ENG
         
hpsy.ru/

../../Источник третьей силы в психотерапии

The Source of the "Third Force" in Psychotherapy

Summary. In the middle of the 19th century, an idea of linear and process nature of psychic phenomena sprang up in the depths of physiological laboratories. This extremely productive idea gave Emil Krepelin, the student of Wundt (who was the author of "Physiological Psychology"), an opportunity to collect isolated experiences and create a new medical discipline, which is known now as clinical psychiatry. Freud, a true clinician, by confirming the idea of linearity and casuality in the sphere of pure psychology, a subject he created himself, acquired a wave-like form of psychic activity as a result of his concepts of displacement and sublimation. Students of Stumpf, Husserl, on the one hand, and Köler and Koffka along with Wertheimer, on the other hand, as well as Wittgenstein (a pure critic), destroyed the myth on the existence of psychic process, however the practical psychiatry never felt this in the full measure and only strengthened the general psychopathology with syndromology, while staying within the mentioned myth. Husserl's student Heidegger and his followers Binswanger and Boss put these structures on the lifeline with amplitude covering patient's personality. Thus parallel to the wave theory of psychic pathology a corpuscular theory has appeared, these two theories corresponding accordingly to clinical and clerical approaches to mental disorders. To combine these old traditions in diagnostics and medical treatment of psychic diseases is the task of the next generation of psychotherapists.

В середине позапрошлого века в недрах физиологических лабораторий возникла идея линейности, процессуальности психических явлений. Эта чрезвычайно продуктивная идея дала возможность Эмилю Крепелину, ученику Вундта (автора «Физиологической психологии»), собрать разрозненный опыт и создать новую медицинскую дисциплину, которую теперь называют клинической психиатрией. Фрейд, истинный клиницист, утвердив линейность и каузальность в области чистой психологии, предмет которой он сам и создал, благодаря понятиям вытеснения и сублимации получил волнообразную форму психической активности. Студенты Штумпфа Гуссерль с одной стороны, Кёлер и Коффка вместе с Вертгаймером с другой, наряду с Витгенштейном (чистым критиком), разрушили миф о существовании психического процесса, однако практическая психиатрия этого не почувствовала в полной мере и только усилила общую психопатологию синдромологией, оставаясь внутри указанного мифа. Студент Гуссерля Хайдеггер и его последователи Бинсвангер и Босс поместили эти структуры на линию жизни с амплитудой охвата личности пациента. Так наряду с волновой появилась корпускулярная теория психической патологии, что соответствует клиническому и церковному подходу к болезням. Объединить эти старые традиции в диагностике и лечении психических болезней - задача следующего поколения психотерапевтов.

Идеи самоактуализации, самовыражения, познания собственного «Я» как целебные кажутся такими понятными в обыденном восприятии, но становятся аморфными и почти бессмысленными после их перевода в клинический контекст. Здесь мы солидарны с Антоном Кемпински насчет «слишком громких слов» (и, добавим, их явного избытка), используемых представителями феноменологического направления в психотерапии, однако идея «светлого автопортрета», выдвинутая им же в 70-х годах прошлого века, кажется не менее громкой. Этот автор был склонен к романтизации наших пациентов, особенно больных шизофренией, которые «больше видят и слышат», потому и болеют (Кемпински). Но ведь и Медард Босс считал больного шизофренией человеком, который якобы открывает недоступное другим измерение бытия и в высшей степени чувствителен к «сокрытому» (Босс).

Экзистенциально-гуманистическое направление в психотерапии возникло и развивалось под знаком синтеза психоанализа и феноменологии. Его создатели почувствовали трудности в развитии классического психоанализа и переметнулись без лишних слов в текст и контекст книги «Бытие и время», автор которой философ Мартин Хайдеггер ни разу не упомянул имени Зигмунда Фрейда (Хайдеггер). Различие в подходах этих великих мыслителей было системное, один получил медицинское образование, второй церковное и это, мы увидим, наложило отпечаток на все то, что имело отношение к исцелению души.** Мы не усматриваем между ними истинного противостояния: по смыслу это было поэтапное, эволюционное развитие

___________________________________________

*Для нас немаловажно, что один из создателей третьей «волны» Карл Роджерс не только воспитывался в строгой религиозной атмосфере, но и учился в Юнионской теологической семинарии в Нью-Йорке, прежде чем стать психотерапевтом.

**Зигмунд Фрейд получил классическое медицинское образование в Вене и в течение нескольких лет (с 1881 по 1885) работал невропатологом. Мартин Хайдеггер, cын причетника, с 1903 по 1909 учился в католической семинарии сначала в Констанце, затем во Фрайбурге. В 1909 Хайдеггер стал готовить себя к карьере священника, но через два года из-за проблем с сердцем был вынужден отказаться от нее.

идеи физиологов середины позапрошлого века о линейности, процессуальности психических явлений. Однако Л. Бинсвангер и М. Босс, а за ними гуманисты распространили свой протест на клиническую каузальность вообще; удар пришелся не только по психиатрии (уличенной к тому же в декартовском дуализме), но и по психоанализу, ищущему причины невротических расстройств в детстве (Холл и Линдсей,гл. 8).

Чтобы объединить многочисленные идеи движения за человеческий потенциал, необходимо обратиться к протоколу беседы Медарда Босса с Мартином Хайдеггером, о которой он вспомнил лишь в 1989 г., через сорок два года. Тогда речь шла о верном замечании французского философа Ж.-П. Сартра, что невозможно использовать в онтической (в нашем случае клиническо-психологической) практике онтологические понятия. Мы знаем, как важно для всей психотерапии быть ориентированной, например, на сократовское «познай себя», но клиника спросит «как?» и будет искать онтические соответствия. «Во всех обществах существуют техники, которые позволяют индивидам осуществлять… в себе некоторую трансформацию, изменение и достигать определенного состояния совершенства, счастья, чистоты. Назовем эти техники техниками себя»(Фуко).

