ENG
         
hpsy.ru/

../../Гуманистическая психология в контексте эволюции психологических идей ХХ века

Теория самоактуализации была разработана в США в середине ХХ века и стала ключевой составляющей для «гуманистической» психологии, объявившей себя «третьей ветвью» психологии в противовес бихевиоризму и психоанализу. К этому времени после победы во второй мировой войне, США стали экономической, военной «сверхдержавой», во многом определяющей развитие мировой политики и экономики. В первой половине ХХ века в страну переехали выдающиеся ученые, писатели, музыканты, вынужденные эмигрировать из Европы, что позволило США выйти на ведущие позиции и в области культуры, искусства, науки. Экономические реформы президента Ф.Д. Рузвельта позволили существенно повысить уровень жизни рабочих и служащих, открыли для большинства американцев возможность обладать своим домом, автомобилем, обеспечить хорошее образование своим детям, принимать участие в бизнесе. Научные открытия и внедрение их результатов в промышленное производство, сельское хозяйство привели к тому, что все большая доля трудящихся высвобождалась из сферы производства с тяжелым физическим трудом, быстро развивалась сфера услуг, резко возрастала потребность в интеллектуальном труде, что, в свою очередь, требовало развития системы образования, поиска талантов. Эти объективные факторы порождали запрос на научную теорию, которая должна была описать перспективы личностного развития и роста человека, методы достижения успеха в мире действительности, заменить, в определенной степени те теории, которые ранее предлагали только философия и религия.

Надо заметить, что в США традиционные религии с идеалами аскетизма, смирения, нравственного подвига, рассматривающие действительность как «проходной» этап на пути в «подлинный» трансцендентный мир, не занимали ведущего места в культуре, не определяли исторических судеб страны. Американская культура есть следствие, в основном, трех концепций: протестантизма, деизма и индивидуализма. Протестантизм(М. Лютер) хотя и рассматривал судьбу человека как заранее предопределенную к спасению или погибели, однако предлагал человеку в этом мире всеми силами пытаться добиться успеха, так как успех в этом мире свидетельствовал о предопределенности к спасению и в мире ином. Деизм (Ж.-Ж. Руссо, Д. Юм) рассматривал мир и человека как творение Бога, однако Творец, сообщив через Моисея и Иисуса установленные им законы Бытия, более не вмешивается в жизнь людей. Соблюдение законов необходимо, так как когда-нибудь необходимо будет дать ответ Богу за свои деяния, но человек должен сам соблюдать законы, не ожидая ни наказаний, ни чудесных поощрений «свыше». Индивидуализм (М. Штирнер) предполагает, что каждый человек должен стремиться к максимуму удовольствия, но удовольствие есть предмет острой конкуренции, поэтому идеал заключается в том, чтобы, начав с «ноля» за счет индивидуальных усилий опередить своих конкурентов. Ограничением является только Закон, и только в том случае, когда за ним стоит реальная сила.

Страна эмигрантов всегда была притягательной для тех, кто не находил себе места в жестко структурированной действительности и искал свободного пространства для реализации собственных замыслов, индивидуалистов, рассчитывающих на свои силы, а не «благодать Бога». Движущей силой развития американского общества, своеобразной «религией» американцев, являлась «американская мечта», а религиозную практику составляли усилия, преимущественно личные, по ее реализации в мире действительности, для себя и своих близких. И в середине ХХ века многим американцам казалось, что до торжества американской мечты, причем во всемирном масштабе, осталось ждать совсем немного: разрушенные войной Европа и Япония вместе с экономической помощью вынуждены были принимать «ценности» американской демократии, а ослабленные войной Советский Союз и Китай не могли представлять прямой угрозы. После войны сложились благоприятные условия для ознакомления американской общественности с многими идеями из культур Индии, Китая и Японии, чему способствовала деятельность таких пропагандистов восточной культуры, как Д. Судзуки, и интеграции некоторых из них в американскую культуру. Эти идеи осваивались прежде всего в контр-культурном движении, получившем широкий размах в 50-70г.г. Многие исследователи отмечают, что именно эти факторы лежат в основе бурного развития культа личной свободы и личного успеха в литературе и искусстве, а проблематика личностного роста, развития, самореализации стала неотъемлемой частью интеллектуального ландшафта Запада (31).

Все эти события и факты не могли не отразиться на положении дел в психологии. До конца Х1Х века она являлась частью религиозных или философских учений, каждое из которых пыталось дать ответ на «первые» (они же и «последние») вопросы: Что есть мир? Что есть человек? Есть ли в мире что-то, к чему человеку следовало бы стремиться? Как человек может достичь того, к чему ему следует стремиться в мире? Психологам не было необходимости специально задаваться этими вопросами, следовало лишь давать практические психотехнические рекомендации по решению четвертого из упомянутых вопросов, при заданных системой ответах на три предыдущие. Так, христианская психология отвечала на вопросы человека, верующего в то, что он из рода Адамова, что он обладает бессмертной душой, что в этом качестве он должен стремиться в «Царствие небесное». Различные школы христианской философии и психологии различает лишь представление о пути индивида к «Царствию небесному»; мир действительности представляется во всех теориях лишь кратким, наполненном «помехами» конечным эпизодом на пути в бесконечное, к «жизни вечной». Постулируется, что этот «эпизод» не содержит ничего такого, от чего человеку не следовало бы отказаться во имя «высших» религиозных целей.

Выделяясь в самостоятельную дисциплину, претендуя на статус «позитивной науки», психология должна была выступать самостоятельно, не опираясь более на авторитет того большего, чьей частью она была. Отбросив имевшиеся в распоряжении «материнских» учений ответы на «первые» и «последние» вопросы, она должна была опираться на факты, данные непосредственно, и, пользуясь своим понятийно-категориальным аппаратом, основанном на взаимном доверии членов научного сообщества, строить свои теории и гипотезы в своей определенной предметной области, используя научные процедуры проверки истинности гипотез. Во имя приобретения психологией статуса «позитивной» науки, приносящей «объективное» знание, многие ученые-психологи стали рассматривать человека как объект исследования, что потребовало перенести центр внимания с внутренних, неповторимых, ускользающих и изменчивых качеств, - на внешние, воспроизводимые, повторяющиеся в группах. Это позволяет ученому - позитивисту выступать под маской «абсолютного наблюдателя», не имеющего пристрастий и не связанного со своим временем, историей и культурой. Вместо разговоров о неповторимом индивиде, венце творения, в этом случае стало возможным давать «научные», статистически обоснованные заключения по поводу «объекта» - абстрактного «среднестатистического гражданина», так же не существующего в действительности. В клинической практике психотерапии эта позиция позволила увидеть в пациенте набор симптомов и течение синдромов, частный случай, подкрепляющий ту или иную теорию, а не страдающего в определенной жизненной ситуации человека, не могущего найти решение, соответствующее культурным нормам. Это, в свою очередь, позволило превратить клиническую работу в исследование валидности и надежности той или иной теории, или разновидность, например, уроков психоанализа, «благотворным побочным эффектом которых может быть и выздоровление» (Ж. Лакан).

При этом оказалось возможным подменить смысл, цель жизни человека, рассматриваемые религиозными и философскими системами как истинную, высшую ценность, практической (политической, экономической) целесообразностью. В практической работе это касается и целей клиента, и целей практического психолога, психотерапевта. «Позитивная» психология, в силу описанных выше причин, неизбежно может говорить о смысле жизни человека только как о «психическом феномене», формируемом индивидом в процессе общения путем интериоризации отдельных фрагментов «смыслообразующих текстов» из культурной среды, и формированием из них социально приемлемого «коллажа» для самоконтроля и «предъявления по требованию». Подобным образом понимаемый «смысл» (если вообще возможно говорить об этом феномене как о смысле) будет неизбежно статистическим, легко поддающемся любому групповому давлению, а потому нестойким, определяющим поведение человека сиюминутными ситуативными приспособительными интересами, сводящим его жизнь к «функционированию». Такое положение дел является основой формирования «зависимого типа личности», человека склонного к зависимости от родителей, табака и алкоголя, телевидения и прессы, идеологии и мифологии; с другой стороны, в этом положении основа рождения и развития учений и популярности лидеров, предлагающих человеку и человечеству легкий, «коллективный» вариант достижения ценностей жизни. Все, что требуется от человека - это выбрать «правильное» учение, полностью довериться его лидерам (отказаться от собственного Я в пользу коллективного Я), и терпеливо ждать результата.

Состояние психологии к середине ХХ века в США можно охарактеризовать следующим образом.

Общей чертой практически всех ее направлений был предельный прагматизм, концентрация на теме адаптации, приспособлении к имеющейся в наличии реальности. Теории принципиально не рассматривали ничего, выходящего за рамки обыденного (в позитивном смысле) опыта, не давали критического анализа действительности исходя из интересов развития личности, и, тем более, не призывали к социальным переменам. Именно из наличной реальности следовало человеку выбирать идеалы для попыток подражания и формирования поведенческих паттернов и ролевого репертуара.

Представления о развитии личности, личностном росте, разрабатывались академической психологией в духе психофизиологических теорий о надстройке функциональных систем над физиологическими в ходе переживания личного опыта. Практические рекомендации не выходили за рамки совершенствования образовательных и воспитательных технологий. Психоаналитические школы рассматривали личностный рост в связи с проблемами преодоления тревоги, фиксаций, неврозов, комплексов. Практические рекомендации не выходили за рамки совершенствования методов лечения неврозов и психопрофилактики. Аналитическая психология К. Юнга описывала процессы развития в метафорическом, эзотерическом стиле, доступном пониманию лишь узкого круга интеллектуалов. Движение могло осуществляться только при одновременном действии «иррационального зова Самости», сознательного морального выбора и жесткого давления обстоятельств. Цели развития человека выносились за пределы действительности, их достижение предполагало уход от практической деятельности. Индивидуальная психология А. Адлера рассматривала любые цели как исходно фиктивные, движение в направлении развития рассматривалось непременно в связи с борьбой с недостаточностью органов, «жизненным стилем» и «комплексом неполноценности». Неверные шаги на пути компенсации неполноценности могли привести к катастрофической «гиперкомпенсации», примером которой описывался Адольф Гитлер.

Таким образом, не существовало удовлетворительной научной концепции перспектив личностного развития и роста для нормального среднего прагматичного американца, не испытывающего жесткого давления внешних обстоятельств, не страдающего от неврозов и комплексов, не слышащего «иррациональный зов Самости», решившего свои адаптационные проблемы, построившего свой дом, купившего машину, обеспечившего своих детей средствами на учебу. Ни одна из указанных теорий, кроме того, не давала «ключа» к обретению творческой инициативы и креативности, поиску и нахождению принципиально новых решений, от которых зависит значимый успех в любой сфере жизнедеятельности.

Перед новой научной теорией стояли следующие задачи:

во-первых, она должна была представить концепцию личного развития человека, отвечающую новым историческим обстоятельствам, требующим инициативы, творческого подхода к решению проблем, интеллекта, а не только приспособления;

во-вторых, она должна была расширить утерянный в связи с обособлением от философии и религии горизонт, попытаться дать свои, основанные на достигнутых психологией результатах, ответы на «первые» и «последние» вопросы, хотя бы в гипотетической форме мета-теории;

в-третьих, она должна была не только наметить широкую и дальнюю перспективу человечества, но и указать способы и методы развития и роста человека, наметить пути его самосовершенствования.

