Задача этой книги - проблематизировать исходные очевидные определенности, которые воспринимались европейской философской традицией как предпосылки философского мышления, и через их преодоление раскрыть первичный опыт жизни.
Философия всегда личностна, это путь осмысления общезначимого содержания на основе личного жизненного опыта (под жизненным опытом здесь понимается любой опыт, который влияет на формирование личности человека). И поскольку каждый философ - это личность со своим неповторимым жизненным опытом, то философских систем должно быть столько, сколько философов. Сведение философских систем к одной позиции означает их отрыв от жизненного опыта и отрицание самой сущности философии.
Предпосылками философской системы являются интуитивно найденные «очевидности». Для каждого философа, как и для каждого человека, очевидными могут казаться разные представления, потому и возникает многообразие взаимоисключающих философских систем. Очевидное не должно доказываться или выводиться, так как сама необходимость подобного доказывания уже предполагает, что оно неочевидно. И вместе с тем очевидное не должно быть безосновательным. Его основания не в чем-то предзаданном, но в потенции творить новое. Не человек задает, что считать очевидным, но сами представления, удостоверяя себя в качестве очевидностей, формируют его как личность. Иными словами, очевидными являются те представления, которые обоснованы в жизненном опыте человека.
При всем многообразии личных судеб европейцев в них есть нечто общее, что обусловлено историей европейской культуры от античности и до наших дней. И эта общность судьбы формирует общую очевидность, которую можно обозначить как «интуицию определенности». В античности эта интуиция определенности нашла свое философское воплощение в идеальном мире (мире эйдосов, Логосе, мировом уме и т.д.), сейчас она представлена либо в виде трансцендентальной системы принципов, либо во всеобщей причинности, выражающейся в системе естественнонаучных законов мира.
В любом случае всегда предполагается какая-то система определенностей которая собирает в единство весь действительный мир, причем эта система определенностей обязательно, как того требует европейское мышление, должна соотносится со структурой европейских языков.
Но если это понимание очевидности есть результат уже сложившегося определенного опыта, который обусловлен спецификой европейской культуры, то, проблематизируя его, можно обнаружить более первичную очевидность, которая делает возможным сам этот опыт и саму эту культуру. Иными словами, необходимо подвергнуть критике европейское понимание очевидности, чтобы освободить его от тех наслоений, которые являются проекцией на первичный опыт общекультурного наследия. Лишь тогда все эти наслоения перестанут быть само собой разумеющимися, и наконец станут по настоящему понятными.
Привычное кажется очевидным, и поскольку окружающий мир привычен, неизбежно возникает иллюзия его очевидности. В любой эпохе повседневный человек наивно полагает, что мир именно таков, как он ему представляется. Так думает и современный человек. Однако, насколько маловероятно, что мир должен оказаться именно таким, как представляет его себе нынешний европеец начала XXI века! Речь здесь идет не столько о сомнении в реальности мира (это лишь частный вопрос), сколько о сомнительности, что именно привычное восприятие должно обязательно оказаться истинным представлением о мире. С этой проблематизации данности мира берет свое начало философия, и настоящая работа направлена не на создание альтернативы проблематизации в философской традиции, а на ее радикализацию.
Суть проблематизации в том, что мы можем поставить вопрос о действительности, поиск ответа на который приводит нас к новому пониманию. Для философского видения нет ничего обыденного и привычного: вопросы могут быть поставлены относительно чего угодно.
Философская проблематизация очищает опыт от того, что лишь кажется очевидным в силу привычности, выявляя за этим первичную очевидность. Классическая философская традиция - Платон-Декарт-Кант-Гуссерль - усматривала эту первичную очевидность в идеальной предзаданной определенности, которая в современной феноменологии рассматривается как трансцендентальная определенность. Однако очень часто в философском дискурсе эта трансцендентальная определенность начинает выступать неким пределом проблематизации, т.е. предельным пунктом движения философской мысли.
Так, например, методическое сомнение Декарта, проблематизирующее данность мира, приводит к определенности «врожденных идей», критический метод Кант - к определенности априорных принципов созерцания, рассудка и разума, феноменологический метод Гуссерля - к эйдетической определенности.
Выявление первичной трансцендентальной определенности через проблематизацию данности мира полагает ее как первичную очевидность только лишь для разума, однако она вовсе не является первичной очевидностью в контексте экзистенциального опыта.
Трансцендентальная определенность собирает мироописание в виде того мира, в котором человек непосредственно живет. Благодаря этому поставленный под сомнение мир получает свое новое основание в более первичном опыте. Однако опыт экзистенциального абсурда ставит под сомнение не только мир, но и саму трансцендентальную определенность, на основе которой он собран.
Рационально обоснованный мир оказывается совершенно необоснован экзистенциально, соответствие эйдетической определенности никак не снимает экзистенциальные противоречия; в частности, несоизмеримы абсолютная самоценность жизни и та ничтожная ее значимость, которую она реально имеет в сложившейся системе мироописания; несоизмеримы самоценность момента и преходящесть всего как тотальное обесценивание, вызванное неотвратимостью исчезновения в прошлом; несоизмеримы абсолютная трагичность страдания в жизненном мире и его естественная привычность в сложившемся порядке вещей мира, и т.д. Иначе говоря, с экзистенциальной точки зрения мир не может быть таким, каков он есть, но тем не менее именно в таком нелепом мире мы и живем. С одной стороны, трансцендентальная определенность такова, как она определяет мир, с другой стороны, она не должна быть таковой, поскольку и мир не должен быть тем, что он есть. Понимание этого приводит к проблематизации любой предзаданной определенности, т.е. не к простому ее отрицанию, а именно проблематизации, когда через ее наглядное удостоверение ставится новый вопрос о ее основании и ее возникновении.
Это позволяет рассмотреть любые трансцендентальные определенности не как данности, а как точки завершения процесса. При этом проблематизирующий вопрос ставится о самом начале этого процесса и пути движения от изначального неопределенного предчувствия к определенности. В силу этой проблематизации любые трансцендентальные структуры утрачивают свою исключительность, допуская альтернативные пути сборки мироописания.
В такой проблематизации предзаданных определеннностей открывается возможность поиска ответа на вопрос: как же все же нас занесло в столь экзистенциально абсурдный мир? При этом поиск ответа вовсе не предполагает нигилистического отказа от трансцендентальной определенности мира, речь идет лишь об ее проблематизации, то есть о такой постановке вопроса, которая направлена на понимание опыта первичной неопределенности, содержащей в себе потенцию как данной трансцендентальной структуры мира, так и любой другой возможной. Лишь с этой более изначальной позиции становится возможным понять весь путь движения от первичной неопределенности к определенности, который и завел нас в этот экзистенциально-абсурдный мир.
Поскольку первичная очевидность изначально носит неопределенный характер, какое-либо ее выражение как таковой является задачей мистики, а не феноменологии. Феноменологическая же задача состоит в описании самого процесса движения от этой изначальной неопределенности к определенности. Это описание должно быть раскрыто в самых разных измерениях сознания - в опыте межличностного общения, в обращении к абсолюту, в религиозном опыте, в опыте построения идеологических систем, опыте шизофрении и духовных болезней, в феноменологии имени, в историческом самосознании и т.д. Выявив вторичность любой смысловой определенности по отношению к первичному неопределенному содержанию, можно будет обосновать сосуществование различных априорных систем, на которых основываются разные культурные традиции, а также обосновать истинность жизненного мира человека по отношению к любым искусственно создаваемым мироописаниям.
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |