ENG
         
hpsy.ru/

../../Этика поступка и концепция "Другого" М.М. Бахтина - исток и предпосылка психологической онтологии диалога

Диалогическое понимание межчеловеческих отношений "Я" и "Другого" в философско-антропологической онтологии М.М.Бахтина (2, 5, 6) представляет фундаментальный интерес для современной теоретической и практической психологии. Диалогические воззрения выдающегося российского мыслителя приобретают все большую популярность среди отечественных психологов и психотерапевтов (11, 12, 14 - 20, 22 - 26, 29, 30, 35), однако, экзистенциально-онтологические содержание, смысл и потенциал воззрений М.М.Бахтина остаются недостаточно исследованными.

Следует сказать, что в большинстве отечественных психологических исследований нравственно-моральной регуляции человеческого поведения глубокие идеи этической концепции поступка М.М.Бахтина (5, 6) почти не используются. Позитивным исключением из этой тенденции является концепция психологии поступка выдающегося украинского психолога В.А.Роменца, для которого концепция россйского ученого явилась мощным теоретико-методологическим импульсом при разработке фундаментальной психологической концепции поступка (23, 24).

Несмотря на недостаточную научно-психологическую изученность гуманитарно-культурной парадигмы М.М.Бахтина, мы считаем, что его диалогическое мировоззрение открывает значительные перспективы экзистенциально-онтологического осмысления этики поступка, философии диалога и психологии диалога, а также выявления их органической взаимосвязи.

Актуальность теоретического исследования этики поступка и философии диалога М.М.Бахтина весьма велика и определяется прежде всего возможностью развития экзистенциально-онтологического понимания сущности и феноменологии самобытия личности и межчеловеческого со-бытия.

Целью настоящего исследования является теоретическое изучение онтологических оснований этики поступка и концепции «Другого» М.М.Бахтина как экзистенциальной концепции субъектно-личностного самобытия и экзистенциальной концепции межчеловеческого со-бытия.

Обращаясь к анализу этики поступка выдающегося мыслителя, следует сказать, что уже в первый период творчества М.Бахтин разрабатывает свое философское представление о мире, о бытии, свое онтологическое мировоззрение (5, 6, 9). В отличие от многих философов, он усматривает истоки и первоначала бытия не в рационализме и гносеологизме, а в нравственной философии, ориентированной на личность, на индивидуальность, живущую в обществе и культуре.

Человеческая личность, в единстве ее уникальности и универсальности для М.М.Бахтина - центр мироздания. «Три области человеческой культуры - наука, искусство и жизнь - обретают единство только в личности, которая приобщает их к своему единству», - утверждает он в своей статье «Искусство и ответственность» (4, с.3) и даже название статьи выражает главную идею М.М.Бахтина о том, что «искусство и жизнь не одно, но должны стать во мне единым, в единстве моей ответственности» (4, с.8).

Радикализм морально-этической онтологии М.М.Бахтина столь глубок, что именно единство ответственности является гарантией внутренней связи различных элементов, составляющих личность, причем ответственность неразрывно связана с чувством вины, которую должны понести жизнь и искусство друг за друга. «Поэт должен помнить, что в пошлой прозе жизни виновата его поэзия, а человек жизни пусть знает, что в бесплодности искусства виновата его нетребовательность и несерьезность его жизненных вопросов» (там же, с.3).

Вследствие рационалистического монологизма, по Бахтину, сущность человеческого бытия сводится к совокупности общих моментов, абстрагированных (т.е. оторванных) от уникальности Я человека и «в результате встают друг против друга два мира, абсолютно не сообщающиеся и не проницаемые друг для друга: мир культуры и мир жизни...» (6 с. 11). Миры всеобще-теоретической культуры и свободно-ответственного бытия индивида могут встретиться только в акте нашей деятельности, нашего переживания, если они рассматриваются как единственное единство события свершаемого бытия, т.е. как поступок.