Именно этот вакуум и попыталась заполнить «гуманистическая» психология и теория самоактуализации.

В предисловии к «Психологии бытия» А. Маслоу пишет: «Если выразить в одной фразе, что значит для меня гуманистическая психология, то я бы сказал, что это интеграция Гольдштейна (и гештальт-психологии) с Фрейдом (и различными психодинамическими психологиями) под эгидой духа моих учителей в Висконсинском университете».

Методологические принципы, на которых развивалась гуманистическая психология были разработаны К. Левином, К. Гольдштейном и Г. Оллпортом.

Важнейшей новацией К. Левина (15) была программная для психологической методологии статья 1927г. «Переход от аристотелевского мышления к галилеевскому», в которой была дана характеристика позитивной психологии и намечены основные пути ее «расширения». Современная К. Левину позитивная психология собирала эмпирические факты, классифицировала их, и описывала результаты их статистической обработки. Общее направление работы предусматривало постепенное абстрагирование от реальности, переход к понятийному аппарату, разработанному на основе статистического подхода. К. Левин пишет: «В течение 20-30 годов психологи были, в общем и целом, скорее враждебны теории. Руководимые наивным метафизическим убеждением, они были склонны считать «сбор фактов» единственной задачей «научной» психологии и чрезвычайно скептически относились к идее психологических законов в области потребностей, воли и эмоций, то есть в любых областях, кроме восприятия и памяти». К. Левин предложил дополнить этот способ исследования психики новым, позволяющим искать причины поведения индивида не в его изолированно рассматриваемой «природе», а во взаимодействии между человеком и его окружением.

В этом новом, «галилеевом» подходе критерием научной достоверности должна была стать не повторяемость единичных фактов, а, наоборот, единичные факторы должны были обретать научную достоверность в контексте теории. Каждый человек рассматривается как вовлеченный в свою жизненную ситуацию, находится не «снаружи», а «внутри», в связи со всеми ее элементами; следовательно, психологический факт (В), по мнению К. Левина, должен рассматриваться как функция двух переменных, человека (Р) и его окружения (Е); В = f (Р, Е).

Развитие этих идей привело К. Левина в 1941 - 42 г.г. к представлению о мире, как о множестве объектов, каждый из которых может быть наделен для человека определенной положительной или отрицательной валентностью (притягательностью), что прямо связано с потребностями человека. Человек, вместе с объектами, имеющими для него ненулевую валентность, составляют целостное «жизненное пространство», которое в каждый момент времени характеризуется возможными и невозможными «событиями», как возможностями, вероятностями достижения человеком тех или иных целей, объектов (удовлетворения тех или иных потребностей). Динамика психологической ситуации человека связывается с постоянным изменением вероятности успешно и полно удовлетворить ту или иную свою потребность в каждый конкретный момент времени. Анализ ситуации должен начинаться с получения самого общего впечатления о ней в целом, после чего становится возможным изучать отдельные ее аспекты. Левин считает, что подобные анализы наиболее удачны у писателей, например у Ф.М. Достоевского, а введение «научных» терминов часто лишь затрудняет понимание. В связи с этим Левин выдвигает важнейший методологический принцип: ситуация должна рассматриваться не с точки зрения абстрактного наблюдателя, а с позиции самого вовлеченного в нее человека, как она дана в его переживании, как она дана для него.

Развитие и становление человека понимаются в концепции Левина как динамический процесс, при благоприятном течении которого человек приобретает способность выходить за пределы «сиюминутной» жизненной ситуации через развитие временной перспективы представлений о жизни. У ребенка временная перспектива крайне мала, у взрослого она должна увеличиваться, позволяя во все большей степени детерминировать поведение не только прошлому, но во все возрастающей степени потребному будущему. Левин пишет, что если ребенок беспомощен перед воздействиями наличной ситуации, то взрослея он приобретает возможность противопоставлять себя ситуации, становиться «над ситуацией», при этом возрастает дистанция между «эго» и средой. Взрослый человек способен воспринимать конкретную физическую среду как ту или иную психологическую ситуацию в зависимости от своих потребностей, целей, устремлений в данный момент.

Препятствием в развитии человека является его выключение из значимой деятельности, например, в связи с длительной безработицей. Левин замечает, что «безработный человек и даже его дети сужают свое поле деятельности в гораздо большей степени, чем этого требует экономическая необходимость. Их временная перспектива сокращается так, что поведение во все большей степени зависит от непосредственной ситуации». Сокращение пространства реалистически воспринимаемой жизненной ситуации может быть предпосылкой для «ухода от реальности», рассматриваемого Левином как «самую выдающуюся характеристику регрессии». Регрессивные явления Левин видит в примитивизации мышления и поведения: «происходит переход от дифференцированного и полного смысла паттерна к более аморфному поведению. Сложный иерархический порядок в поступке меняется на простую организацию или дезорганизацию. В мышлении происходит сдвиг от абстрактного - к более конкретному его типу, от рассуждения - к «заученному» штампу, в поведении - от гибкого - к стереотипу». Различия в поведении при анализе развития и регрессии Левин рассматривал по пяти характеристикам: (1) разнообразие поведения, (2) организация поведения, (3) расширение областей деятельности, (4) взаимозависимость поведения и (5) степень реализма.

Важнейшим фактором организации поведения взрослого человека Левин считал «наличие одной ведущей идеи, которая контролирует и управляет более частными видами деятельности. Этой ведущей идеей может быть основной замысел или достижение цели». По мере развития субъективная окрашенность в восприятии среды уступает место реалистичности.

Из теории Левина У. Томас вывел представление об «определяющей ситуации», а Р. Мертон о «самовыполняющемся пророчестве», в целом отсюда выросли почти все последующие теоретические представления американской психологии о том, что человек не только реагирует на ту или иную ситуацию, но, более того, сам создает тот мир, в котором живет.

К. Гольдштейн, немецкий нейрофизиолог, во время Первой мировой войны руководил госпиталем для солдат с черепно-мозговыми травмами. После войны он создал институт по изучению последствий этих травм. В 1930 году он стал профессором неврологии и психиатрии Берлинского университета. В 1935 году К. Гольдштейн переехал в США, где сотрудничал С А. Ангъялом и А. Маслоу. Гольдштейн был сторонником «организмической теории», опирающейся на философию «холизма» (Я. Смитс), центральным пунктом которой является идея о том, что целое больше, чем сумма составляющих его частей, следовательно, онтологический статус целого выше, чем статус частей. Термин «холизм» является производным от греческого корня «холос», что значит «полный», «целостный», «завершенный». Организмическая теория была по своим идеям близка к гештальт-психологии, с тем существенным отличием, что гештальт-психология ограничивалась принципом целостности по отношению к сознанию и мало обращалась к организму и личности в целом. Организмическая теория предприняла попытку распространить принципы гештальта на организм в целом.

Основные черты организмической теории, ее постулаты заключаются в следующем:

  1. Организм всегда ведет себя как единое целое, а не как собрание разнородных частей.
  2. Сознание и тело - не отдельные сущности, а сознание не состоит из отдельных способностей и элементов, как тело не состоит из независимых органов и процессов; происходящее в «части» всегда влияет на «целое», но не определяет его. Всякое событие, психологическое или физиологическое, происходит в контексте всего организма. Законы целого управляют функционированием частей; для того, чтобы понять функционирование любой «составляющей» организма, необходимо открыть законы функционирования всего организма.
  3. Организованность - естественное состояние организма. Здоровая личность едина, согласована, интегрирована. Нездоровье может вызываться внутренней аномалией или неблагоприятными воздействиями среды. В структуре организма нет специфического «организатора» (душа, дух), поскольку организованность введена в систему изначально. В процессе и результате исследований необходимо следить, чтобы организм как таковой не был утерян.
  4. Развитие организма - это процесс раскрытия врожденных потенций. Предполагается, что в организме исходно заложена некая гармония и нет ничего врожденного «плохого». Считается, что организм, если ему позволить развиваться оптимальным образом и в соответствующей обстановке, придет к развитию здоровой целой личности, тогда как злокачественные воздействия среды могут «ухудшить» личность.
  5. Индивид мотивируется не многими, а одним, главным мотивов - само-актуализацией: имеется в виду, что человек постоянно стремится реализовать свои врожденные потенции всеми доступными способами.

К. Гольдштейн первым ввел в научный оборот понятия «самоактуализация» и «самореализация». На первом этапе, в клинической практике, он понимал под «самоактуализацией» активацию неких внутренних ресурсов организма, до травмы не проявлявших себя, результатом действия которых является способность организма к реорганизации, восстановлению свойств личности после перенесенного ранения или травмы. Прежде всего, этим понятием именовались психофизиологические процессы, проявляющиеся на клеточном и тканевом уровне, напоминающие описанные А. Адлером механизмы компенсации физической недостаточности органов.

На втором этапе, в работе «TheOrganism», Гольдштейн философски осмысливает самоактуализацию как универсальный принцип жизни, в этом аспекте он пишет о «высшей самоактуализации». Главная мысль Гольдштейна - организм есть единое целое и то, что происходит в любой его части - затрагивает весь организм.

Самоактуализация, по Гольдштейну, основной и по существу единственный мотив в человеческой жизни. Самоактуализация - это действия, направленные на удовлетворение потребностей. Потребность - это состояние дефицита, мотивирующее человека на его пополнение, удовлетворение. «Когда люди голодны, они актуализируются посредством еды; если они жаждут власти, они актуализируются, обретая ее. Удовлетворение любой отдельной потребности выходит на сцену тогда, когда это является предпосылкой для само-реализации всего организма. Само-актуализация - творческая тенденция человеческой природы. Она - основа развития и совершенствования организма. Невежда, стремящийся к знанию, чувствует внутреннюю пустоту, переживает ощущение собственной неполноты. Чтение и учеба удовлетворяют потребность в знании, и пустота исчезает. Таким образом возникает новый человек, в котором учение заняло место невежества. Желание стало реальностью. Любая потребность - это состояние дефицита, мотивирующее человека на его восполнение. Это - как яма, которую необходимо заполнить. Это восполнение, или удовлетворение потребности и есть само-актуализация или само-реализация» (К. Гольдштейн).

Гольдштейн предполагает, что препятствия для самоактуализации могут возникнуть только потому, что в среде не находится тех объектов и условий, которые необходимы организму для самоактуализации. Нормальный, здоровый организм - это тот, в котором «тенденция к самоактуализации действует изнутри и который преодолевает сложности, возникающие из-за столкновений с внешним миром не на основе тревоги, но благодаря радости победы». Это означает, что приход к согласию со средой в первую очередь состоит в овладению ею. И только если это невозможно, человек вынужден принять трудности и приспособиться к реалиям внешнего мира. Самоактуализация может иметь как позитивные, так и негативные последствия для организма. Достижение самоактуализации не означает конца проблем и трудностей, наоборот, могут возникнуть проблемы более сложные, ослабление напряжения является сильным побуждением только у больных организмов. Наоборот, здоровый организм нацелен в первую очередь на «формирование определенного уровня напряжения, такого, которое сделает возможной дальнейшую упорядоченную деятельность». Гольдштейн утверждает, что нормальный организм может временно отложить еду, сон, секс и т.д., если есть другие мотивы - любопытство или желание игры. Из этого делается вывод, что «способности организма определяют его потребности», а не наоборот. Если же задача человеку навязывается - поведение его становится ригидным и механистичным.