В книге «Бытие и ничто» Сартр иллюстрирует свою критику умозрительной моделью: хайдеггеровская онтология - верхний этаж здания, а клиника нижний, даже подвал этого дома, и добавляет остроумно, но не­точно, что между этажами не существует лестничной клетки. Это вызвало справедливое раздражение у Хайдеггера («ни слова правды»), потому что пример Сартра не был корректным: он должен был определить, сколько этажей в здании, объяснить, что такое «подвал», и охарактеризовать промежуточные этажи - почему на верхнем этаже навсегда заперта онтология, почему на нижнем, куда каждый может войти, какой-то «проходной двор», онтический уровень, а что на промежуточных этажах, никто не знает, к ним нет доступа ни сверху ни снизу.

По самой простой догадке это здание может быть трехэтажным (онтологический этаж - Dasein, гносеологический - отношения с внешним миром, онтический - с самим собой) и существует способ, пусть не по лестнице, перехода с одного этажа на другой. Так думал и Хайдеггер, но, как сказал бы другой великий философ Шопенгауэр, он не спустился с метафизико-эстетических высот своей собственной философии (чего стоит, например возражение Сартру, что онтологические черты и онтические факты «захватывают», «пронизывают» друг друга) и тем самым нанес удар по той группе психотерапевтов, которые искали с ним живого общения (Босс, с. 88).* Для нас же очевидно, что эта поправка не меняет положения вещей, так как оба философа одинаково заблуждались: здание может быть только одноэтажным, а особенность одной из комнат (пусть онтологической) в том, что она сообщается с множеством других помещений. Такое представление дает нам возможность преодолеть метафизическую экспансию представителей экзистенциально-гуманистического направления в область клинической психиатрии и в то же время не потерять важное для арт-терапии психозов понятие Dasein. Из пяти смыслов Dasein, выделенных исследователем раннего Хайдеггера И. А. Михайловым, только пятый после существенной доработки может быть использован в клинико-психологическом аспекте - это присутствие, «действительное наличное присутствие [Anwesenheit] в мире» (см.: Михайлов, с. 185, 206). Концепция «третьей силы», на наш взгляд, не состоялась ввиду недостаточного осмысления этой, быть может, самой перспективной для психотерапии идеи, означающей истинный мотив существования и творчества. Чтобы передать важность философии Dasein, можно сказать, перефразируя Декарта: «существую, ибо я здесь».

Есть три способа внедрения идеи «вот-бытия» в клиническую практику: 1) прямой, путем детализации этого понятия (сущностные черты,

___________________________

*«Философия никогда не может непосредственно… создавать формы действия» - говорил Хайдеггер уже в 1969 г. (L'Express)

пространственное-бытие, временное-бытие, бытие-настроенное, со-бытие, бытие-телесное и бытие-смертное), когда распознание и лечение психиче- ской болезни еще не разделяются*; 2) с использованием так называемых экзистенциалов или модусов (пространственность, темпоральность, телесность, событийность, историчность, смертность или дуальный модус, множественный модус, аутентичный модус, сингулярный модус, модус анонимности) в диагностических целях; 3) с использованием терапевтиче- ской идеи о трансцендентировании, экзистировании, самоактуализации, самовыражении, реализации творческого потенциала клиента (Бинсвангер, Босс, Буженталь, Роджерс, Маслоу). Причем три разные несопоставимые грамматические формы языка, существительное, прилагательное и глагол, создают три течения внутри феноменологического направления психотерапии.

Первый уровень, нейтральный, не имеет точек соприкосновения с клинической традицией и существует параллельно с ней, второй, агрессивный, обнаруживает склонность к разрушению клинических и психоаналитических представлений о патологии, третий, компромиссный, пытается модернизировать психоаналитическую методологию путем замены психофизиологических понятий личностными, на самом деле в духе классической психологии субъектно-предикатными, а также преодолеть представления о психологических механизмах вытеснения и сублимации в том виде, в каком они представлены в классическом психоанализе. Хотя Босс упрекает Хайдеггера, что он даже ограничивает количество экзистенциалов,

_____________________________________________________

*«Исходя из взглядов Мартина Хайдеггера, может быть выстроен другой порядок, который полностью основывается на экзистенциалах человеческого бытия. Так, можно выделить следующие картины заболевания: виды болезни, которые сопровождаются а) бросающимся в глаза повреждением проявления человеческого бытия-телесным; б) отчетливо выраженным повреждением проявления себя-воспространствливания и себя-временения бытия-в-мире; в) отчетливо выраженным нарушением исполнения бытия-настроенным; г) выраженным повреждением в исполнении основной характеристики бытия-открытым (Offenstandig-sein) и свободы Dasein» (Руткевич, с. 45). С этим арсеналом недостаточно функциональных, «нерабочих» для психиатра понятий Хайдеггер в 50-х годах трижды приезжал в Швейцарию (хорошо, что не в СССР), чтобы в течение нескольких лет быть супервайзером для многих высоко одаренных клиницистов и практиков, отвлекая их от текущей работы, в то время как там же две знаменитые женщины-пациентки Зельда Фицжеральд и Эллен Вест шли к неминуемой смерти через суицид.