М.М.Бахтин определяет специфику метода познания мира поступка как феноменологию, как участное описание, которое исходит не из общих понятий, положений и законов о мире, и не из мира, создаваемого поступком, а из того мира, в котором субъект себя ответственно сознает и в котором свершается этот поступок. Противопоставляя поступок замкнутой в себе теоретичности, М.Бахтин подчеркивает, что «ответственный поступок один преодолевает всякую гипотетичность» (6, с.32) и указывает, что «...нельзя разомкнуть теоретически познанный мир изнутри самого познания до действительного единственного мира. Но из акта-поступка… есть выход в его смысловое содержание...» (там же, с. 20).

М.М.Бахтин характеризует поступок как «последний итог, всесторонний окончательный вывод; поступок стягивает, соотносит и разрешает в едином и единственном и уже последнем контексте и смысл, и факт, и общее, и индивидуальное, и реальное, и идеальное, ибо все входит в его ответственную мотивацию» (6, с.32). Несмотря на кажущуюся усложненность философско-онтологического бахтинского описания поступка, именно в этом описании ярко очерчивается активно-субъектная и жизненно-практическая природа поступка, что имеет первостепенное значение не только для теоретической психологии, но и для практической психологии и психотерапии.

Поступок как «событие свершаемого бытия» представляет собой «неслиянное взаимопроникновение» индивидуального бытия в процессе его становления и своеобразного среза культурно-исторической ситуации, отражающего картину бытия человека. «Каждая мысль моя с ее содержанием есть мой индивидуально-ответственный поступок, один из поступков, из которых слагается вся моя единственная жизнь как сплошное поступление...» (там же, с.12), а способами (и инструментами) совершения поступка являются также слово, переживание, чувство, действие, прошедшие через нравственное сознание человека. В таком понимании поступка М.М.Бахтин преодолевает границы деятельностной парадигмы понимания сущности человека и его психологии и выходит в экзистенциальное пространство постижения существования человека и экзистенциальной феноменологии его бытия. Очевидно, что экзистенциальное понимание природы человеческого поступка позволяет занять вненаходимую точку зрения относительно действенно-операционального, деятельностно-прагматического и идеально- созерцательного, интеллигибельно-рефлексивного понимания сущности и природы человека и его бытия.

«Поступок» как «событие бытия», по М.Бахтину, - это результат ответственно воспринятого, осмысленного и пережитого, а не навязанного извне долженствования и возможность осознанного и свободно-ответственного поступка становится решающим условием единства и субъектности личности. Онтология индивидуального бытия определяется как «сплошное поступление», причем, «бытие-событие» мира является целостным (единым) и уникальным (единственным) актом и, в свою очередь, слагается из множества конкретно-индивидуальных «событий бытия» или «поступков» личностей, индивидуальностей.

Теоретически истинное не определяет должного и не обосновывается им. «Нет научного, эстетического и прочего долженствования, - подчеркивает М.Бахтин, - но нет и специально этического долженствования в смысле совокупности определенных содержательных норм… Долженствование есть своеобразная категория поступления-поступка, есть некая установка сознания.. Нет определенных и в себе значимых нравственных норм, но есть нравственный субъект с определенной структурой (конечно, не психологической или физической)...» (6, с.14). Сказанное означает, что фокус нравственно-этической проблематики переносится из плоскости теоретической этики, эстетики, психологии и других наук в сферу практической жизни, практического действия субъекта, ответственной личности.

Философии, которая говорит о мире, т.е. рассматривает мир как объект, М.Бахтин противопоставляет «философию в мире», которая не объемлет этот мир, а причастна к нему и потому предполагает не монологическое философствование, а «участное мышление», «участное переживание» как способ диалога с миром. Сам по себе мир не дан как «бытие в его готовости», но задан как возможность, как диалогическое становление, как совершающееся «событие бытия». «Участное мышление», «участное переживание» являются не абстрактно-индифферентными, «вообще человечными» способами мышления и чувствования, а формами ценностно-целостного, уникального взаимоотношения конкретных людей, при котором субъект-объектные отношения сменяются интерсубъектными, диалогическими отношениями. С точки зрения философии поступка, не может быть «чистого мышления», ибо «Действительно поступающее мышление есть эмоционально-волевое мышление, интонирующее мышление, и эта интонация существенно проникает во все содержательные моменты мысли» (6, с.36) и только «эмоционально-волевой тон размыкает замкнутость и себе давление возможного содержания мысли, приобщает его к единому и единственному бытию-событию…» (там же, с. 38).