Крупной работой, вышедшей далеко за рамки позитивизма, содержащей многие идеи, разрабатывавшиеся позже гуманистической психологией, была книга Г. Оллпорта «Личность: психологическая интерпретация», вышедшая в 1937 году. Оллпорт представил в ней теорию, согласно которой личность представляет собой открытую психофизиологическую систему, особенностью которой является стремление к реализации своего жизненного потенциала (22). Личность человека, по Олпорту, - это динамическая организация внутри индивида особых мотивационных систем, установок и личностных черт, которые определяют уникальность его взаимодействия со средой. Оллпорт подверг экспериментальному изучению иерархию культурных ценностей, на которые ориентируются различные типы людей и выдвинул положение о том, что мотивы, возникающие на биологической почве, в дальнейшем могут стать независимыми от сознательной регуляции и функционировать относительно самостоятельно (принцип функциональной автономии).

Центральными идеями творчества Г.Оллпорта являются: (1) идея становления человека; (2) антинатуралистический подход к анализу первых лет жизни человека; (3) идея возможности перестроения психофизического единства, образующего человеческую личность; (4) идея взаимодействия социальных и биологических факторов развития в онтогенезе.

В ходе жизни исходные биологические диспозиции человека перестраиваются, трансформируются в мотивационные установки, которые, в свою очередь, оказываются доминантами поведения, проявлением становления является рост сознательности установок. Если на начальных этапах жизни человек зависит от своих влечений, то по мере становления личности эти влечения сами попадают в зависимость от интересов личности. «Черты» личности являются результатом ее становления; они приобретают автономию по отношению к этому процессу и вместе с тем оказываются внутренним регулятором, объединяющим различные стороны психического мира личности, обнаруживают значение обобщенного принципа ее жизнедеятельности. Оллпорт пишет, что «черта - это генерализованная и сфокусированная нейрофизическая система (характерная для индивида), обладающая способностью находить функциональный эквивалент многим стимулам, возбуждать и направлять совместные формы адаптивного и экспрессивного поведения». Родственными понятию «черт» он считает: «эго-систему» Коффки; «общую установку» и «генерализованную привычку» Дьюи; «идеал» и «способ приспособления» К.Левина; «интегрированную потребность» Мюррея; «склонность» Лазурского; «стиль жизни» А.Адлера.

Оллпорт внес в свое исследование и в психологию в целом методологический принцип неофеноменализма, разработанный философом науки Виндельбандом. Дж. Келли пишет: «Принимая сделанное Виндельбандом разграничение номотетических и идиографических дисциплин, но не как конкретную классификацию, а как полезную абстракцию, он отстаивает расширение психологии, с тем, чтобы включить в ее состав идиографию». Виндельбанд считал, что номотетические дисциплины используют методологию точных наук для открытия общих законов, а идиография является гуманитарной по преимуществу описательной дисциплиной. Оллпорт считал, что социальная психология, изучающая человечество, должна быть номотетической дисциплиной, а изучение психологии отдельного человека должно включать идиографический подход. При этом полученные идиографические описания отдельных случаев должны были становиться основой для построения научных гипотез, определяющих смысловые связи в более широких общностях. Современная философия науки видит в теории Оллпорта достаточно удачную попытку связи идеографического и номотетического подходов к психологии: реальная сопряженность индивидуализирующих и обобщающих характеристик личности выявляется самим процессом ее становления и развития. В отечественной психологии близкие идеи о содержании жизненного пути личности в 20-30 г.г. развивал и представил в «Основах общей психологии в 1935г. С.Л. Рубинштейн.

Современные философы науки так же отмечают, что идея «функциональной автономии» предвосхищает идею «автономной активности» Л. фон Берталанфи, лежащую в основе современных системных представлений о мире и человеке. С точки зрения общей теории систем, нормальная мотивация человеческого индивида определятся такими качествами как автономная активность, единство поведения, пластичность в адаптации. Л. фон Берталанфи (38) отмечал, что собственно человеческие черты такой мотивации открываются исследователю в том случае, если он не зациклен на первых годах жизни, не берет за базу для сравнения мотивы животного, если интенции и мотивы личности рассматриваются как сознательные планы поведения.

Поскольку гуманистическая психология, по замыслу ее создателей, должна была включать всю фактическую, эмпирическую основу, наработанную и в психоаналитическом, и в поведенческом направлениях, следует кратко охарактеризовать их основные положения.

Академическая психология в США считала себя неотъемлемой частью философии американского прагматизма (Д. Дьюи, Ч. Пирс, У. Джеймс) и принимала без критики все ее мировоззренческие положения (35, 42). Эта философская школа интересовалась изучением предпосылок рационального, прагматического поведения, которое должно было приносить человеку максимум пользы при минимуме затрат энергии и риска. Эти предпосылки искались в философских следствиях из важнейших естественнонаучных открытий конца Х1Х - начала ХХ века, которые разрушили господствовавшие в материалистической ветви философии со времен Демокрита представления о неделимых атомах, лежащих в основе материального мира. На протяжении 25 веков материалисты считали, что открытие атомов и их изучение позволит объяснить не только все законы материального мира, но и даст возможность полностью выявить материальную основу психической жизни человека, полностью разрушить идеалистические философские и религиозные представления. В результате открытия радиоактивности, принципа неопределенности и теории относительности в начале ХХ века стало проясняться, что материя - не более чем теоретическое понятие, и в этом качестве ничем не отличается от понятия идеи. Таким образом, научный прорыв, направленный на «изгнание Бога» и метафизических представлений из естественнонаучной картины мира привел к необходимости отказа и от культового отношения к «материи». Эти события привели к попытке позитивистов найти утерянную точку опоры в «незыблимых», априорных построениях математики и логики, чему явно мешала попытка психологии объяснить эти построения всего лишь результатом развития мышления человека в конкретно-исторических условиях. В результате последовала философская несколько истеричная по форме «атака» на психологию, целью которой было «изгнание психологизма» прежде всего из логики и математики, а затем - из философии науки. Психология должна была отказаться от опасных для философско-методологических оснований позитивизма исследований сознания и мышления, и, занимаясь восприятием, памятью и поведением, доказывать свою «верность идеалам позитивной науки».

Философско-методологические предпосылки бихевиоризма - в идеях философов науки П. Бриджмена, Э. Маха, Ж.-А. Пуанкаре. Они пытались разработать модели человеческого мышления и поведения на основе естественнонаучных предпосылок и естественнонаучной методологии. В соответствии с принципом Бора исключалось использование «метафизических структур», под которыми понимались феномены, не поддающиеся инструментальному наблюдению и измерению, такие как сознание, душа, моральные ценности, бог и т.п. Представлялось необходимым и полное «очищение» получаемых результатов от индивидуальных особенностей и пристрастий исследователя.

Академическая психология исходила из следующих предпосылок:

(1) мир - такой, каким он представлен совокупностью позитивных наук и господствующей философией, идеологией;

(2) правильное поведение человека должно быть направлено на приспособление к требованиям действительности, которое заключается, во-первых, в овладении необходимыми социальными навыками и ролями, и, во-вторых, в исключении неадаптивных способов поведения;

(3) внутренний мир человека - его собственность, в этом качестве он неприкосновенен, и не является предметом научного изучения.

Г.С. Салливан предлагал различать два способа действия: 1) способ действия, который я, человек, демонстрирую публично, «на людях»; 2) тот мой личный способ действия и объяснение причин моего действия, которое я даю самому себе, для моего собственного использования; именно он дает мне ощущение неприкосновенности, «защищает» меня от окружающих. Психиатрия и психология, по мнению этого выдающегося американского психолога и психиатра не имеют права вторгаться в сферу «моего личного способа действия».

Д. Уотсон определил бихевиоризм следующим образом: «Психология с точки зрения бихевиориста - это чисто объективный раздел естественных наук. Ее теоретическая цель - предсказание поведения и управление поведением. Бихевиорист в своих попытках прийти к одной схеме реагирования, не делает различия между человеком и животным». Радикальные бихевиористы утверждали, что не существует такой вещи как сознание, что все научение зависит только от внешней среды; вся человеческая деятельность обусловлена и обусловливаема и независима от генетических различий. Предполагалось, что путем правильного использования подкрепления при тотальном контроле из человека можно сделать все что угодно; здесь уместно вспомнить знаменитое высказывание Уотсона о том, что из ста здоровых младенцев он готов вырастить сто специалистов того профиля, обладающих такими личностными характеристиками, которые будут точно соответствовать заданному социальному нормативу, если только ему будет предоставлена возможность полного контроля за их воспитанием. К детям предлагалось относиться так: «Никогда не обнимайте и не целуйте детей, не сажайте их на колени. Если необходимо, целуйте их один раз в день, в лоб, укладывая их спать. Утром пожимайте им руку» (Д.Уотсон). Б. Скиннер предлагал относиться к ценностям гуманизма, таким как «автономный человек», «свобода», «достоинство», «творчество», как «объяснительным фикциям», полагая, что это весьма вредоносные понятия, потому что «такое объяснение создает ложное чувство удовлетворенности и делает якобы ненужным исследование объективных переменных, которые могли бы осуществить подлинный контроль поведения».

Б. Скиннер попытался отказаться не только от метафизических структур, но и теории вообще. Он неоднократно заявлял о том, что его позиция «принципиально нетеоретична, но исходит из данных и только данных». Личность в смысле «самость», по Скиннеру, не существует. Она существует только как сумма паттернов поведения. Эксперименты по научению показывают, что «кривые скорости научения одинаковы для голубей, крыс, обезьян, кошек, собак и человеческих детей». В одной из своих книг Скиннер утверждает: «единственным различием, которого можно ожидать между поведением крысы и человека, является вербальное поведение». Личностный рост - это «минимизация дурных условий и возрастание благотворного контроля за средой. Знание - это поведение, проявляемое тогда, когда появляется определенный стимул». Оптимальная жизненная стратегия человека - научиться реагировать на жизненные ситуации так, как он хотел бы на них реагировать. Это включает расширение репертуарных схем и планов (увеличение объема личного поведения), мыслей, чувств и исключение нежелательного поведения, мыслей, чувств. Скиннер пишет: «Хочу ли я сказать, что Платон не открыл никакого ума? Что Аквинат, Локк и Кант занимались случайными, часто нерелевантными побочными продуктами человеческого поведения? Или что ментальные законы физиологических психологов вроде Вундта, поток сознания Джеймса, ментальный аппарат З.Фрейда - бесполезны для понимания человеческого поведения? Да! Я подчеркиваю это, потому что если мы хотим решать проблемы, с которыми столкнулись в сегодняшнем мире, то суета по поводу ментальной жизни не должна отвлекать наше внимание от условий среды, функцией которой является человеческое поведение». Отметим, что сам Скиннер не смог избежать «бесполезной ментальной жизни», став известным писателем, особо известен его роман «Уолдон-2», опубликованный в 1948 году, в котором описывается утопическое общество, основанное на принципах обучения, им же разработанных.