на первых двух уровнях слишком много аксиом, здесь явная априорность теории, которая не использует принцип экономии мышления - «сущности не следует умножать без необходимости» (Оккам).

Мы часто думаем, почему появились эти аксиомы, ведь само понятие Dasein имеет достаточный объем, достаточно антропологизировано, чтобы быть использовано и в клинической психиатрии и в психоанализе. Хайдеггер, как и Гуссерль, лишивший некогда сущность существования, увел свое слово от того содержания, которое стремился ему дать, а именно от свойств пространства и времени: Dasein по определению бестелесно и направлено на

себя. Поэтому оно переводится на гносеологический уровень (которому обязана вся психология как наука), где и заменяется на экзистенциалы, т. е. пространственность, темпоральность и телесность. Любопытно, что авторы, именитые ученые и целители, оперируют одним (Франкл) или ограниченным количеством (Босс) экзистенциалов, не опровергая остальных, - такое новшество не встречается ни в клинической ни в психодинамической области, здесь практикующие врачи одинаково свободно владеют и теорией и диагностикой и лечебными приемами. Например, Блейлер и Фрейд разделяют свои «участки» более привычным в медицине способом - по нозологическому принципу, по узкой специализации (шизофрения и невроз), хотя являются крупными новаторами в психиатрической теории вообще (Блейлер, Фрейд). А менее известные ученые, современные клиницисты, и это знает каждый практикующий врач, отдают предпочтение одному из нейролептиков: в годы нашей клинической практики один профессор назначал чаще фентиазины, другой бутирофеноны, а третий искал что-то свое оригинальное, хотя многие из них являются авторами справочников и руководств по психиатрии. Удивляет еще и то, что отказ от клинической традиции никак не обоснован, нам непонятно, что им мешало использовать вековые клинические наблюдения в своей практике. Мы также не встречаемся с известным в медицине приемом - анализом своего собственного пути при традиционном лечении пациента, к примеру «на кушетке» или нейролептиками и шоками в условиях стационара и амбулаторной практики. Но самое парадоксальное мы видим в том, что, объявив настоящую войну любым формам интерпретации текущего состояния пацииента, выдвинув на первый план непосредственный опыт, как раз больше других интерпретируют, или как говорят клиницисты «психологизируют», патологические явления. Так, Медард Босс пространно объясняет депрессию категорией вины, хотя чувство вины не всегда имеется в этом патологическом состоянии (например, при соматически обусловленной депрессии, в результате посттравматического стресса или в случаях, когда депрессия сопровождается чувством своей невиновности, вину же внушают следователи или расисты), вместо того чтобы описать все то, что он увидел, уточнить, что было сказано до него в общей психопатологии, например, представление о триаде: снижение настроения, замедление моторных и интеллектуальных функций (Босс, с. 94-100). В последнем случае нет даже ссылок на собственные трудности, разочарования, а также на результаты сравнительного анализа деятельности других врачей, своих коллег; последователи Хайдеггера (от Бинсвангера до Буженталя) излишне суетились, спешили быть первыми, стремились «как можно быстрее пойти как можно дальше» и, по нашим впечатлениям, чувствовали себя хозяевами чужой души.

Как объяснить на языке экзистенциально-гуманистического направления, что при алкогольном делирии или сумеречном помрачении сознания пациенту обязательно надо заснуть, а чтобы не было развития прогрессивного паралича, необходимо лечить сифилис на его ранних стадиях? Какой базовой тревогой объяснить слабоумие или парафренный бред, слабодушие при старческом слабоумии и симптом зеркала при болезни Альцгеймера, к какому из экзистенциалов отнести бессонницу или головную боль? Как передать представителям «третьей силы», что межличностная отстраненность в обычном представлении гораздо сложнее, глубже, важнее для клиники, чем блестящие определения одиночества у Кьеркегора, Сартра и Камю, даже если сравнить человечество, как Ялом, с ночными кораблями? Мы имеем в виду не только тюремный или дорожный психоз, но аутизм как болезнь и аутизм как начальную стадию многих психических и соматических расстройств. Но если не все психические болезни входят в сферу влияния представителей этого движения, то какой смысл развивать анти-психиатрическую направленность своей теории, почему бы не оговорить условия сосуществования с клиникой, добрососедские отношения? Когда Медард Босс досадует, что психологи и врачи «ремонтируют» больного словно сломанные часы, это можно понять, но когда он считает, что у психического заболевания нет причин, есть только мотивы, - возникают сомнения в компетентности этого ассистента О. Блейлера.

Еще несколько замечаний надо сделать с практической точки зрения: общая психопатология претерпевает в текстах этих авторов значительные изменения (обедняется симптоматология, синдромология почти отсутствует, а нозологии сокращены до одной шизофрении без дифференциации ее форм и течений); разрыв с клинической традицией доходит до отрицания психической болезни как таковой (Купер, Лейнг, Мей); нет уточнения клинических фактов и сравнения с собственными наблюдениями; нет систематических историко-психиатрических исследований, а все многообра- зие психиатрической науки сведено к понятию о тревоге, к чувству вины и персоне Фрейда; здесь значительно больше, чем в психоанализе, проводится дискриминация душевнобольных по принципу «это неизлечимо». Но самое главное в том, что, декларируя личностный подход к лечению психической патологии, представители феноменологического направления (особенно Бинсвангер) не искали или не нашли соответствующую личностную патологию: они удовлетворяются добавлением частицы отрицания к любимому экзистенциалу. Надо также добавить, что представители второго и третьего звена экзистенциально-гуманистического направления не установили между собой категориальных связей, а используют разные уровни Dasein - экзистенциалисты гносеологизируют, гуманисты психологизируют (мы имеем в виду и классическую психологию и психоанализ) это понятие.