Стратегия «поступления» как единства ответственности личности, «участности» мышления и переживания в понимании М.М.Бахтина, по сути дела, близка жизненно-творческой позиции Ф.М.Достоевского, выраженной им в простой и глубокой формуле: «Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества» (13, с.158).

Вершинной моделью сострадания и «участности» в бытии для Бахтина является Иисус Христос, ибо «Мир, откуда ушел Христос, уже не будет тем миром, где его никогда не было, он принципиально иной» (6, с.23). Однако, по логике, а, вернее, по онтологии поступка Бахтина то же самое можно сказать о любом человеке или, точнее говоря, так же может сказать о себе каждый человек, осознавая свое уникальное и универсальное место в мире.

М.Бахтин продолжает свою мысль: «Вот этот-то мир, где свершилось событие жизни и смерти Христа в их факте и смысле, принципиально неопределим ни в теоретических категориях, ни в категориях исторического познания, ни эстетической интуицией; в одном случае мы познаем отвлеченный смысл, но теряем единственный факт действительного исторического свершения, в другом случае - исторический факт, но теряем смысл, в третьем - имеем и бытие факта, и смысл в нем как момент индивидуации, но теряем свою позицию по отношению к нему, свою долженствующую причастность, т.е. нигде не имеем полноты свершения, в единстве и взаимопроницании единственного факта-свершения-смысла-значения и нашей причастности (ибо един и единствен мир этого свершения)» (6, с.23). Эта развернутая цитата заслуживает комментария.

Прежде всего отметим «вершинно»-онтологический смысл данного рассуждения М.Бахтина, в котором убедительно раскрывается сущность онтологики бытия, онтологики поступка, онтологии личности. Как по содержанию, так и по методу размышления, М.Бахтин здесь оказывается близок русским философам-мыслителям С.Л.Франку (33, 34), А.Ф.Лосеву (21), Н.А.Бердяеву (7, 8), П.А.Флоренскому (31, 32) и др. Раскрывая уникальную универсальность субъективности и ее жизненно-сверхжизненного «поступления», М.Бахтин следует логике (онтологике), весьма похожей на металогику мышления С.Л.Франка, утверждающего наличие Реальности и ее Непостижимости как онтологического основания бытия человека в его субъектности и субъективности (33, с.223-232).

Рассматривая нравственно-онтологическую сущность человека - и Христа - как существование посредством совершения «событий бытия», т.е. «поступления», М.М.Бахтин строит свое размышление в духе «апофатического» метода А.Ф.Лосева, который анализирует природу мифа и приходит к выводу, что «миф есть в словах данная чудесная личностная история» (21, с.169). И поскольку абсолютная мифология, по Лосеву, представляет собою «диалектику вообще», опирающуюся в отличие от монологической диалектики (например, Гегеля) на множество антиномических принципов, то апофатически-антиномическая диалектика представляет собой органистически-персоналистическую онтологию.

Обращение к фигуре Иисуса Христа при всей ее «вершинности» и непостижимости, имеет глубокий онтологический смысл именно в аспекте проблемы личности, поскольку в свете религиозно-философских воззрений Н.А.Бердяева мифологема Христа - это мифологема тайны и трагедии отношений между Богом и человеком. По мнению российского философа, миф не противоположен реальному, а наоборот, указывает на глубочайшую метафизическую реальность (7, с.43), т.е. отображает подлинную онтологию человеческого бытия в божественном мире. Разгадка метафизики европейской истории для Н.А.Бердяева заключается в том, что у истоков и в центре этой земной и небесной истории - «Абсолютный человек Христос, сын Божий и Сын человеческий» (7, с.46) и потому христианская религия драматична и человечна, а онтология христианского бытия подлинно персоналистична и открыта для «человеко-человеческого» «поступления».