Максимум того, на что претендовала наука о поведении, заключался в научении имеющемуся опыту, но успех во всех видах деятельности принадлежит, как правило, новаторам, поэтому и возник запрос на решение проблемы овладения новаторским видением проблем, креативными способами их решения.

К академической ветви психологии следует отнести и культурно-историческую школу психологии, развивавшуюся в США на основе синтеза академической психологии и кросс-культурных исследований, интересовавшуюся исследованиями Л.С. Выготского и А.Р. Лурии. В этой школе считалось, что уникальные качества человека обусловлены влиянием на него многих других людей, осуществляющимся в процессе общения в социуме. При этом временные характеристики эмпирического взаимодействия организма с окружающей средой, трансформируются в функциональные психические образования. Первостепенную роль в формировании сознания и поведения принадлежит традициям и стереотипам мышления. История жизни человека - это в первую очередь процесс аккомодации передаваемых из поколения в поколение моделей и стандартов общества, в котором он живет.

Дж. Мид совместно с Ч. Кули разработали в Чикагском университете концепцию развития «Я». Социум, согласно чикагской школе, прежде всего является сферой общения, которая составляет основу общества и духовной жизни индивида. Уникальность каждого конкретного человека обусловлена влиянием на него многих других людей. На первом этапе психическое - это «временная характеристика эмпирического взаимодействия организма с окружающей средой, сопровождающая нарушения, возникающие в ходе этого взаимодействия». Дж. Мид ставил перед собой задачу дать объяснение превращению этой характеристики, свойственной непрерывному процессу, в функциональное психическое образование или САМОСТЬ. В основе подобной метаморфозы, прежде всего, лежит активное начало, присущее человеческому организму. Способность нашего организма играть роли других (по мнению Мида, необоснованно описываемая в других школах как имитация) является условием возникновения самости. Исполнение чужих ролей влияет и на наши собственные действия. Из успешно исполняемых ролей постепенно складывается образ «обобщенного другого», роль которого также может быть присвоена; реакция организма на эту роль и характеризует его личную самость.

Д. Дьюи считал, что: «Внутренняя работа нашего мозга, как нам кажется, представляет уникальную ценность для исследования». Первостепенную роль в формировании мышления и поведения принадлежит, по его мнению, традициям и стереотипам мышления. Дьюи считал, что ограничения в поведения человека, и общее число возможных способов следования традиции соизмеримо с выразительными способностями его родного языка. История жизни человека - это в первую очередь процесс аккомодации передаваемых из поколения в поколение моделей и стандартов общества, в котором он живет. С самого рождения традиции, присущие данному обществу, накладывают ограничения на его дальнейшее поведение и приобретаемый опыт. К моменту овладения речью он уже становится продуктом своей культуры, а когда вырастает настолько, чтобы иметь возможность участвовать в происходящих в рамках этой культуры событиях, ее традиции становятся его традициями, ее убеждения - его убеждениями, ее запреты - его запретами. Каждому ребенку, рожденному в определенной социальной группе, суждено разделить с этой группой все эти атрибуты общественной жизни, и в то же время никто из детей, появившихся на свет на другом конце Земли, никогда не удостоится и тысячной их доли (35, 42).

Психоаналитические теории развивались на американской почве в соперничестве с академической психологией, бихевиоризмом. Следует отметить, что большинство психоаналитиков считает себя прежде всего естествоиспытателями, исследователями бессознательного в психике, и заявляет о приверженности естественнонаучным идеалам. В то же время трудно не заметить то фундаментальное мировоззрение, которое было свойственно З. Фрейду, и сегодня является основой мировоззрения многих психоаналитиков.

Мировоззрение Фрейда было основано на противоречивом единстве, во-первых, его личного атеизма, имевшего форму активного неприятия всех видов религии и форм религиозности; и, во-вторых, чувства принадлежности к «избранному народу». В целом это предполагало верность только собственному, приобретенному в личном опыте пониманию и мира в целом, и естественнонаучных принципов, и спокойно-презрительное отношение к внешней критике, исходящей от «непосвященных». Религиозное чувство избранности, связанное с необходимостью следования Торе или Библии в случае Фрейда было компенсировано чувством интеллектуальной избранности, позволяющем свободно мыслить обо всем, не смотря ни на какие ограничения, кроме тех, которые он принимал для себя сам. Юнг пишет, что Фрейд с крайним раздражением относился ко всем упоминаниям о духовной жизни даже в бытовых разговорах, «то, что не имело прямого отношения к сексуальности, он называл психосексуальностью, во всех проявлениях жизни видя «вытесненную сексуальность». Он готов был «придать догматические или доктринерские черты выдвигаемым гипотезам, чем решиться в спорных случаях выйти за установленные им самим рамки». В какой-то момент времени это чувство привело Фрейда к позиции, более свойственной лидеру религиозной секты, нежели лидеру научного направления: он сам стал рассматривать свои гипотезы как догматы, организовал «орден борьбы за чистоту идеи» и изгнание «еретиков».

Мировоззрение Фрейда, его картина мира открываются в работе «По ту сторону принципа удовольствия». Здесь Фрейд анализирует феномен «навязчивого повторения», который, по его мнению, присутствует и в игре ребенка, и в литературе, судьбах людей. Он считает, что в основе этого феномена лежит принцип более фундаментальный, чем принцип удовольствия. Ход мысли Фрейда, который он сам назвал метапсихологическим, таков: органическая жизнь обречена развиваться прежде всего потому, что все живое от рождения и до смерти пребывает во враждебной среде. Вначале каждый «кусочек живой материи», чтобы не погибнуть, вынужден пожертвовать своим поверхностным слоем, структура которого становится отчасти неорганической для того, чтобы через эту структуру иметь возможность защищаться от внешних воздействий, и ассимилировать только ту часть внешней энергии, которая ему «по зубам». Этот поверхностный слой - будущая система Bw (Bewubtein), получает раздражение не только снаружи, но и изнутри, и эти внутренние импульсы связаны с ощущениями удовольствия и неудовольствия. На первом этапе жизни у системы Bw нет защиты от этих внутренних импульсов, она выстраивается позже. Отсюда Фрейд выводит трактовку невроза как «последствия обширного прорыва» защиты изнутри. В объяснении механизма навязчивого повторения Фрейд видит не просто следы характера влечений человека, но «даже всей органической жизни». Он пишет: «Влечение, с этой точки зрения, можно было бы определить как наличие в живом организме стремления к восстановлению какого-либо прежнего состояния, которое под влиянием внешних обстоятельств живое существо принуждено было оставить». Это - выражение инертности, «косности» всей органической жизни. Навязчивое повторение Фрейд видит не только в поведении перелетных птиц; по его мнению каждый «зародыш животного принужден повторять в своем развитии структуру всех тех форм, пусть даже в беглом и укороченном виде, от которых происходит это животное, вместо того, чтобы поспешить кратчайшим путем к его конечному образу». Окончательный вывод Фрейда таков: все органические влечения консервативны, приобретены исторически и направлены к регрессу, восстановлению прежних состояний. Органическое развитие - результат внешних, мешающих и отклоняющих воздействий: «Консервативные органические влечения восприняли каждое из этих жизненных отклонений от жизненного пути, сохранили их для повторения» и таким образом возникает «обманчивое впечатление сил, стремящихся к изменению и прогрессу». Таким образом, по мнению Фрейда, целью органической жизни ни в коем случае не может быть какое-то новое, еще никогда не достигавшееся в прошлом состояние. Наоборот, ей может быть лишь старое исходное состояние, которое существо однажды оставило и к которому стремится окольными путями. Таким образом, целью жизни является смерть, органическое стремится вернуться к неорганическому состоянию: «Рассматриваемые в этом свете влечения к самосохранению, к власти и самоутверждению… есть частные влечения, предназначенные к тому, чтобы обеспечить организму собственный путь к смерти и избежать всех других возможностей возвращения к неорганическому состоянию, кроме имманентных ему». В том же духе рассуждал и другой видный психоаналитик Ш. Ференци: «При последовательном проведении этого рода мыслей нужно свыкнуться с идеей о господствующей в органической жизни тенденции задержки на месте или регрессии, в то время как тенденция развития вперед, приспособления и проч. становится актуальной только в ответ на внешнее раздражение». Стремление к совершенствованию, которое демонстрируют, по мнению Фрейда, некоторые люди, есть лишь «процессы при образовании невротической фобии, которые суть не что иное, как попытка к бегству от удовлетворения влечения» (к смерти - прим. автора).

В заключении Фрейд пишет: «Меня могли бы спросить, убежден ли я сам, и в какой мере, в развитых здесь предположениях. Ответ гласил бы, что я не только не убежден в них, но и никого не стараюсь склонить к вере в них». Причина такой несвойственной для Фрейда неопределенности определяется тем, что он рассматривал свои исследования как часть более общих исследований человека, осуществляемых биологией. Соответственно психоаналитики не должны выходить за установленные биологией рамки: «мы принуждены одалживаться у биологии. Биология есть царство неограниченных возможностей, мы можем ждать от нее самых потрясающих открытий и не можем предугадать, какие ответы она даст нам на наши вопросы несколькими десятилетиями позже». Весьма вероятно, что Фрейд ожидал, что биология подтвердит именно его мировоззренческие представления своими открытиями.

Если И. Кант считал нравственной опорой человека осознание «звезд надо мной и морального закона внутри меня», то Фрейд принципиально исключает целостного человека из фокуса своих психологических (!) исследований, концентрирующихся вокруг бессознательных явлений. Богоборческое желание уничтожить представление о наличии целостной души человека (или даже целостной психики), побуждает его поместить страдающее «эго» между жаждущим удовольствий «ид» внутри человека, и препятствующей осуществлению этих желаний толпой вокруг него. Эта вечно печальная картина мира психоанализа дополняется существованием в человеке еще одной чужеродной структуры, искусно маскирующейся под «свою». «Супер-эго» - это навязываемая человеку в детстве система запретов, делающих его «удобным» сначала для его родителей, а затем и для неопределенного множества людей, которые составляют «окружение» и навязывают ему «общественное мнение» (7, 18, 22, 28).

Долгое время психоанализ в США занимал периферийное положение, не замечался широкой публикой и академической наукой. Взрыв интереса к психоанализу произошел только в 30-40 гг., в связи с потрясшим страну до основания кризисом и последовавшей Великой депрессией. «Сочетание секса, насилия и скрытых мотивов, а также обещание излечить от широкого спектра разнообразных эмоциональных расстройств выглядит весьма привлекательно, почти неотразимо. Официальная (поведенческая - прим. автора) психология в ярости, поскольку, с ее точки зрения, люди могут спутать психоанализ и психологию, полагая, что они занимаются одним и тем же» (42). Академическая психология инициировала широкую компанию по проверке психоанализа на соответствие критериям научности. Проведенные исследования выявили несоответствие психоанализа критериям позитивной науки, однако совершенно не смогли поколебать позиции практикующих психоаналитиков. В результате возобладали интересы прагматизма: многие идеи психоанализа были интегрированы в академическую науку. Американские последователи Фрейда, не отличавшиеся ортодоксальной нетерпимостью к инакомыслию, интегрировали многие идеи поведенческой психологии, гештальт-психологии, психиатрии и психотерапии; в результате появились «эго-психология» и «неофрейдизм», «психоаналитическая психотерапия» А. Брилла. Интересно отметить, что не произошло слияния конкурирующих теорий в единую научную систему с единым понятийно-категориальным аппаратом и методологией, произошел обмен идеями и их ассимиляция путем «перевода» на язык академической психологии и язык психоанализа соответственно.