Если попытаться кратчайшим образом обрисовать все направления и школы в современной психотерапии, можно сказать, что они основаны на двух представлениях о психической активности - волновой и корпускулярной. Как Максвелл в области физики, так Фрейд ответил на многие вопросы, поставленные создателями науки психологии, на многие, но не на все. Творческая или другая активность человека в результате действия механизмов вытеснения или сублимации (здесь разница несущественна) или на основе принципа удовольствия направлена на удовлетворение суммы инстинктивных влечений (Trieb) именно волнообразно, т. е. без остановки. Это особенно наглядно можно показать на примере интерпретации психодинамистами художественного творчества: конечный продукт, приравненный к сновидению, к наивным рисункам душевнобольных (т. е. к неполным по форме результатам), не является предельным, произведение не останавливает эту активность благодаря своей законченности и похоже на промежуточные формы в процессе своего становления; именно поэтому психоаналитическая теория по большому счету не является теорией личности, иллюзия ее существования возникает благодаря суммированию всей продукции жизнедеятельности человека. При достижении «на ходу» этих промежуточных результатов происходит смена физиологических приоритетов (с постоянным доминированием сексуальной потребности) и волна творческой активности вновь поднимается до высшей точки.

До Хайдеггера ученики Штумпфа Кёлер и Вертгаймер с одной стороны, Гуссерль с другой частично преодолели принцип линейности, но как бы написали одноактную пьесу без линии жизни, она представляется в виде опосредованной суммы феноменов и гештальтов. Только Хайдеггеру удалось завершить это движение и он при всем своем недовольстве линейной и волновой теорией, которое он выразил Франклу после совместного посещения Фрейда, пришел, как ему казалось, к ее опровержению, вернее - с позиций понятия Dasein (вот-бытия) добавил важнейшее свойство прерывности, корпускулярности. Экзистенциал смерти распространяется на каждое мгновение человеческого существования, создавая некую завершенность (финальность) жизненного порыва; значит, жизнь человека и волнообразна и пунктирна, это вереница «смертей» и «рождений», череда элементарных творческих актов, структурных переходов. Важная поправка, но ни один из последователей Хайдеггера не осознал ее до конца и не ответил на вопрос, как лечить душевнобольного посредством визуально-вербального взаимодействия. Достаточно вспомнить, что Маслоу ставил в один ряд бессмысленное постукивание пальцем по клавишам рояля, т. е. явление непрерывное, линейное, а может быть точечное, и процесс создания шедевров искусства, имеющих драму начала, движения и конца (Maslow).

Если рассмотреть одну из классических схем жизнедеятельности человека: сумма влечений - сублимация - нейтрализация/удовольствие, то местом Dasein в этой схеме можно считать третье звено. Недаром самые видные последователи нового взгляда на природу творческой активности имели отношение к практике психоанализа, это Бинсвангер, Босс, Кайзер, Маслоу, Франкл и Ялом, и каждый из них по-настоящему отрицал только одно - принцип удовольствия. Конечно, если человек собирается на похороны или на другое общественно важное мероприятие (митинг, театр, война), он руководствуется мотивом вот-бытия, а не ожиданием удовольствия, но даже нейтрализация инстинктивных влечений преследует ту же цель. Некоторые из наших пациентов, по их признанию, совершали суицидальные или другие ненормативные поступки чтобы ощутить реальность текущего времени и пространства, а пресса и телевидение целиком базируются на этой потребности; быть в курсе новостей, делиться своими впечатлениями не имеет отношения к реализации либидо. Добавим также, что при наличии чрезмерной активности врач-психиатр назначает успокаивающие препараты, прием которых приводит к нейтрализации патологических мотивов (в том числе и сексуальных), делает человека адекватным, но это не сопровождается чувством удовольствия. Разработанный нами тест «пространственно-временных нарушений», которому в настоящей работе не нашлось места, подтверждает это утверждение. Цель теста - обнаружить тонкие пространственно-временные нарушения при пластической ритмике. Здесь расстройства координации относятся к пространственным изменениям, а соответствие пластических движений музыкальному ритму - к временным.

Естественно, что понятие сублимации, напоминающее отправление физиологических потребностей без «захвата» личности (например, сублимация во сне, похожая на поллюции или энурез), с введением общих пространственно-временных категорий должно было быть заменено новым понятием. Это самоактуализация, которая занимает место второго звена психоаналитической схемы, хотя Роджерс, Маслоу и многие другие американские гуманисты в области психотерапии распространяли это понятие на всю схему. В интерпретации этих авторов самоактуализация - и верховная потребность и процесс удовлетворения потребностей и творческое удовольствие.