Таким образом, для Бахтина, как и для многих российских философов, нравственно-этическая и онтологическая плоскости философии оказываются созвучными и весьма близкими. В представлениях М.М.Бахтина, человек универсально причастен бытию и миру, он не может скрыться от мира или уклониться от бытия, от своего единственного места в мире, у него нет «алиби» от неизбежности бытия. «Единственность наличного бытия - нудительно обязательна. Этот факт моего не-алиби в бытии, лежащего в основе самого конкретного и единственного долженствования поступка, не узнается и не познается мною, а единственным образом признается и утверждается» (5, с.168).

Нравственно-онтологическая ситуация, вытекающая для человека из «не-алиби-в-бытии», оставляет человеку две возможности - «принудительного» бытия, т.е. бытия, диктуемого внешним долженствованием, и «нудительного» бытия, исходящего из долженствования по внутреннему убеждению, т.е. из ответственного бытия, бытия как поступка.

Нравственная онтология поступка М.М.Бахтина представляет собой радикальную гуманитарную концепцию, утверждающую субъектность и субъективность индивидуальности в широком социокультурном контексте и высоком духовно-онтологическом горизонте. Человеческий поступок не может быть автономным по отношению к культуре, ибо тогда он «ниспадает на степень элементарной биологической и экономической мотивировки» (5, с.123). М.М.Бахтин констатирует, что современный человек часто ощущает себя уверенно лишь в сфере стереотипной цивилизации, то есть там, где его как индивидуальности нет, но неуверенно, несвободно и тревожно там, «где он центр исхождения поступка» и где он может совершить то, что кроме него «никем и никогда совершено быть не может» (Там же, с. 112). В наши дни, как и во времена Бахтина (то есть более чем полвека назад), современный человек является объектом многочисленных социальных, политических, экономических, масс-культурных и других манипуляций, в результате которых он становится массовым потребителем, массовым зрителем, массовым слушателем, наконец, электоратом, но не является "центром истоков собственных поступков" и уникальным субъектом, настоящей личностью.

Ф.М. Достоевский был глубоко убежден, что «…Возлюбить человека как самого себя, по заповеди Христовой, - невозможно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует… Высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего я, - это как бы уничтожить это я, отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастие. Таким образом, закон я сливается с законом гуманизма. Тут-то и равновесие земное. Иначе земля была бы бессмысленна» (3, с.172, 174). В этих словах из записной книжки писателя (16 апреля 1964 г.) предельно четко выражена нравственно-гуманистическая позиция жизни и творчества Ф.М.Достоевского, а ее «человеко-человеческий» пафос глубоко созвучен нравственно-онтологическому мировоззрению и мироотношению М.М.Бахтина, воплощенному в его работе «К философии поступка» (5, 6).

Бахтин отвергает как позицию жизни только для себя или одержания бытием, так и позицию противопоставления себя и бесконечного мира. Нравственная позиция Бахтина позволяет выйти за рамки жизни для себя и подняться к жизни «из себя», т.е. исходить из своей ответственной «участности»» и приобщенности к ценностям человечества и в то же время быть открытым и причастным ко всему единственно-уникальному в мире, к конкретному, к другому, моему близкому, современнику. Бахтинское понимание «другости» предполагает «неслиянную нераздельность» Я и Другого, Я и культуры, смыслы которых взаимопроникают в уникальных «событиях бытия», в диалогах с другим человеком, с другими людьми, с иными культурами.

Весьма актуальны для современной теоретической и практической психологии и психотерапии мысли М.Бахтина о том, что представления психологов о психике, личности, сознании, мышлении являются абстрактным продуктом психологических теорий и экспериментов, но для подлинного постижения человека и онтологии его бытия недостаточно только психологического взгляда, поскольку жизненная реальность личности всегда сопряжена со многими другими сферами его бытия - этической, эстетической, религиозной, культурной и др.

