика - это когда то, что мы делаем - связано с тем, как мы думаем. Если мы называем себя «экзистенциальными психологами», а на практике мы применяем технические методы, ставим универсальные диагнозы (у всех - «утрата смысла», или «изоляция») и лечим человека соответственно - мы не экзистенциальны ни в мыслях, ни в действиях.

Таким образом мы приходим к первому тезису: чтобы практика стала экзистенциальной нужно определенное мировоззрение.

Возникает вопрос "Что значит мыслить экзистенциально?" Попытаемся на него ответить.

Мыслить экзистенциально - значит мыслить не одной головой, а сердцем, руками, телом, всем существом. Это не так просто, потому что обычно мы мыслим абстрактно. Мы можем мыслить чужую и даже свою мысль без того, чтобы максимально, до конца включить всего себя, свою личность. Делать какое-нибудь дело - так же как и мыслить - можно и безлично. То есть не жить этим, не проживать его. В нашей цивилизации мы до того привыкли к отчуждению, что даже не замечаем, не рефлектируем его.

Есть ряд признаков, по которым можно судить, делаю ли я нечто экзистенциально, или исполняю некие функции.

Первый признак экзистенциальности моей мысли и действия: это предельная заинтересованность. Это должен сделать я - и никто другой, «я здесь стою - и не могу иначе». Я так думаю - и дело, следовательно, не просто в «объективной истинности» некоей мысли, которая, к тому же, в эпоху постмодерна стала проблематичной, а в связи мысли с моей личностью. С тем, почему она так важна для меня, каковы мои мотивы думать так, а не иначе, как эта мысль связана с моим мировоззрением. Иными словами - и в акте мысли должна быть моя позиция (личная!), и мысль должна быть экзистенциальным делом.

Отсюдавторой признак экзистенциальности: страсть, пафос - вещи, сегодня почти не встречающиеся. Между тем - содержание высказывания может и забыться, но пафос его - громкий или тихий, но несомненный - запоминается и транслируется в памяти слушателей. Мыслящий экзистенциально - не будет выделывать красивые экзерсисы, демонстрируя себя, а будет прорываться к самой сути.

И тогда третий признак экзистенциальности - в предельной конкретности.

Вы видите, что я выстраиваю оппозицию между сферой «действия», разного рода формального и условного функционирования - и безусловностью и уникальностью жизни. Деятельность может быть и механической, и показной, внешней, рассчитанной, как говорил Щедровицкий (один из советских философов-диссидентов) на создание фиктивно-демонстративного продукта (ФДП).

Мне представляется полезным ввести понятие экзистенциальной интенции.Экзистенциальная интенция - есть интенция на бытие - на то, чтобы быть, а не казаться, быть собой, а не изображать что-то, не актёрствовать, а реализовывать в каждом акте свою позицию личности. Она осуществляется и всяким человеком, который, может быть, даже и не слышал об экзистенциальной философии, но стремится прорваться сквозь иллюзорность и заданность социальных игр к своей подлинности и уникальности. Быть - трудно. И мыслить. И лечить. И там, где мы уклоняемся от труда, душевного, духовного - мы уклоняемся и от бытия, от своей судьбы, от своей главной задачи, при-звания.

Между тем наша цивилизация устроена таким образом, чтобы всячески облегчить человеку его существование (и тем самым - как бы лишить его бытия). Разумеется, человек сам поддаётся искушениям лёгкости, удовольствий и лени. Однако этих искушений вокруг слишком много. Что говорит про антибытийность, анти-экзистенциальность идеологии современной цивилизации. И это весьма усложняет положение тех, кто верен экзистенциализму как философии или занимается экзистенциальной терапией.

Т.о. второй наш тезис: Экзистенциальная интенция - основание и фундамент и терапии, и человеческой жизни как бытия. Поэтому необходимо говорить не просто об экзистенциальной философии и терапии, а об ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ИНТЕНЦИИ. Ибо она может отсутствовать в работе тех, кто называет себя экзистенциальными терапевтами, и присутствовать в работе тех, кто занимается другими видами терапий. В сущности, именно эту интенцию и пробуждает в клиенте терапевт - укрепляя в нём смелость и решимость быть. Но нельзя не видеть, что она носит духовно-нравственный характер, и её нельзя просто «вложить» в чью-то голову. Она осуществляется живущим не стихийно, а в постоянных духовно-нравственных усилиях.

Скажу о происхождении этого понятия. Для многих людей, живущих в российском культурном пространстве, понимание того, что такое экзистенциальная интенция, пришло при чтении гениальной ранней работы Бахтина «К философии поступка». Но зачатки этого понятия можно почерпнуть и в работе Станиславского «Работа актёра над собой», в которой он говорил об «игре вообще». Игра вообще - абстрактная и безличная деятельность - возможна, когда актёр «изображает» своего персонажа. А нужно не изображать, а «быть» этим персонажем. Сколько же в нашей жизни «игры вообще»! Можно играть и в экзистенциалиста или экзистенциального терапевта. А если рискнуть быть ими подлинно - на это нужна, может быть, вся твоя жизнь.