Есть гении (Шекспир, Бах), чьи личные взгляды не накладывали отпечаток на содержание их произведений, но Хайдеггер, на наш взгляд, «темнил»: находясь под заметным влиянием иудейско-христианской ментальности, он отправлял своих читателей к досократовской философии, к Пармениду. Мы шли не от работ великого философа, которого юношески не изучали из-за его профашистских высказываний, а от поздних интерпретаций (Мартин Бубер и хасидские мудрецы) библейского вопроса «Где ты»? Мы обратили внимание на притчу о шефе жандармов, который вошел в тюремную камеру, чтобы узнать у цадика смысл этого вопроса, на что последний ответил в духе морального упрека, что Бог не мог не знать, где пространственно находится Адам, а кем он, сорокалетний, стал (инженером, врачом, спортсменом, а может быть шефом жандармов) с тех пор как был вылеплен. Несмотря на восхищение шефа жандармов мудростью собеседника, очевидно, что Создателю и это было ясно, он знает, кем каждый из нас стал, как знает все наши ошибки (грехи) и достижения, он не может знать только одно: будет ли Адам (т. е. каждый из нас в любую минуту) настолько искренен, открыт, подлинен по Хайдеггеру, чтобы сказать «Я здесь, а не там», не показать личину по Юнгу, а показать лицо. Когда Адам сказал «Я здесь», он строил пространство вокруг себя, но кроме того он в нашем прочтении ощупал свое лицо (сенсорное зеркало) или, возможно, увидел свое отражение в воде - единственном в природе зеркале, а может быть «увидел свое отражение в Еве; другой человек - лучшее зеркало», и с этим мнением нельзя не согласиться (Айрапетян). Он дал начало времени, которое имеет протяжение, поскольку направлено и направлено в сторону Бога, но это же происходит с каждым человеком в любом его состоянии, кроме психического расстройства. В это же мгновение Бог из прообраза становится нададресатом, т. е. Богом, поскольку реальный двойник появляется в момент обнаружения себя, идентификации с самим собой.

Когда Адам отвечает Богу на сакраментальный вопрос («первое структурное раскрытие человеческого бытия»)*, появляется некое подобие ожидания и протяженности, которое ничем кроме как временем назвать невозможно, но нигде в Священном писании мы не встретили диалога в общепринятом (как это описывает Розеншток-Хюсси) смысле, как череды обращений друг к другу, это взаимодействие всегда одноактное, а жизнь человека выстроена из этих актов. Известно, что Адам передвигался в пространстве, как путешественник в джунглях, а значит, каждый раз он воспринимал один и тот же вопрос и направлял Богу один и тот же ответ. «Бытиё человека (в качестве человека) есть вопрос, вопрошание («пытание») о бытии. «Пытание» бытия - допытывание, испытание, попытка, опыт бытия - в этом начало бытия человека в качестве человека» (Ахутин, с. 93). Именно это хотел донести до своих последователей Хайдеггер, но допустил одну неточность, которая резко снизила

__________________________________________

*Ахутин, с. 89

эффективность лечения психозов: местом бытия он считал язык, поэтому все психотерапевтические техники указанного направления, даже логотерапия, строятся на принципе вербального взаимодействия. Но мы ведь хорошо представляем, что вопрос, посланный Адаму, мог бы появиться и в виде пиктограммы или образа во сне или наяву, его смысл мог быть передан особым образом, даже путем простых и сложных изменений в теле, и сам он отвечал неизвестно как.

Мы даже придумали притчу «Серебряное кольцо» под впечатлением фильмов «Ночи Кабирии» и «8½» Федерико Феллини. Речь идет о реальной московской вечеринке, где один незнакомец, лицо которого никто потом не вспомнил, своим непривычным голосом и абсурдными речами долго вызывал раздражение, а потом неожиданно возникла атмосфера единения и веселья среди скучавших и обособленных гостей. Состояние «Я здесь, а не там» так же важно для человека, как жизнь по отношению к смерти, но и музыка (как «мелодия жизни») часто служит этой цели.

Когда я лепил портрет своего больного, чтобы положительно воздействовать на его состояние в кабинете типового психиатрического отделения, мы с моделью ощущали дискомфорт при малейшем присутствии кого-то, но любопытствующих с каждым днем становилось все больше, я чувствовал, что уже не смогу оказать сопротивление напору моих зрителей (санитаров, сестер, опекунов душевнобольных). И тут обнаружилось, что битком набитый кабинет заведующего отделением (однажды даже в присутствии министра здравоохранения Армении), двери которого уже не закрывались, ничуть не снижает качества работы над портретом и качества психотерапевтического взаимодействия, творчество на людях приводило к сильнейшей фасилитации терапевтической атмосферы.

Это средство, которое не имеет ничего общего с групповой (сектантской) психотерапией, в гораздо более изощренной форме используется нами на протяжении двадцати последних лет практически ежедневно, оно, как это ни парадоксально, способствует также процессам идентификации и самоидентификации врача и пациента: появляется хор как в древнегреческой драме, группа обсуждает каждое событие сотворчества с пациентом по схеме «похож - непохож».

Самоидентификация - не монолог одного из партнеров, а интенсивный диалог с самим собой, особое жизненно важное состояние целостности, внутренней связности человека и его «я». Но это не простая рефлексия в значении и объеме Тейяра де Шардена, а рефлексия с избытком, событие бытия по раннему Бахтину*, выход из своей оболочки и взгляд на себя со стороны в известной всем перспективе и с направленностью на иное бытие. Но если между обычными людьми это состояние более или менее достижимо (существует множество инструментов, среди них занятия искусством), то больному человеку нужна помощь специалиста. Так в 1987 г. возникла идея автопортрета как жанра лечебного искусства.

Метод автопортрета позволяет объединить представления о волнообразном и корпускулярном подходах в психотерапии, клиническую и церковную традицию, психоанализ и экзистенциализм. Волнообразность изготовления пластилиновой маски имеет нулевую точку отсчета, яйцо, и пик, стилистически законченный образ, который есть не что иное как самый убедительный из всех сублимированных объектов, потому что он и символичен, т. е. имеет прямое отношение к текущему состоянию пациента, и выполняется в направлении его (пациента) портретного сходства. Затем образ тщательно закрывается пластилиновыми лепешками без его травмирования, с сохранением его в «нематериальной» форме, переводится в бессознательное субъекта творчества, образуется новое яйцо больших размеров и вновь волна психической активности достигает своего предельного уровня. Корпускулярность тоже вполне очевидна, так как благодаря аннулированию

________________________________________________

*«Сознание автора есть сознание сознания, то есть объемлющее сознание героя и его мир сознание, объемлющее и завершающее это сознание героя моментами, принципиально трансгредиентными (внеположными - Г. Н.) ему самому, которые, будучи имманентными, сделали бы фальшивым это сознание» (Бахтин, с. 14).