Нам представляется, что рассмотреннные рассуждения М.М.Бахтина открывают широкие возможности для развития экзистенциально-гуманистических представлений о природе человеческой личности, о диалогической природе социальности человека, об "участно-диалогическом" решении проблемы соотношения эгоцентризма, альтруизма и диацентризма.

Столь же убедительно М.Бахтин развенчивает и представления о том, что эстетическое видение, эстетическое произведение, эстетическое переживание способны воплощать в себе всю полноту реальной жизни, ибо эстетическое вживание в участника еще не есть постижение события, поскольку само по себе эстетическое событие еще не открывает мне правду моего взаимоотношения с персонажами эстетического произведения, правду моего эстетического созерцания как поступка. М.Бахтин пишет об этом так: «Только изнутри моей участности может быть понята функция каждого участника. На месте другого, как и на своем, я нахожусь в том же бессмыслии. Понять предмет - значит, понять мое долженствование по отношению к нему… понять его в его отношении ко мне в единственном бытии-событии, что предполагает не отвлечение от себя, а мою ответственную участность» (6, с. 24).

Применительно к психологии и психотерапии (как и литературе и искусству) это означает, что они не могут претендовать на роль подлинной онтологии человеческой жизни, поскольку являются частными проекциями универсально-уникальной природы человека. Эти мысли М.М.Бахтина свидетельствуют о необходимости специального методологического исследования онтологического статуса психологии и психотерапии и выяснения как серьезных ограничений, так и перспектив расширения онтологических горизонтов психологии и психотерапии. Одним из таких путей является развитие диалогической парадигмы в теоретической и практической психологии и психотерапии, которая изначально несет в себе онтологический, «участный» потенциал.

Взаимоотношения Я и «другого» в мироздании М.М.Бахтина строятся по «модели» эстетического творчества, эстетического авторства и отношения «дара к нужде, прощения…к преступлению, благодати к грешнику… подобны эстетическому отношению автора к герою или формы к герою и его жизни» (4, с. 86). Само существование Я у Бахтина понимается как спасение д у ш и, причем «внешность души… есть художественная индивидуальность: характер, тип, положение…» (там же, с.97), а «душа как становящееся во времени внутреннее целое построяется в эстетических категориях; это дух, как он выглядит извне, в другом…» (там же, с.89).

Проблема души есть проблема эстетики, но душа же является и образом эстетической жертвы. «Этический подвиг» Христа Бахтин трактует как идеальную в своей чистоте «норму другого»: «Во всех нормах Христа противопоставляется Я и Другой: абсолютная жертва для себя и милость для другого» (там же, с.56). Во взаимоотношениях Я и Другого мерцает и светится образ божественных отношений, божественной милости, божественного принятия-утверждения Другого, ибо «…Чем я должен быть для другого, тем бог является для меня. То, что другой преодолевает и отвергает в себе самом как дурную данность, то я приемлю и милую в нем как дорогую плоть другого» (там же, с.56).

В антропологических сочинениях Бахтина образ жертвы актуализируется в связи с необходимостью предстояния «другому» как условию этико-эстетического спасения человека. Для Бахтина нет большего греха, чем гордыня самосознающего Я, отвергающего дары «другого». Отвергая «другого», несущего благодать эстетической любви, автономное Я лишает себя надежды на спасение и искупление и выпадает из ценностного плана бытия в плоское и эстетически безнадежное пребывание. Таинство эстетического спасения совершается в акте жертвенного пресуществления Я в «другом», причем «жрец» и «жертва» не «ритуально», но благоговейно-серьезно и доверительно меняются местами, чтобы состоялось этико-эстетическое событие «встречи» и произошло Откровение личностей.

Многие исследователи трактуют творчество М.М.Бахтина как нерелигиозное, культуро-эстетическое, однако, вышеприведенные представления об отношениях Я и Другого свидетельствуют о глубоком этико-христианском пафосе мировоззрения М.Бахтина как духовного мыслителя. Здесь обнаруживается очевидная близость его воззрений представлениям П.А.Флоренского, выдвинувшего концепцию «трагической дружбы», похожей на самораспятие во имя религиозно-мистического «откровения Истины» (31, с.391-392). Размышления православного духовного мыслителя о «видении себя глазами другого» (там же, с.439), о «снятии граней Я, выхождении из себя и обретении своего Я в Я другого - Друга» (там же, с.392-393), о греховном распадении единств «я и он», «я о себе и я для другого» (там же, с.212) обнаруживают значительное сходство с этико-антропологическими представлениями М.Бахтина.