Не ставя перед собой грандиозную задачу полной трансформации «ид» в «эго», неофрейдисты озабочены практическими, прагматическими аспектами: укреплением силы Я, развитием и оптимизацией защитных механизмов личности. Они, вслед за Фрейдом, считают, что психоанализ не ведет человека к «вечному блаженству», он лишь способствует его переходу от невротического страдания к решению обычных проблем повседневной жизни. Базовая потребность человека - потребность в безопасности, принятии и одобрении со стороны значимых для него людей, его характер определяется качеством взаимоотношений с этими людьми.

Эго-психология не считает ребенка «запрограммированным созданием». Он наделен нейтральными врожденными характеристиками (темперамент, уровни активности) полностью формируется межличностными факторами. Базовая потребность ребенка - потребность в безопасности, принятии и одобрении со стороны значимых взрослых и его характер определяется качеством взаимоотношений с этими взрослыми. Ребенок не управляется инстинктами, однако наделен энергией, любознательностью, свободой телесного выражения, потенциалом роста и желанием безраздельно обладать любимыми взрослыми. Так как взрослые не могут позволить даже любимым детям безраздельно обладать собой - то здесь естественное противоречие может стать источником конфликта между естественной тенденцией роста и потребностью в безопасности и одобрении. Конфликт развивается в том случае, если поглощенные собственными проблемами родители не могут обеспечить безопасность и поощрить автономный рост. В таком случае компромисс между ростом и безопасностью всегда будет достигаться за счет роста.

Наиболее последовательно представления неофрейдизма о развитии представлены в работах Э. Эрикссона (43, 44),который занимался детским психоанализом под руководством Анны Фрейд, являющейся «основоположницей» Эго-психологии. А. Толстых пишет, что «Эго-психологи сосредоточились на анализе строения личности (на материале детского психоанализа и исследовании личностной проблематики с акцентом на вопросы развития и адаптации личности, автономии, свободы и особенности функционирования «Я», взаимодействия «Я» и влечений), и именно в этом направлении проходит обсуждение вопросов об общих механизмах психического развития ребенка».

Эрикссон считает, что практика психоанализа должна определяться наличием множества социальных ситуаций, требующих «интерпретации и коррекции; это - тревога маленьких детей и безразличие американских индейцев, потерянность ветеранов войны и самонадеянность юных нацистов». Для решения именно этих практических задач необходимо использовать накопленный психоанализом опыт исследования внутренних конфликтов и методов их решения, не пытаясь переносить психоаналитические методы на исследование «культуры, религии и революции, рассматривая их как аналоги неврозов для того, чтобы подчинить их нашим концепциям». Эрикссон пишет: «Современный психоанализ занимается изучением Эго, под которым понимается способность человека объединять (адаптивно) личный опыт и собственную деятельность», что предполагает «смещение акцента с изучения условий, деформирующих Эго, на изучение корней Эго в социальной организации общества». Основная причина психологических расстройств в современном обществе видится Эрикссону в обусловленном потребностями социально-экономического развития «удлинении детства»: «Продолжительное детство делает человека в техническом и умственном отношениях виртуозом, но и оставляет в нем пожизненный осадок эмоциональной незрелости».

Собственно развитие исследуется Эрикссоном через понятие «идентичности», которая открывается в «Я-переживании» и означающет переживание тождественности человека самому себе. Сила обретенной индивидуальной идентичности позволяет превзойти ограничения групповой идентичности. Идентичность в более строгой формулировке представляет «твердо усвоенный и личностно принимаемый образ себя во всем богатстве отношений личности к окружающему миру, чувство адекватности и стабильного владения личностью собственным «Я» независимо от изменений «Я» и ситуации; способность личности к полноценному решению задач, возникающих на каждом этапе ее развития». Обретение идентичности дает человеку силы для действий в тех проблемных ситуациях, где успех не гарантирован, способствует формированию многошаговых стратегий достижения цели. Так понимаемая идентичность может быть лишь результатом длительного процесса, который локализован в ядре индивидуальной и общественной культуры.

Формирование идентичности - это процесс одновременного отражения и наблюдения, протекающий на всех уровнях психической деятельности, посредством которого индивид: (а) оценивает себя с точки зрения того, как другие, по его мнению оценивают его в сравнении с собой и в рамках значимой для него типологии; (б) оценивает их суждения о себе с точки зрения того, как он воспринимает себя в сравнении с источником суждения и типами, значимыми для него. Синтезирующая функция Эго позволяет сделать этот процесс по большей степени бессознательным, постоянно сводя фрагменты и разрозненные части всех частичных идентификаций во все более ограниченное число образов и персонифицируемых гештальтов. Проблема возникает при неоконченном синтезе, когда остается несколько незавершенных схем самовосприятия и восприятия жизни. В этом случае человек может пытаться жить по нескольким несвязанным схемам сразу, что, как минимум, приведет его к неизбежному разочарованию. Быстрые изменения в социуме, действительности, делают любой гештальт картины мира и представления о себе принципиально незавершимым, отсюда вытекает принципиальная проблематичность жизни. Следовательно, развитие человека не начинается и не заканчивается обретением той или иной формы идентичности, которая необходима лишь как опора для самого себя человека, живущего «здесь-и-теперь», в текущий момент времени. Именно «здесь-и-теперь» возникает патология идентичности, характеризующаяся утратой способности к эмоциональному общению с людьми, неудовлетворенности, чувству страха, изоляции, опустошенности. Эта патология может толкать человека на поступки по типу «чем хуже - тем лучше». Появление у кого-либо мыслей о кризисе ценностей во всемирном масштабе он считает проявлением у мыслящего глубокого личного кризиса идентичности с наличием тенденции к саморазрушению.

Далее Эрикссон приходит к пониманию развития как процесса обретения неких фундаментальных жизненных ценностей. Он пишет: «Господь создал Адама по образу своему и подобию, как отражение Его идентичности, и, тем самым, завещал человечеству блаженство и отчаяние индивидуализации и веры. Для современного сознания характерно, что человек снова интериоризирует свою бессмертную Идентичность, ранее спроецированную на небеса (теперь уже вполне достижимые), и пытается переделать себя по образцу технологического сознания». В итоге Эрикссон разработал «эпигенетическую карту» развития. Метафорически ее можно описать таким образом. Жизнь представляет каждому человеку «дом», состоящий из восьми «этажей» (стадий). Рождение происходит на первом этаже, на протяжении жизни следует добраться до самого верха. На каждом этаже человека ждет испытание, проблема. Выдержав испытание, решив проблему, он становится обладателем «базисной добродетели» и получает возможность подняться на следующий этаж, где его ждет следующая проблема и новое испытание. Вот перечень проблем и базовых добродетелей, которые, как считал Эрикссон, «эволюция заложила как в базальный план стадий жизни, так и в базальный план институтов человека»:

  1. Базисное доверие против базисного недоверия: Энергия и Надежда;
  2. Автономия против Стыда и сомнения: Самоконтроль и Сила воли;
  3. Инициатива против Чувства вины: Направленность и Целеустремленность;
  4. Трудолюбие против Чувства неполноценности: Системность и Компетентность;
  5. Идентичность против Смешения ролей: Посвящение и Верность;
  6. Близость против Изоляции: Аффиляция и Любовь;
  7. Генеративность против Стагнации: Продуктивность и Забота;
  8. Целостность Эго против Отчаяния: Самоотречение и Мудрость.

Эта карта описывает «нормальное» развитие человека, поддерживаемое социальными институтами. В этом случае «здоровые дети не будут бояться жизни, так как окружающие их старики будут обладать достаточной целостностью, чтобы не бояться смерти». Эта финальная целостность «душевного состояния» описывается Эрикссоном так: «Это - накопленная уверенность в своем стремлении к порядку и смыслу. Это - постнарциссическая любовь к накопленному опыту переживания жизни, как некого мирового порядка и духовного смысла, вне зависимости от того, как дорого за это было заплачено. Это - принятие своего единственного и неповторимого цикла жизни как чего-то такого, чему суждено было произойти, и что, по необходимости, не допускало других вариантов и замен; а это, в свою очередь, подразумевает новую, отличную от прежней, любовь к своим родителям. Это - товарищеские отношения с образом жизни и иным занятиям прошлых лет в том виде, как они выражены в скромных результатах и простых словах былых времен и увлечений. Даже сознавая относительность всех тех различных стилей жизни, которые придавали смысл человеческим устремлениям, обладатель целостности эго готов защищать достоинство собственного стиля жизни против всех угроз. Ибо он знает, что отдельная жизнь есть лишь случайное совпадение одного единственного жизненного цикла с одним и только одним отрезком истории, и что для него вся человеческая целостность сохраняется или терпит крах вместе с тем единственным типом целостности, которым ему дано воспользоваться. Поэтому для отдельного человека тип целостности, развитый его культурой или цивилизацией, становится «вотчиной души», гарантией и знаком моральности его происхождения. При такой завершающей консолидации смерть теряет свою мучительность».

Однако не каждому дано решить все проблемы, справиться со всеми кризисами, а неудовлетворительное решение приводит к труднообратимым отрицательным изменениям в личности. Проблематичность развития личности связывается Эрикссоном не только с трудностями преодоления последствий неудовлетворительного решения проблем на предыдущих стадиях, но, прежде всего, с проблемами, которые ставит перед человеком быстрое изменение социальной ситуации, когда ранее накопленные достижения, следование приобретенному ранее опыту, оказывается не только бесполезным, но и опасным.

Наиболее проблематично для неофрейдизма объяснение всего того, что в поведении человека связывается с выходом за рамки заботы о себе, своем благополучии. Н. Мак-Вильямс (1994) рассматривает мотивы, во имя которых человек может рисковать своим благополучием, как проявление морального мазохизма и само-разрушительных тенденций. Она пишет: «некоторые люди, - на ум приходят Махатма Ганди и Мать Тереза, - в личности которых можно предположить наличие сильной мазохистической тенденции, продемонстрировали героическое самоотречение, даже святость, посвящая себя целям более возвышенным, чем собственное «Я». Психоаналитики, в подобных случаях, подозревают наличие болезненной тенденции в человеке, заключающейся в подсознательной надежде получить определенную компенсацию лично для себя, но позже. Для психоаналитика принципиально невозможно подвергнуть сомнению догмат З. Фрейда о базовой установке человека на максимум удовольствия при минимуме страданий, поэтому для объяснения феноменов альтруизма и самопожертвования З.Фрейд, зная слабость этого догмата, был вынужден ввести в свою теорию «стремление к смерти» и «навязчивое повторение». Психоаналитики даже пытаются «лечить» от подобных «деструктивных, пораженческих» тенденций, отмечая что «такого рода клиенты могут раздражать. Часто они гораздо более заинтересованы в одержании моральной победы, чем в решении практических вопросов».