предыдущего образа наступает пауза в творческом процессе с подготовкой нового творческого акта.

С пациентом же происходит следующее: представим себе известный жест ребенка или взрослого, когда, совершив общественно неприемлемый поступок, он закрывает лицо руками. Символически он отстраняется от других людей, аутизируется - но, к счастью, ладони не только ширма, но и зеркало, помогающее ему создать новое лицо, приемлемое для окружения, исправиться, обновиться; вспомним амбивалентный по своей сути проверочный взгляд ребенка сквозь пальцы и подзадоривание взрослых (социальные зеркала), приглашающих его к общению. Точно так же в процессе изготовления автопортрета, после закрытия очередной маски больной остается один на один с реальным зеркалом, в котором отражено его лицо, готовое к обновлению, к созданию более адекватного, как ему кажется, образа в пластилине. Надо ли говорить, что патологическая отстраненность (универсальный личностный феномен) и есть терапевтическая цель при лечении автопортретом, она совпадает и с понятием внутреннего конфликта у психоаналитиков, аутизма и негативных расстройств у клиницистов, «плохого гештальта», нарушения темпоральности, пространственности и телесности в учении о Dasein.

Е. К., 1972 года рождения, с пятого класса перестала общаться со сверстниками и подолгу задумывалась. С этого же времени перестала смотреться в зеркало, иногда вместо зеркала обходилась ощупыванием своего лица. Подруг не имела; много фантазировала, мечтала стать актрисой, певицей, композитором. Идентифицировала себя с любимыми певицами, считала себя их двойником. Рано начала писать стихи и сочинять музыку. Среди представленных ею стихотворений одно можно считать незаурядным: по лиризму оно напоминает мандельштамовский перевод одного из сонетов Петрарки. Во всех же остальных - сложное переплетение патологической символики, описание слуховых и зрительных галлюцинаций. Менструация началась в 14 лет. Со слов матери, после этого ее точно подменили. Возник страх, что мышцы всего тела работают сами по себе, помимо ее воли, и могут атрофироваться. Развивалась жесткая самокритика своей внешности, особенно лица: лоб слишком высокий, лицо непомерно удлинено, кожа не имеет золотистого оттенка, цвет глаз лишен какого-то особого зеленого тона, зубы должны быть другой формы, блестеть, как фарфор, и т.п. Чрезмерно применяла косметику; волосы мыла раствором, в состав которого входили 25 яиц, мед и другие питательные компоненты. Заставляла мать в любой момент изыскивать деньги для покупки нужных продуктов. В противном случае проявляла бурную агрессию с оскорблениями и побоями. Но все это лишь "прелюдия" к тому, что она намеревалась сделать, когда вырастет и заработает много денег: она проведет множество пластических операций, которые неузнаваемо изменят ее внешность. Она подробно поясняла технику предстоящих процедур. В восьмом классе успеваемость резко снизилась. Бросила музыкальную школу. Со слов матери, стала постоянно "куда-то рваться". Одноклассники относились к ней плохо: оскорбляли, не принимали в общественные организации, о чем, впрочем, она нисколько не сожалела. Словом, стала изгоем, "белой вороной". В десятом классе совсем перестала ходить в школу; замкнулась, никого не впускала в свою комнату, приходы гостей вызывали тяжелую истерику. Когда появились первые чувства к мальчикам, соглашалась встречаться только вечером, в темных переулках. С мальчиком, объяснившимся ей в любви, поссорилась потому, что пришел к ней днем. Не могла фотографироваться даже для документов. Не принимала многих общепринятых норм поведения, запретов; нередко эксплуатировала мать, заставляя ее влезать в долги, унижаться. Мать обратилась к участковому психиатру, приняли решение поместить ее в психиатрическую больницу. Диагноз: шизофрения. Лечилась полтора месяца (инсулино-шоковая терапия, нейролептики, антидепрессанты). В больнице подружилась с криминальными лицами - мать была вынуждена ускорить ее выписку. (С тех пор применение нейролептиков проводилось подмешиванием их в пищу.) Работа над портретом этой красивой девушки (в 1990 г.) часто заходила в тупик, прерывалась ее неожиданными поступками и высказываниями. Тем не менее, круг патологических расстройств непрестанно сужался, возникали "окна", так называемые "светлые промежутки". Течение болезни из непрерывного трансформировалось в приступообразное, а сами приступы становились менее напряженными, менее разнообразными по содержанию, исчезли псевдогаллюцинации, уменьшилось количество дисморфофобических идей. Наконец, однажды она увидела себя в зеркале - и с той поры жадно впитывала все детали своего зеркального образа. Косметика ее стала более скромной, более точной и осмысленной. По нашей рекомендации, в тот же период Е. К. окончила курсы массажа лица и начала оказывать помощь другим пациентам. Особенно упорным был ее последний синдром, по структуре напоминающий истерический. Наблюдались частые протестные реакции по отношению к матери, близким, лечащему врачу; стыдливость и наивность сочетались с цинизмом и грубой сексуальной расторможенностью. После бурного катарсиса исчезла на всю ночь (когда и лишилась девственности). События этой ночи не удержались в ее памяти. В дальнейшем оставались редкие, но сильные головные боли; наблюдалась некоторая раздражительность. Однако с началом регулярных брачных отношений состояние стабилизировалось; в течение года жалоб не было. По нашим сведениям она замужем, имеет трех детей, работает клиническим психологом. Портрет делался в рост - в виде полуметровой статуэтки. Эта техника применяется нами при дисморфофобических расстройствах.