«Другой» у Бахтина - субъект этико-эстетического оправдания эстетически-непродуктивного и морально-неукорененного Я, охваченного гордыней духа, экзистенциальным одиночеством и безысходной конечности. Бахтин выдвигает категории «вины-ответственности», «вины-судьбы» и «вины-бытия». Первый шаг к «другому» как шаг от себя возможен, если вина вменяется самосознанию, которое и понимается как сознание «вины-ответственности» (9, с.163-164).

Здесь очерчивается бахтинская концепция покаяния, полагаемого онтологической характеристикой Я: «Только в покаянных тонах может быть достигнута внутренняя данность в нравственном рефлексе самого себя» (3, с.107). В искупительном предстоянии другому обретается у ж е - онтологический статус «я», ибо «уже-быть» - значит, нуждаться» (3, с.126). Для осуществления бытия события нужна некая внеположная сознанию ценность, которой для классического характера является Судьба, а для романтического героя - «ценность идеи». В общебытийном плане искупление мира возможно потому, что человеческая личность вносит в этот мир - природы и бытия - человеческую нравственную деятельность, а потому Бахтин обосновывает «абсолютную нужду в другом» как нравственную необходимость и как онтологический Завет человека и бытия. Для этого вводится понятие «не-алиби-в-бытии» как императивный референт «вины-ответственности» в сфере «поступающего сознания».

Отсюда вытекает невозможность автономно-релятивистской этики, которая для С.Булгакова «…есть или прямое глумление над добром…, или аффектация и поза» (10, с.50) и которая близка бахтинским образам онтологического Зла и мыслям о неустранимой ответственности за Зло. С.Булгаков и В.Несмелов обосновывают идею онтологического «восполнения» бытия нравственной деятельностью человека и, согласно православной доктрине, тем самым открывается путь к спасению.

Ад - это неудача творения, но в этическом творчестве она преодолевается с помощью того, что В.Соловьев называл «свободной человечностью» (28, с.125), С.Булгаков - «антропоургией» (10, с.376), С.Франк - «жизненной гениальностью» (34, с.85), а Бахтин определял как «не-алиби-в-бытии» (6). Если для Ж.Сартра «Ад - это другие» (27, с.6), то для Бахтина «ад» - это одинокая и смертная частность, отпавшая от формотворческой мощи бытия и обреченная на трагедию эстетической неадекватности в сиротском круге Я.

Таким образом, экзистенциальная онтология индивидуального бытия у М.М.Бахтина актуализуется как «сплошное поступание», которое не является лишь индивидуальным, а воплощает в себе "участное мышление", "участное переживание" и потому становится "участным поступанием", "участным поступком" или "диалогическим поступком". Поэтому уместно снова подчеркнуть, что бахтинское понимание «другости» предусматривает «неслиянность-нераздельность» Я и Другого, Я и культуры, которые взаимно проникают в "участных поступках" как уникальных «событиях бытия» и становятся диалогами Я с "Другим", с другими людьми и другими культурами. Вследствие этого нравственно-этическая концепция поступка М.М.Бахтина обнаруживает свою подлинную экзистенциально-онтологическую сущность и раскрывает интерсубъектно-диалогическую феноменологию человеческого бытия.

Мы убеждаемся, что нравственно-этическая концепция поступка М.М.Бахтина представляет собой радикальную гуманитарно-онтологическую концепцию, утверждающую субъектность и субъективность индивидуальности и личности в широком социокультурном пространстве бытия и высоком духовно-онтологическом горизонте.

С другой стороны, бахтинская концепция поступка как свободно-ответственного и субъективно-творческого деяния личности предполагает имманентно-органичную связь субъектно-субъективной онтологии поступка с интерсубъектно-диалогической сущностью и природой реального человеческого поступка.