Третий наш тезис: использование понятия экзистенциальной интенции - решает проблему соотнесения экзистенциальной практики с экзистенциальной философией. «Экзистенциальных философий» много - кто-то строит свою терапию в соответствии с Сартром, кто-то с Хайдеггером, и т.п. Но экзистенциальная интенция - предполагает не просто реакцию на социальный вызов и решение внешних задач жизни индивида, но предельную интенсификацию и проблематизацию внутреннего мира личности, проживающей всё внутри себя, то есть гораздо глубже, чем на уровне просто рационального сознания. В этом смысле экзистенциальную интенцию мы найдём уже в христианстве с его учением о «внутреннем человеке», противостоящем человеку внешнему, «ветхому».

В русской философской традиции чрезвычайно важной является борьба с абстрактным, безличным сознанием, сознанием «вообще». Не случайно родился русский экзистенциальный персонализм в творчестве Бердяева, перенесенный потом на французскую почву. Вообще пафос нашего выступления - в русле именно этой русской философской традиции, выступающей против абстрактного вне-бытийного сознания, разрушительного по своим последствиям - за сознание предельно конкретное, укорененное в бытии. Но таким можем быть лишь сознание личности, осознающее свои духовно-экзистенциальные основания.

Однако понятие духовности, к сожалению, в сегодняшнем мировоззрении не является общепринятым и базовым. Представление о духовном измерении человеческого бытия есть в концепции Эмми ван Дорцен. И не случайно стоящий у истоков нашего МИЭК А.Е. Алексейчик говорит об интенсивной терапевтической жизни. Интенсификация субъективной жизни личности как новый уровень её бытия - таков возможный ответ на вызов времени. Сегодня личность - для того, чтобы сохраниться в этом мире - должна мобилизовать все свои духовно-нравственные ресурсы. Всё это особенно актуально в связи с сегодняшней «смертью субъекта», объявленной философами постмодерна и полным ходом осуществляемой в самой жизни. Экзистенциальный подход к человеку и миру, экзистенциальная интенция - есть последняя линия обороны против кризиса субъективности и уничтожения личностной уникальности.

Вот что пишет о терапии Алексейчика его непосредственный ученик известный психотерапевт Римантас Кочюнас: «Интенсивная терапевтическая жизнь - как путь психотерапевтической помощи…требует принятия определенных ценностей и постоянных духовных усилий (выделено нами. А.З.) Он явно не для любителей предоставления/получения помощи по схемам…»

Итак, в сегодняшнем мире есть два подхода к человеческим проблемам. Один - внешний, объективистский, уповающий на силу методов и техник, прикладываемых извне к некому абстрактному индивиду и преобразующих его точно так же, как преобразуют всякий объект. Так можно и чинить компьютер. Второй- экзистенциальный - видит человека конкретно, как субъекта в его ситуации. И ни о каком исцелении, избавлении от страданий речи быть не может, если в ходе терапии субъект не осознает заново сам себя и не сделает встречный шаг. А этот встречный шаг как раз и требует духовных усилий, о которых шла речь выше.

Отсюда наш четвертый тезис: мыслить экзистенциально - значит мыслить из своей конкретной экзистенциальной ситуации, из контекста своей жизни.

Тут уместно процитировать Карла Ясперса, немецкого экзистенциалиста. «Ситуация, ставшая осознанной, взывает к определенному поведению. Благодаря ей не происходит автоматически неизбежного; она указывает возможности и границы возможностей: то, что в ней происходит, зависит также от того, кто в ней находится, и от того, как он ее познает. Само постижение ситуации уже изменяет ситуацию, поскольку оно апеллирует к возможному действованию и поведению. Увидеть ситуацию означает начать господствовать над ней, а обратить на нее пристальный взор - уже борьбу воли за бытие».

Известный психотерапевт Ганс Кон, будучи хайдеггерианцем, приходит по существу, к таким же выводам. На вопрос: «Что значит понимание экзистенции как «бытия-в-мире»?» - Кон дает следующий ответ: «Это значит, что как человеческие существа мы всегда включены в более широкий контекст, которого мы не выбирали, но которому мы вольны отвечать так или по-другому. Будучи частью контекста, мы есть и его со-творцы». И далее: «Здесь мы видим релевантность различных видов мышления для разных видов практики. Если мы думаем, что экзистенции наших клиентов могут быть поняты только в контексте их жизней, …тогда терапевтическая практика передвинется от индивидуальной «психэ» к миру и тому, что может быть в нем воспринято».

Отсюда пятый тезис: экзистенциальная терапия направлена не на «проблемы» и их решение, а на помощь в осознании клиентом контекста своей жизни и помощь в выборе ответа на него.

Вывод: экзистенциальная терапия имеет дело вовсе не с «психикой», больной или здоровой, с которой можно и нужно что-то делать, употребив те или иные инструменты. А с жизнью человека, с пониманием этой жизни и терапевтом, и самим клиентом, а, значит, и усмотрением и истолкованием конкретных феноменов человеческого бытия. И это истолкование, так сказать, герменевтика бытия - связано с изменением, радикальным расширением контекста. Человек не волен изменить данности своего существования, но он волен менять на них ответ, или же избегать ответа. Меняется ответ - меняется контекст жизни человека. Для экзистенциалиста Бытие - всегда «моё» бытие, Бытие - проявляется через человека, его переживания, мысли, ощущения.

Бытие не существует иначе как через нас.

А итог терапии можно назвать освобождением: когда на то, что прожито, что тревожит - можно посмотреть иными глазами - свободно. Этот процесс освобождения я склонна - вместе со своими учителями - рассматривать как восхождение на более высокий, духовный уровень сознания.

Зиневич А.С., Рейдерман И.И.,