В заключение хотелось бы предельно упростить содержание этой статьи. Клиницист считает: есть здоровые и больные люди. Человек «стоит на месте», а болезнь неуклонно прогрессирует. Строго говоря, болезнь можно лишь остановить на более или менее длительный срок. Возможно и спонтанное выздоровление.

Психоаналитики считают, что здоровых нет, все люди невротики. Человек выживает благодаря механизмам сублимации и вытеснения. Если усилить сублимацию вытесненных переживаний, качество жизни улучшается.

Представители экзистенциально-гуманистического направления думают, что душевнобольных и невротиков нет, есть ослабление экзистенциалов и модусов, что благодаря их глубокому пониманию или механизмам самоактуализации исчезает, а жизнь экзистирует дальше в прерывистой форме:

В рамках портретного метода психотерапии мы убеждены: есть здоровые и больные, последним свойственно (вопреки их воле) терять внешние связи. Линейного развития болезни нет, есть усугубление или восстанов- ление количества и качества внешних отношений, негативных расстройств психики (графически изобразить это явление невозможно - ни в виде линий, ни в виде волн, ни в виде броуновского движения). Выздоровление может наступить, если активизировать механизмы идентификации пациента с самим собой. Понятия Trieb, архетипического образа, экзистенциалов, гештальта заменяются понятием зеркального образа «я». Сублимация, трансценденция, самоактуализация, прегнанц-тенденция заменяются идеей реконструкции утраченного образа «я» посредством визуально-вербального контакта с пациентом.

Статья не будет иметь завершения, если не сказать об авторе выражения «третья сила» или «третья волна» Абрахаме Маслоу, ученике Макса Вертгаймера и Рут Бенедикт, не оказавших, к сожалению, на него никакого влияния. Его любимое детище - понятие самоактуализации, а все остальное - студенческие импровизации вокруг той или иной модной психологической теории (Маслоу). Мы не будем углубляться в его труды, достаточно вспомнить, что, будучи авторитетным теоретиком творчества, он игнорировал ценность результата, приравнивая «какую-нибудь деятельность», например бессмысленное постукивание пальцем о клавиши рояля, с процессом создания великих произведений искусства на том основании, что и в том и в другом случае человек реализует себя. Нам повезло, поскольку автор сам произвел «вытяжку» из своих многочисленных трудов по этой проблеме в статье «Самоактуализация», изданной в 1967 г. (Maslow). Отметим лишь, что ни один из декларированных им восьми тезисов по исследуемой проблеме не выдерживает испытания временем и легко опровергается любым специалистом, имеющим отношение к лечению душевнобольных.

Согласно Маслоу, во-первых, «самоактуализация означает полное, живое и бескорыстное переживание с полным сосредоточением и погруженностью, т. е. переживание без подростковой застенчивости». Абсурдность этого тезиса в том, что как раз благодаря тому, что называется «подростковой застенчивостью» можно остаться в живых, да еще иметь шанс создать что-то похожее на произведение искусства. «В момент самоактуализации индивид является целиком и полностью человеком». В многочисленных работах этого автора мы не нашли определения понятия «целиком и полностью человек», а также «момента, когда Я реализует самого себя». Мы лишь знаем по тексту, что лучше «наблюдать со стороны…, видеть, что это очень приятный момент. Ключом к этому является бескорыстие», но с какой стороны наблюдать и что за бескорыстие имеется в виду?

Во-вторых, и это комментария не требует, потому что имеет отношение не к психическим, а к этическим нарушениям: «Самоактуализация - это непрерывный процесс; она означает многократные отдельные выборы: лгать или оставаться честным, воровать или не воровать». Таким образом, терапевтической мишенью для А. Маслоу является ложь или в худшем случае воровство (надеемся, убийство тоже), а не психоз или невроз; это характерно для многих представителей рассматриваемого направления, когда декларируется одна проблема, а потом в середине рассуждения без всякой логики вдруг появляется другая. Для нас существенно, что пока самоактуализация это процесс, а не мотив или результат творчества, т. е. понятие соответствует своему названию.

В-третьих, «само слово "самоактуализация" подразумевает наличие Я, которое может актуализироваться». Это Я проявляется путем «прислушивания к голосу импульса», чем и занимаются душевнобольные в остром галлюцинатарно-бредовом состоянии, тем более что автор советует закрыть глаза, если это возможно, «затаить дыхание» (надолго ли?), отключиться от шума внешнего мира и обратиться к «Верховному судье» внутри себя. Можно точно сказать, что такой прием требует избытка душевного и тем более физического здоровья.

Четвертое. Надо быть честным, потому что оказывается, что больные чаще всего неправдивы, они «играют в игры» и позируют, а также с трудом принимают предложение быть честными. Здесь можно усомниться в компетентности автора - видел ли он хоть одного душевнобольного?

Пятое. Быть нонконформистом. Следует ответить автору, что наши пациенты и есть нонконформисты, не случайно инакомыслящих обследуют на судебно-психиатрических комиссиях.