Не менее важным является и то обстоятельство, что во имя сиюминутных практических достижений психоанализ не только не отказывается от опровергаемых современной наукой положений З. Фрейда, но и, более того, сознательно использует эти догматические положения с целью мистификации не только своих пациентов, но и культурологов, философов, читающей публики. Ж. Лакан пишет: «Остается лишь радоваться тому обстоятельству, что недостаток продуктивного воображения (примечание - выделено автором) не позволил окончательно разрушить фундаментальные понятия, которыми мы и по сей день обязаны Фрейду. Сопротивление, которое они оказывают настойчивым усилиям, направленным на их извращение, от противного доказывают их состоятельность». Он считает, что именно это обстоятельство в ряде случаев не только не мешает, но и способствует решению практических задач: «…благоприятную репутацию в общественном мнении, растущую по мере своего стажа, психоанализ сохраняет лишь постольку, поскольку мистификация, маскирующая для субъекта подлинные истоки последствий его собственных действий, распространена достаточно широко, чтобы положенное ему в общем мнении место безраздельно оставалось за ним. А для этого достаточно, чтобы в кругу гуманитарных наук на него возлагались соответствующие ожидания и ему давались соответствующие гарантии».

В той мере, в какой человеку, решившему проблемы адаптации к действительности, ничего не могла предложить теория бихевиоризма, в той же мере для человека, не страдающего от невроза, ничего не могла предложить психоаналитическая школа, разве что «изобрести» новые их виды, что было показано на примере «саморазрушительных мазохистских тенденций».

Наибольшее из неофрейдистов влияние на А. Маслоу оказала К. Хорни, развивавшая революционную идею психоанализа без психоаналитика, «самоанализ». Хорни особо выделяет потребность человека в безопасности и называет три основных принципа поиска безопасности:

  1. движение к чему-либо (moving forward), выражающееся в поисках любви;
  2. движение против (moving against), выражающееся в агрессии;
  3. движение от (moving away from), выражающееся в установке на бегство или уход в себя.

В книге «Самоанализ» Хорни пишет, что «каждая личность естественно стремится к самореализации: в каждом из нас есть желание к развитию личности, стремление стать человеком сильными цельным, в каждом из нас дремлют способности и дарования, как правило заторможенные невротическими тенденциями». Невротические тенденции - в первую очередь следствие неблагоприятных условий жизни, главная их опасность - они придают человеку ложное ощущение безопасности («упрощенный оптимизм») и, через это, «ограждают» и «защищают» человека от жизненных трудностей. Для того, чтобы человек начал реальную борьбу с проблемами, он должен «проснуться» от невротического сна, а для этого должно произойти какое-то побуждающее событие. Только неприятное событие может подтолкнуть человека к обращению к психотерапевту, но К. Хорни считает, что еще лучше - заняться самоанализом, потому что «пациент интуитивно знает, чего следует избегать… тогда как аналитик, сколько бы чувствительным он не был, может ошибаться и предложить пациенту преждевременное или неадекватное решение». Кроме того, самоанализ не несет, как правило, опасностей и риска: «случаи самоанализа, которые я наблюдала, никогда не приводили к нежелательным последствиям». Свободная ассоциация при самоанализе, на первый взгляд, более проста: человек находится наедине с самим собой, ему не надо ничего сочинять, нет других, перед кем можно было бы испытывать стыд, однако «препятствия для свободного самовыражения всегда находятся внутри нас». Человек желает освободиться от невротической реакции (тенденции), но «некоторые аспекты невроза имеют для него огромную субъективную ценность и служат, в его глазах, гарантами безопасности и будущего вознаграждения». Хорни специально отмечает, что единственным ограничением для занятий самоанализом является гипертрофированное развитие вторичных механизмов защиты: «если весь невроз в целом сохраняется из-за твердого убеждения в том, что все хорошо, правильно и неизменно, то в этом случае почти нельзя рассчитывать на побуждение, направленное на изменение чего бы то ни было». Несмотря на это ограничение, Хорни считает, что самоанализ в целом обычно приносит пользу индивиду, способствуя его саморазвитию. Он помогает человеку «открыть» ту позитивную сущность, которая скрывается в «психическом центре» индивида, и не видна ему лишь потому, что скрывается под завесой «невротической дымки», созданной неблагоприятными условиями жизни. Именно эту «дымку» лучше всего развеивает самоанализ - некоторый набор интеллектуальных усилий в духе интроспекционизма, операция, которую человек проводит сам на себе.

Интересную версию социального, «интерперсонального» психоанализа разработал Г.С. Салливан.

Развитие личности в американских версиях неофрейдизма связывается с базовыми потребностями человека, в работах Салливена можно обнаружить две такие потребности: 1) потребность в слиянии, общении, ласке и 2) стремление избежать беспокойства, тревогу.

Мир действительности с самого рождения доставляет ребенку неудовольствия и тревоги, поэтому развитие личности представляется Салливену как история формирования ее защитных механизмов, преимущественно через «избирательное внимание». В результате в каждой ситуации межличностного взаимодействия формируется относительно независимый комплекс реакций (который может, по мнению автора, рассматриваться как «субличность»), что практически исключает возможность развития человека до гармонического уровня индивидуальности.

Салливанрассматривает человека в жизни как поэтапно протекающий процесс превращения весьма способного животного в человека. Человек рождается зверем. Личность проявляется только в ситуациях межличностного общения. При нормальном развитии каждый представитель рода человеческого - это неповторимое уникальное «Я», являющееся ценнейшим достоянием. Жизненная ситуация порождает переживание. Переживания человека бывают двух видов: 1) положительные - благоговение (звуки органа, вид Большого Каньона); 2) отрицательные - ужас и отвращение. Эти эмоции играют огромную роль в восприятии себя и мира. Ключевое переживание человека - ТРЕВОГА - ощущение дискомфорта и неполноты бытия. Опорой человека в жизни является бесконечная, исключительная адаптационная способность, которая обеспечивает возможность жить, в соответствии с самыми фантастическими общественными законами и правилами и создает ощущение, что это естественно. Эту адаптационную способность надо развивать с детства.

Жизнь воспринимается как непрерывный воспитательный процесс, одна часть которого включает элементы, носящие характер поощрения (Я - хороший), а элементами другой ее части является тревога разной степени выраженности (Я - плохой), третья часть отрицается (не-Я). В результате переживания воспитательного процесса (жизни) формируется «система самости», целью и одновременно причиной возникновения является достижение максимума удовлетворения при минимуме тревог. Исходным стремлением человека является «стремление к слиянию», примером является единение матери и младенца, естественный союз, удовлетворяющий обе стороны. Система самости работает на воплощение «Я - хороший» и подавлении «Я - плохой», отрицание «не-Я». Система самости может измениться под воздействием опыта, но это сложно и с ходом лет трудности возрастают. Научение рассматривается Салливаном как структурирование переживания. Усваивается только то, что «совместимо» с системой самости. От остальных факторов система самости «отделывается» путем «избегания».

Ключевое понятие индивидуальной психологии А. Адлера - «комплекс неполноценности», имеющий как медико-биологическое, так и философское основания (1, 7, 28). Сначала Адлер выдвинул гипотезу, что у каждого человека одни органы «слабее» других, что создает с одной стороны предпосылки для определенных заболеваний, и, с другой стороны, через эту слабость мотивирует развитие. Он пишет: «Почти у всех выдающихся людей мы находим какое-либо несовершенство органов; создается впечатление, что они встретили значительные препятствия в начале жизни, но боролись и преодолели свои трудности». Далее Адлер разработал психологическое понятие «комплекс неполноценности»: он полагал, что это главный, и на первой фазе жизни человека единственный механизм, запускающий процесс психического развития и роста. Адлер даже сформулировал афоризм: «Чтобы быть полноценным человеком, надо обладать комплексом неполноценности».

Адлер толковал неполноценность (более точный, но непривычный для уха отечественного читателя перевод термина, используемого Адлером - «недостаточность») как естественное, нормальное чувство. Человек, с точки зрения природы, есть неполноценное, «недостаточное» существо: у него нет ни скорости бега, как у гепарда, ни силы, как у слона, ни когтей и клыков, как у тигра, ни толстой шкуры, как у носорога. Поэтому вся человеческая культура, с этой точки зрения, выросла из стремления преодолеть биологическую неполноценность. Все виды должны развиваться по направлению к более эффективной адаптации или исчезнуть и, таким образом, каждый индивидуум вынужден стремиться к более совершенным отношениям с окружающим. Адлер пишет: «Если бы это стремление не было врожденным для организма, ни одна форма жизни не могла бы сохраниться. Цель овладения средой более совершенным образом, которую можно назвать стремлением к совершенствованию, характеризует также развитие человека».

Говоря о практических аспектах своей теории, Адлер предлагал использовать «комплекс неполноценности» как идею, объяснительный принцип, элемент поведенческой схемы, предлагаемый пациенту и рассматриваемый обязательно в связи с «социальным чувством» и «компенсацией». Он подчеркивал, что «дело не в фактической неполноценности, поскольку критерии полноценности совершенно условны, относительны и зависят от культуры». Дело в ощущении, «генерализованном чувстве» неполноценности, которое «невыносимо», привлекает к себе внимание, требует объяснения, вызывает приток сил и служит импульсом к действию.

Саму жизнь Адлер рассматривает как процесс развития. Жизнь - это стремление к совершенной исполненности; это - великое движение ввысь: «Стремление снизу вверх неистощимо. О каких бы основаниях ни размышляли философы и психологи - о самосохранении, принципе удовольствия, уравнивании - всё это не более, чем отдаленные репрезентации великого движения ввысь».

Можно сказать, что стремление к превосходству, совершенству - единственный, главный мотив человека в индивидуальной психологии.

Адлер считает, что все люди ориентируются в жизни посредством «теоретических фикций» - представлений о цели жизни, вербальных конструкций, которые определяются той метафизической картиной мира (религиозной, философской, мифической), в которую человек верит, его мировоззрением. Он пишет: «Причины, силы, инстинкты, побуждения не могут быть основой для объяснения психологических феноменов. Только финальные цели, не являющиеся предметом исследования позитивной науки, могут объяснить человеческое поведение». Адлер полагает, что «здоровый человек в принципе может освободиться от фиктивности надежд и увидеть жизнь и будущее такими, какие они есть на самом деле. Для невротиков же это оказывается невыполнимым, и разрыв между реальностью и фикцией еще больше усиливает их напряжение». Сам Адлер целью жизни считал «совершенство», понимаемое им как самосовершенствование. Реальные направление развития, роста, определяется наличием в жизненной ситуации человека людей более сильных, более умных и т.п., которые задают ориентиры конкретного этапа развития. Генетически заданным Адлер считает только «социальное чувство»: стремление к физическому контакту, эмоциональной привязанности, дружескому единению. Все остальные качества человек может обрести в процессе жизни в социуме. Социум, средовые факторы в теории Адлера - необходимые условия развития и роста.

Говоря о творческой силе «Я» Адлер подчеркивал: «Не забудьте наиболее важный факт: ни наследственность, ни окружение не являются определяющими факторами. Оба они только обеспечивают исходную основу для развития и то влияние, на которое индивидуум отвечает, используя свою творческую силу».