Принципиальным моментом бахтинского понимания поступка является выход за пределы многих научно дисциплинарных измерений - этики, эстетики, психологии, психотерапии и др. Вследствие этого содержание нравственно-этической проблематики переносится из плоскости теории в измерения реального бытия человека, в сферу практического действия субъекта, который "неслиянно-нераздельно" связан с "Другим" (т.е. с другими людьми) отношениями и действиями личностной ответственности. Это означает, что все разнообразные сферы и проекции человеческого бытия находят свою реальность только в событии поступка, только в событиях свободно ответственного действия и эти события воплощают в себе настоящую экзистенциальность человеческого самобытия и со-бытия.

В научно-дисциплинарном плане выясняется, что диалогийная этика М.М.Бахтина органично сопряжена с эстетическими и культурными измерениями человеческого бытия. Более того, в соответствии с междисциплинарным двуголосием (определяющим взаимоотношения этики и эстетики в диалогическом мировоззрении русского мыслителя) можно сказать, что этика поступка Бахтина эстетична, а эстетика творческого деяния глубоко этична.

Наше исследование показывает, что экзистенциальные и диалогические подходы обнаруживают ряд принципиальных ограничений узко дисциплинарных концепций и конкретно-научных теорий в современной психологической науке. Все это прямо указывает на необходимость фундаментального осмысления и переосмысления многих психологических и психотерапевтических представлений и концепций - индивидуальности, личности, деятельности, сознания, поступка, общения, конфликта и др. - с точки зрения экзистенциально-онтологического и интерсубъеєктно-диалогического подходов.

Литература

  1. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М.: Художественная литература, 1975. - 504 с.
  2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Советская Россия,1979. - 320 с.
  3. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. Сост. С.Г.Бочаров. - М.: Искусство, 1979. - 424 с.
  4. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. - М.: Художественная литература, 1986. - 543 с.
  5. Бахтин М.М. Архитектоника поступка / Социологические исследования, 1986, № 2.
  6. Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. - Киев: "Next", 1994. - 384 с.
  7. Бердяев Н.А. Смысл истории. - М.Мысль, 1990. - 173 с.
  8. Бердяев Н.А. Опыт парадоксальной этики. - М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков «Фолио», 2003. - 701 с.
  9. Богатырева Е.А. М.М.Бахтин: этическая онтология и философия языка // Вопросы философии, 1993, № 1, с.51 - 58.
  10. Булгаков С.Н. Свет невечерний. - М.: Республика, 1994. - 415 с.
  11. Васильева И.И. О значении идей Бахтина о диалоге и диалогических отношениях для психологии // Психологические исследования общения. Под ред. Б.Ф.Ломова и др. - М.: Наука, 1985. - с. 81-93.
  12. Вертч Дж. Голоса разума. Социокультурный подход к опосредованному действию. - М.: Тривола, 1996. - 176 с.
  13. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. В 30-ти т. -- М.: Худ. Литература, 1974. - т. 20.
  14. Ковалев Г.А. Три парадигмы в психологии - три стратегии психологического воздействия. // Вопросы психологии, 1987, № 3, с. 41 - 49.
  15. Ковалев Г.А. Психология воздействия. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора психологических наук. - М.: Изд- во НИИ ОПП АПН СССР, 1991. - 56 с.
  16. Ковалев Г.А., Радзиховский Л.А. Проблема общения и детерминация психического в работах советских психологов. // Общение и развитие психики. Сб. науч. трудов./ Под ред. А.А.Бодалева, Г.А.Ковалева. - М.: Изд-во АПН СССР, 1986. - с. 7-21.
  17. Копьев А.Ф. Психологическое консультирование: опыт диалогической интерпретации // Вопросы психологии, 1990. - № 3 - с.17 - 25.
  18. Копьев А.Ф. Диалогический подход в консультировании и вопросы психологической клиники. // Московский психотерапевтический журнал, 1992, №1. - с. 31 - 48.
  19. Кучинский Г.М. Диалог и мышление. - Минск: Изд-во БГУ, 1983. - 190 с.
  20. Кучинский Г.М. Психология внутреннего диалога. - Минск: Университетское, 1988. - 206 с.
  21. Лосев А.Ф. Из ранних произведений. Философия имени. Музыка как предмет логики. Диалектика мифа. - М.: Изд-во "Правда", 1990. - 656 с.
  22. Петровский А.В. М.М.Бахтин, Ф.М.Достоевский: психология вчера и сегодня. - Вестник МГУ, серия 14. Психология, 1985. - № 3, С.56-59.
  23. Роменець В.А. Вчинковий підхід // Основи психології. За загальною редакцією О.В.Киричука, В.А.Роменця. - Київ: "Либідь", 1995. - сс. 161 - 230, 383 - 402, 605 - 622.
  24. Роменець В.А., І.П.Маноха. Історія психології ХХ століття: Навч. Посібник / Вступ. стаття В.О.Татенка,Т.М.Титаренко. - К.: Либідь, 1998. - 992 с.
  25. Розин В.М. Психология: теория и практика. - М.: Изд. Дом "Форум", 1997. - 296 с.
  26. Рыжов В.В. Духовно-ориентированный диалог и диалогическая личность // Гуманизм и духовность в образовании. Нижний Новгород: НГЛУ, 1999. - с. 65-66.
  27. Сартр Ж.П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. / Пер. с фр., предисловие, примечания В.И.Колядко. - М.: Республика, 2000. - 639 с.
  28. Соловьев В.С. Соч. в 2-х томах. Т.2. - М.: Правда, 1989.
  29. Флоренская Т.А. Психологические проблемы диалога в свете идей М.М.Бахтина и А.А.Ухтомского // Общение и развитие психики. Под ред. А.А.Бодалева. - М. : Изд-во НИИ ОПП АПН СССР, 1986. - с. 21-31.
  30. Флоренская Т.А. Диалог в практической психологии: наука о душе. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2001. - 208 с.
  31. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. В 3-х т. - М.: Правда, 1991.
  32. Флоренский П.А. Христианство и культура. - М.: ООО «Издательство АСТ», Харьков: «Фолио», 2001. - 672 с.
  33. Франк С.Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии // Сочинения. - М.: Правда, 1990. - С. 183- 559.
  34. Франк С.Л. Реальность и человек. - М.: Республика, 1997. - 479 с.
  35. Хараш А.У. «Другой « и его функции в развитии «Я» // Общение и развитие психики. Под ред. А.А.Бодалева. - М.: Изд-во НИИ ОПП АПН СССР, 1986. - с. 31-46.

Дьяконов Г.В.,

Данная статья впервые была опубликована в украинском журнале «Соціальна психологія»: Етика вчинку і концепція «Іншого» М.Бахтіна // Соціальна психологія, № 3 (23), 2007. - с.18 -28.

См. также
  1. Дьяконов Г.В. Проблема общения и взаимодействия: диалогический подход
  2. Дьяконов Г.В. Психология эгоцентризма и образы духовности: опыт диалогической рецензии
  3. Дьяконов Г.В. Концепция диалога М.М. Бахтина – основа Экзистенциально-онтологической психологии
  4. Дьяконов Г.В. Концепция диалога М.М. Бахтина как методология научно-гуманитарного мышления и мировоззрения
  5. Дьяконов Г.В. Диалогийная концепция эстетики и литературоведения М.М. Бахтина
  6. Дьяконов Г.В. Диалогическая интерпретация антиномической методологии П.А. Флоренского
  7. Дьяконов Г.В. Диалогическая интерпретация психологии со-бытия в духовной онтологии П.А.Флоренского
  8. Дьяконов Г.В. Диалогика символизации и интерпретации в герменевтике П. Рикера
  9. Дьяконов Г.В. Психологическая онтология отношения и обращения в диалогике М. Бубера
  10. Дьяконов Г.В. Диалогическая интерпретация психологии самобытия и со-бытия в онтологии С.Л. Франка