Аналитическая психология К. Юнга видела цель психологии не в том, чтобы «познать душу» или «исследовать психику», а в том, чтобы помочь человеку справиться со своими проблемами и «обрести самого себя» (7, 28, 46). Для решения подобной задачи необходимо использовать все знание, накопленное человечеством в мифах и науке, искусстве и религии, что прямо требует от психолога аналитической школы умения использовать не только научный дискурс, но и языки обыденной прозы, психической болезни и мифа. Аналитик должен с предельной серьезностью относиться к истолкованию научно-философских трактатов, откровений святых и сновидений больного, бытовых конфликтов, политических событий и древних манускриптов, чтобы, познавая тайны Бытия, помогать нуждающимся. Согласно Юнгу, душа (psyche, психика) и мир находятся, в широком смысле слова, в отношениях дополнительности (душа не мыслится вне мира, является его частью) и имеют один порядок сложности. И душа и мир рассматриваются Юнгом как незамкнутые структуры, обладающие свойством активности и регулирования процессами обмена энергией и информацией, содержаниями.

Исследователь творчества Юнга А.А. Алексеев пишет, что psyche в аналитической психологии видится как «необъятная страна с равнинами здравого смысла, холмами сознания и горными пиками сверхсознания, речными омутами подсознательного и морской пучиной подсознательного, населенная живущими в мире и войнах «народами души»: чувствами и мыслями, ощущениями и прозрениями, интересами и установками, инстинктами и архетипами». Жизнь человека рассматривается Юнгом как своеобразная и противоречивая, полная драматических конфликтов и попыток их разрешения история индивидуации (развития психики, души, в некое неделимое целое, индивида), проявляющаяся в росте сознательности (самореализации). Он пишет: «Индивидуация есть процесс дифференциации, имеющий своей целью развитие своеобразной личности у индивидуума; так как индивидуум есть не только единичное существо, но и всем своим существованием предполагает коллективные взаимоотношения, то процесс индивидуации ведет не к изоляции, а к более сильной и широкой коллективной сплоченности». В то же время Юнг считает, что рост сознательности, самопознание «неизбежно вызывает определенные этические последствия, которые нуждаются не только в осознании, но и в реализации на практике». На пути к обретению целостности каждый человек неизбежно сталкивается с препятствиями: «во-первых, это то, чем он не хочет быть (тень); во-вторых, это то, чем он не является («другой», отдельная реальность, «Ты»); и, в-третьих, это его психическое не-его (коллективное бессознательное)».

Отношение Юнга к содержанию жизни, особенно к детству, отличает аналитическую психологию от психоанализа настолько радикально, что иногда трудно представить, что в начале своей деятельности Юнг был соратником Фрейда и считался «наследным принцем» психоанализа. Рождение человека Юнг рассматривает как момент, когда «ребенок покидает тесную тюремную камеру материнского тела, и с этого времени его жизненный горизонт неуклонно расширяется до тех пор, пока не достигает кульминационного пункта в проблемном состоянии, когда индивидуум начинает бороться против этого расширения». Вся сознательная жизнь души связывается Юнгом с необходимостью решения проблем все возрастающей сложности. Только на первом этапе жизни, в детстве, у человека нет психических проблем: «очевидно, что непрерывная память отсутствует; самое большее, существуют островки сознания, подобные одиноким фонарям или светящимся предметам в обступающей со всех сторон темноте». Эго-комплекс уже существует, но это лишь один из многих энергетических комплексов, он не оказывает и не может, по причине своей слабости, «зародышевого» состояния, оказывать влияние на жизнь ребенка, руководимую могучим бессознательным. Ребенок руководствуется своими внутренними импульсами, при этом ограничения со стороны родителей, внешнего мира не приводят к внутреннему разладу: «Он подчиняется этим ограничениям или обходит их, оставаясь в полном согласии с собой». Ничто не зависит на этом этапе от ребенка, «он как бы еще не полностью родился и заключен в психическую оболочку родителей, поэтому не имеет собственных, внутренних, психических проблем». Проблемы появляются только тогда, когда ограничение внешнее становится ограничением внутренним, когда одному внутреннему импульсу противостоит другой. До этого вся сложная психическая жизнь ребенка является проблемой для его родителей, педагогов, врачей. «Психическое рождение, а с ним и сознательное расхождение с родителями, обычно имеет место лишь в подростковом возрасте, со взрывом сексуальности». Первые психические проблемы возникают у человека в связи с «требованиями жизни, которые кладут конец мечтам детства», и связываются Юнгом с типичными для молодого человека преувеличенными ожиданиями, недооценкой трудностей, неоправданным оптимизмом или пессимистической установкой. В этот момент времени у молодого человека часто возникает искушение уклониться от исполнения обязанностей, налагаемых внешним миром, и уйти, спрятаться в мире воображения и фантазий, в том числе и религиозного типа. Юнг считает, что отказ от деятельности здесь-и-теперь, в мире действительности, попытки превратить жизнь земную в процесс ожидания загробной жизни, - отражает страх человека оказаться в ситуации, из которой может не оказаться выхода. В этом случае «какие бы занятия и дела ни возникали, будь то женщина или работа, это все еще не то, к чему такой человек действительно стремится, и у него всегда сохраняется иллюзия, что когда-нибудь в будущем появится нечто реальное, настоящее. Жизнь, не реализуемая здесь, и переживаемая как нечто предварительное, совершенно неудовлетворительна и приводит к неврозу».

Свое проблемное поле у аналитической психологии появилось в связи с открытием Юнгом «чисто» внутренних проблемы психики, возникающих тогда, когда процесс адаптации человека к действительности происходит нормально и даже успешно. Наличие таких проблем вызвало принципиальный интерес аналитической психологии к тому в жизни человека, что выводит его за пределы приспособительных, адаптационных стратегий, и ко второй половине жизни человека, когда естественная убыль физических сил ставит его перед проблемой смысла жизни и смерти.

Первые наблюдения открытого феномена показали, что не те молодые люди, которые вели упорную борьбу за существование, сталкиваются с сексуальными проблемами или конфликтами, вырастающими из чувства неполноценности, а те, кто не испытывал проблем с адаптацией, и вроде бы и в настоящем не испытывают серьезных проблем. Юнг предполагает, что это связано с тем, что на этапе детства на человека с одной стороны действует «силы предопределения внутри и вне нас, стремящиеся вовлечь индивида во внешний мир». С другой стороны «что-то внутри нас желает оставаться ребенком, быть бессознательным или, самое большее, сознающим одно лишь эго; пытается отвергать все непривычное или же подчинять его своей воле; стремится ничего не делать или же дать волю необузданной тяге к наслаждениям или к власти. Во всем этом есть какая-то инерция, сопротивление материала, заключающаяся в устойчивости предшествующего сознания, в котором поле сознания меньше, уже и эгоистичнее поля сознания следующей фазы». Отсюда Юнг делает вывод о необходимости принципиального изменения сознания при переходе от каждой предыдущей фазы развития к последующей.

Следующая фаза развития именуется Юнгом «дуалистической»: она характеризуется тем, что расширение внешнего горизонта жизни, внешняя экспансия, начинает наталкиваться на энергичное сопротивление изнутри. Это сопротивление связывается с тем, что удачная адаптация делает жизнь механистичной за счет необходимого для социальных достижений самоограничения: «мы ограничиваемся достижимым, а значит - отказываемся от всех других присущих нам потенциалов». По мнению Юнга: «природа не только не проявляет заботы о повышении сознательности, даже совсем наоборот. Кроме того, общество не оценивает подвиги души слишком высоко: оно награждает за достижение, а не за личность, должное которой большей частью воздается лишь посмертно». Ставка на достижения во внешнем мире, карьера - это правильное решение для молодого человека, не достигшего зрелости. Принятие зрелым человеком иллюзорного представления, что цель его жизни может быть достигнута во внешнем мире и за счет сужения внутреннего мира, личности, приводит к ключевой для аналитической психологии проблеме середины жизни. Если молодому человеку опасно быть излишне занятым своими внутренними проблемами, то человеку в зените жизни еще опаснее не обращать на них свое внимание: «Смысл утра (жизни), бесспорно заключается в развитии индивидуума, укреплении положения во внешнем мире, продолжении рода и воспитании детей. Это - очевидная цель природы». Но «послеполуденное время человеческой жизни должно иметь свое собственное значение и не может быть просто жалким придатком к утру жизни». К печальным результатам для человека приводят широко распространенные попытки стариков соперничать с молодыми: «В США для отца представляется почти идеалом быть братом своих сыновей, а для матери - если возможно - младшей сестрой дочери». Правильное решение заключается в том, чтобы двигаться вперед по течению времени, что неизбежно приводит к итоговой и сложнейшей проблеме жизни - проблеме подготовки человека к встрече с феноменом смерти, в котором конечное таинственно сопрягается с бесконечным. Юнг считает, что «с точки зрения психотерапии было бы желательно думать о смерти лишь как о переходе, как о части процесса жизни, продолжительность и протяженность которого лежит за пределами нашего знания». Наука не может дать на этот вопрос ни положительного, ни отрицательного ответа, истинно религиозная вера в ХХ веке является редкостью, но только она указывает человеку «надмирскую (supramundane) цель, которая дает возможность смертному человеку прожить вторую половину жизни столь же результативно и целеустремленно, как и первую»... «Иногда я должен сказать пожилому пациенту: «Ваш образ Бога (или идея бессмертия) атрофирован, а поэтому расстроена и Ваша психика». Древняя athanasiaspharmakon, терапия бессмертием, - более глубока и значительна, чем мы себе представляем». Истинную сущность религиозного воспитания выросший в германоязычной протестантской среде Юнг видит в решении задачи - «превратить человеческое существо в нового, будущего человека, и дать возможность умереть прежнему». Он истолковывает религиозные доктрины христианства в духе гностицизма, ставящего в центр внимания «пневму», одновременно обозначающую и «дух» и «дыхание». Развитие, в этом понимании, предполагает постепенное возрастание духовности, «утончение» жизни. На первом ее этапе человек преимущественно телесен, а потому темен, однако за счет «правильной» деятельности и стремления к пониманию, он может увеличивать в себе долю более «высокого» душевного, а затем и духовного. Решение подобной задачи, стоящей и перед человеком, и перед человечеством, метафорически описывается Юнгом как алхимическая задача «превращения свинца в золото». В мировоззренческой системе Юнга ни в мире, ни в человеке нет ничего «лишнего» и «плохого», что следовало бы отбросить, есть только пока не познанное, а потому неправильно используемое или не используемое, что и порождает проблемы познания.

Аналитическая психология заявляет для человека необходимость стремления, путем индивидуации, к высочайшим образцам развития личности, которые Юнг усматривал в Иисусе Христе и Будде. Однако для такого развития личности недостаточно знания об этих личностях, частичного подражания им, и даже сознательного нравственного выбора, требуется бессознательное побуждение в виде «иррационального зова Самости», в сочетании с жестким давлением жизненных обстоятельств.

В аналитической психологии считается, что центральное место в «управлении психической жизнью» занимает архетип «Самость», который является «высшей властью» в судьбе индивида. Юнг пишет: «С интеллектуальной точки зрения самость - не что иное, как психологическое понятие, конструкция, которая должна выражать неразличимую нами сущность, саму по себе для нас непостижимую… С таким же успехом ее можно назвать «богом» в нас… Начала всей нашей душевной жизни, кажется, уму непостижимым способом зарождаются в этой точке, и все высшее и последние цели, кажется сходятся на ней». Индивидуация представляет собой процесс психологической дифференциации, осуществляющийся с целью сепарации, отделения от власти коллективного и индивидуального бессознательного и формирования единой, неделимой психики. Юнг пишет: «… в полдень жизни наша удивительная человеческая природа осуществляет переход из первой половины жизни во вторую… от состояния, в котором человек является лишь орудием инстинктивной природы к другому состоянию, где он не является более чьим-то орудием, но становится самим собой: происходит преобразование природы - в культуру, инстинкта - в дух». Путь индивидуации - это «непременно духовное путешествие…только тот, кто внемлет сознательно силе внутреннего голоса, становится личностью». Такого рода символическое путешествие часто требует попутчика, помощника, каковым предстает в аналитической психотерапии терапевт. Психические отклонения, неврозы рассматриваются аналитической психологией и как своеобразные испытания на жизненном пути, и как своеобразное «наказание» за уклонение от развития, обретения и реализации смысла жизни: «невроз - это страдание души, не нашедшей своего смысла». В «Тэвистокских лекциях» Юнг пишет: «Я не отношусь к неврозу пессимистически. Во многих случаях мы должны сказать: «Слава Богу, что он решил стать невротиком». Подобно тому, как симптомы любого соматического заболевания в определенной мере выражают стремление организма к самоизлечению, так и невроз служит выражением стремления психики к самоизлечению. Невроз представляет собой попытку психической системы совершить акт саморегуляции и восстановить равновесие и функционально отличается от работы сновидения лишь большей силой проявления». Терапевт в аналитической психологии - это тоже путешественник, находящийся на своем пути индивидуации, и имеющий проблемы, которые решаются только путем помощи пациенту. Процесс терапии основывается на разнице, взаимодополняющем характере проблем на пути самореализации терапевта и клиента. Полагается, что если терапевт сознательно выполняет роль «проводника» и «учителя», то клиент бессознательно помогает терапевту через контрперенос, терапевтический процесс помогает обоим продвигаться к индивидуации. В отличие от Фрейда, полагавшего необходимым для терапевта сохранять отстраненную позицию по отношению к клиенту, Юнг полагает, что не стоит бояться возникающих между людьми привязанностей: «чем больше вы поддаетесь очарованию, тем больше вы утрачиваете свободу действия. Люди боятся друг друга из опасения что привязанность к кому-нибудь может лишить их свободы не только ментальной, но так же моральной и духовной свободы, даже свободы души. Если вы смиряетесь с привязанностью, то оказываетесь в тюрьме. В то же время у вас появляется шанс овладеть своими сокровищами (речь идет о достижении Самости как цели индивидуации - примечание автора). Другого пути не существует. Вы никогда не овладеете своими сокровищами если будете держаться равнодушно и бегать вокруг, как пугливая собака». Пока отношения между аналитиком и его клиентом развиваются исключительно в интеллектуальной плоскости «ничего не происходит, можно обсуждать все, что угодно, и это не будет иметь никакого значения, но стоит вам копнуть поглубже, и тогда мысль предстанет перед вами в форме переживания опыта и будет стоять перед вами подобно объекту». Только такие «мысли в форме переживания» Юнг считает оказывающими необходимое для достижения терапевтического результата трансформирующее влияние на «всю глубину» человека. Основная угроза для терапевта-юнгианца заключается в том, что он часто оказывается объектом завышенной оценки, пациенты воспринимают его как возлюбленного, как божество, как родительскую фигуру, более того, как Спасителя, а «не так уж и хорошо одновременно быть и отцом и возлюбленным. Никто не смог бы выдержать такое в течение долгого времени именно потому, что это слишком хорошо. Нужно быть по крайней мере полубогом, чтобы выдержать такую роль без перерыва, ибо все время пришлось бы быть тем, кто охотно отдает, дарит, жертвует». Это положение дел может привести, одновременно, к переоценке в собственном мнении терапевта и самоумалению, сужению своего сознания пациентом, появлению неопределенности у каждого в отношении своих границ: «у одного они чрезмерно расширены, у другого - чрезмерно сужены». Юнг предупреждает всех психотерапевтов словами Книги Притч: «Погибели предшествует гордость, и падению надменность» (16:18).

Отсюда Юнг выводит представление о «психической инфляции» как одном из основных препятствий на пути самореализации. Психическая инфляция - это прежде всего «распространение, выход личности за свои индивидуальные границы, состояние раздутости. В таком состоянии человек занимает место, которое обычно не способен занять»; в патологических случаях происходит самоотждествление с важной исторической или религиозной фигурой. С другой стороны, Юнг вводит понятие «негативной инфляции», имея в виду слишком низкое чувство собственной идентичности. Примером негативной психической инфляции он считает широко распространенное отождествление себя с персоной: своим делом, своей должностью, званиями, титулами, что позволяет спрятать «личную маломерность» под маской, «ношение» которой санкционируется обществом. Именно поэтому целью индивидуации становится «освобождение самости от фальшивых оберток персоны, с одной стороны, и лишение изначальных образов (архетипов) их суггестивной силы - с другой». В ментальной области психическая инфляция связывается фантазированием и образованием сверхценных идей, в области знания - с «взглядом на мир, как на свою личную книжку с картинками». Юнг считает, что именно в силу действия этого феномена Шопенгауэр увидел мир как следствие лишь воли и представления: «Идея на самом деле разрушительная, порожденная крайним отчуждением и уединением от мира, но выраженная столь наивно и незатейливо, что поначалу лишь можно посмеяться над ее нелепостью». Инфляция сопровождает и нормальный процесс развития личности, только в крайних случаях становясь патологической, что связывается Юнгом с некоторой слабостью личности против автономии содержаний коллективного бессознательного. Патологическая форма психической инфляции приводит или к «дроблению и обесценению личности, что проявляется в угасании веры в себя, либо в бессознательном повышении значительности своего Я (ego) вплоть до появления патологической воли к власти». Сознание, в состоянии инфляции, по мнению Юнга, «всегда эгоцентрично и не способно осознавать ничего, кроме собственного существования. Оно не способно учиться у прошлого, не способно понимать происходящее сейчас, и не способно делать правильные заключения относительно будущего. Оно загипнотизировано самим собой, и поэтому с ним бесполезно спорить. Оно неизбежно обрекает себя на бедствия и катастрофу, приводящие в конечном итоге к своему собственному уничтожению. Парадоксально, однако, что инфляция - это регрессия сознательного в бессознательное. Это всегда происходит тогда, когда сознание принимает на себя слишком много бессознательных содержаний и утрачивает способность к различению, без чего нет (sine gua non) сознания»(CW 12; 563).

А.А. Алексеев отмечает, что феномен психической инфляции в истории человечества всегда связан с расширением знания и понимания: «Всякое знание может настолько завладеть слабой головой, что человек уже ничего другого не видит и не слышит. Знание его гипнотизирует, и он тут же начинает верить, будто он разгадал тайну вселенной. Но это лишь ужасное самомнение». Такого рода события приводят через феномен психического заражения к массовым деструктивным явлениям, когда шарлатан начинает восприниматься толпами как пророк. На уровне личности подобный феномен иногда именуются психиатрией как «метафизическая интоксикация». Об этой опасности предупреждал коринфян апостол Павел: «Знание надмевает» (1 Кор 8:1).

Путь индивидуации Юнг именует и осознанием, и самоосознанием. Дж.Кэмпбелл, переводчик произведений Юнга на английский язык и составитель антологии Юнга для американских студентов, использовал для передачи термина самоосознание словосочетание self-realization (само-реализация): «Любой, идущий вперед по пути осознания себя (self-realization) должен по необходимости вводить содержания личного бессознательного в сознание, тем самым расширяя сферу личности… Это расширение затрагивает, главным образом, наше моральное сознание, наши знания о себе». Индивидуация предполагает освобождение человека от элементов бессознательного через их осознание, внедрение этих элементов в сознание. «Итак, слово индивидуация можно было бы перевести как «реализация себя самого, реализация своего Я».

Развитие и личностный рост - это длительный и трудный процесс. Юнг считает, что полноценное «сознание никому не дается без боли». Воспитание личности - важнейшая и единственная задача педагогики: «Никто не в состоянии воспитать личность, если он сам не является личностью. И не ребенок, а только лишь взрослый может достичь этого уровня развития в качестве спелого плода жизненных свершений, направленных на эту цель. Ведь достичь уровня личности - означает максимально развернуть целостность индивидуальной сущности. Нельзя упускать из виду, сколь великое множество условий должно быть выполнено ради этой цели. Здесь требуется вся человеческая жизнь со всеми ее биологическими, социальными и психологическими аспектами. Личность - высшая реализация врожденного своеобразия у отдельного живого существа. Личность - результат наивысшей жизненной стойкости, абсолютного приятия индивидуального сущего и максимально успешного приспособления к общезначимому при величайшей свободе выбора и собственного решения… Личность развивается в течение всей жизни человека из темных или вовсе даже необъяснимых задатков, и только наши дела покажут, кто мы есть. Личность как совершенное осуществление целостности нашего существа - недостижимый идеал. Однако недостижимость не является доводом против идеала, потому что идеалы - не что иное, как указатели на пути, но никак не цель».

Юнг рассматривает жизнь как бесконечный процесс развития, требующий полного напряжения внутренних сил идущего, поэтому даже обретение мудрого учителя, достижение Самости, открытие своего смысла жизни не позволяет человеку передать ответственность за свою жизнь кому-либо, даже истинному Богу. По Юнгу, даже если Человек и создан Богом, то потому, что Бог нуждается в достойном и равном собеседнике, а не в том, кто хочет, растворившись в нем, стать никем. Именно поэтому Юнг предостерегает идущих путем индивидуации от мысли о «передаче управления» от «эго» к Самости.

Вахромов Е.Е.,

Глава из книги "Психологические концепции развития человека: теория самоактуализации". Полный текст книги представлен на сайте автора

См. также
  1. Вахромов Е.Е. Понятия «самоактуализация» и «самореализация» в психологии
  2. Вахромов Е.Е. Развитие теории самоактуализации в отечественной педагогике и психологии
  3. Вахромов Е.Е. Между свободой и принуждением (Проблема «свободного воспитания» и гуманистистическая парадигма в психологии)
  4. Вахромов Е.Е. Самоактуализация и жизненный путь человека
  5. Вахромов Е.Е. Проблема Человека: Самость и "Я" в психологии
  6. Вахромов Е.Е. Проблема Человека: Самость и Я в психологии
  7. Вахромов Е.Е. Самоактуализация специалиста, менеджера в профессиональной деятельности: проблемы и возможности
  8. Вахромов Е.Е. Психологические концепции развития человека: теория самоактуализации
  9. Вахромов Е.Е. Психологическая помощь жертвам тоталитарных и культовых организаций: экзистенциальные мотивы аномального поведения
  10. Вахромов Е.Е. Вершины жизни и пути их достижения: самоактуализация, акме и жизненный путь человека
  11. Вахромов Е.Е. О смысле жизни, самоактуализации и акмэ (черновик главы к учебному пособию по истории поиска смысла жизни)
  12. Вахромов Е.Е. Новые вызовы и стратегия их преодоления
  13. Вахромов Е.Е. Концепция самоактуализации в решении задач Федеральной целевой программы развития образования на 2006-10г.г. НА 2006-10 г.г.
  14. Вахромов Е.Е. Проблема переживания в европейской философии второй половины XIX-начала XX века