Шестое. «Самоактуализация - это не только конечное состояние, но также процесс актуализации своих возможностей». Эта фраза возвращает нас к началу статьи, где автор признается, что его идея не завершена, а содержание понятия самоактуализации похоже на пятно Роршаха. Только непонятно, почему он неясную как пятно идею рекомендует практикующим врачам и будущим психотерапевтам - своим студентам.

Седьмое.«Высшие переживания - это моменты самоактуализации. Это мгновения экстаза, которые нельзя купить, которые не могут быть гарантированы и которые невозможно даже искать». С этим общим местом в психологии творчества нельзя не согласиться, но как оно поможет нам при лечении пациентов, если моменты самоактуализации невозможно искать, найти и даже купить?

Восьмое. Найти самого себя, раскрыть путем разоблачения собственной психопатологии. Имеется в виду преодоление анозогнозии, т. е. некое чудесное избавление от психического недуга, и здесь у нас нет возражений. Цель ясна, но средства отсутствуют, может быть поэтому автор признается, что он ненавидит слова «терапия», «психотерапия», «пациент» и медицинскую модель, предполагающую ищущего лечения больного человека.

Попытка Маслоу приблизить феноменологию к психоанализу путем создания новой иерархии потребностей на основе «стыдливого» отказа от либидо - образец спекулятивного, как сказал бы Хайдеггер, «неподлинного» мышления, самоактуализация у автора и верховная потребность и творческий процесс и воплощенный результат. Высказывания Маслоу могли быть услышаны в небольшом кружке его почитателей-современников, но ведь он самый цитируемый представитель экзистенциально-гуманистического направления, его имя можно встретить во всех словарях, энциклопедиях, статьях и монографиях по психологии и психотерапии. Тем не менее, его произведения воспринимаются нами как один из многих видов «сорных» трав, заполняющих неухоженное поле общей и частной психопатологии. По странному стечению обстоятельств этот автор встал рядом с такими глубокими мыслителями как Хайдеггер, Бинсвангер, Босс и Роджерс.

Мы рассмотрели принципы терапии методом автопортрета, но не описали роль самого психотерапевта в этом процессе. Нет никакого сомнения, что эту проблему впервые поднял и методологически верно определил Карл Роджерс. Если представить себе, что художник это врач-психиатр, а модель - его пациент, то разве не эти многоплановые взаимоотношения имел в виду Роджерс, когда говорил о внутренней согласованности Я-концепции, конгруэнтности пациента и врача, а в еще большей степени эмпатиии (Гиппенрейтер, Карягина и Козлова, Роджерс)? Идеи Роджерса, каждая из которых могла бы определить развитие терапии психозов на ближайшие десятилетия, были высказаны в предельно удобной для практика форме. У него много удивительно точных рекомендаций типа, что следует лечить или к чему стремиться (например в педагогике), но как их осуществить в жизни, читателям его методических рекомендаций неизвестно. Перефразируя Франца Кафку, можно сказать, что Роджерс построил психотерапевтическую пирамиду, на которую сам не смог взобраться.

Переход от теории сублимации к теории самоактуализации для арт-терапевта означает потерю исследовательской почвы под ногами, это переход от фундаментальных или спорных идей одного мэтра к исполнению благих пожеланий другого. Первое пожелание относится к важности духовного опыта, контакта с пациентом, а не только научных знаний для психотерапевта, с чем мы полностью солидарны. Но возникает вопрос, как приобретать этот опыт? По Роджерсу пациент садится к столу и у нас возникает множество вопросов прагматического характера: какой стол по форме, фиксировано ли место психотерапевта и пациента, каково расстояние между собеседниками, как воспринимается интерьер кабинета, как распределяется свет, во что одеты партнеры по диалогу, смотрят ли они друг другу в глаза или общаются опосредованно (предметно), как определяется начало и конец сеанса, кто еще присутствует (сколько), где он сидит (стоит, облокачивается, лежит, танцует) и мн. др. Поскольку ответов на эти вопросы мы не находим у Роджерса и его интерпретаторов, мы допускаем, что речь идет о канцелярской, манипулятивной обстановке и больших трудностях в создании терапевтического климата (еще одна блестящая идея Роджерса о фасилитации терапевтического процесса). Мы утверждаем, что большая часть пациентов-психотиков (а именно на их лечении настаивал создатель клиент-центрированной терапии) без элементов медицинского насилия откажется участвовать в плановых мероприятиях или вовлечет терапевта в свою бредовую систему. Здесь же автоматически отпадают два других пожелания автора - о равном партнерстве (конгруэнтности) и об открытости врача и пациента. Мы утверждаем также, что пациент в подобных условиях будет молчать или говорить об отвлеченных вещах, не заботясь о своем терапевте, а тот за короткое время может выродиться в отчаянного циника. Равное партнерство, абсолютно необходимое для лечения пациентов-психотиков, невозможно осуществить в дуальной структуре психотерапевти- ческого взаимодействия.

Мы также не согласны с утверждением Роджерса о полной открытости в условиях вербального контакта (если исключить, например, стихотворные рецитации из Данте, как это практикуется в Институте майевтики в Лозанне); некий авторитет в медицине вообще необходим, может быть не прямой, а косвенный. Открытость по Роджерсу в рамках вербального контакта кажется практически недостижимой: как быть открытым врачу с подростком, как высказать свои религиозные переживания атеисту, как рассказать любому клиенту о сложных перипетиях собственной жизни? - двойные стандарты тут неизбежны. Далее мы остановимся на открытости в виде протоколирования, аудио- и видеозаписей процесса психотерапии, но и такое нам представляется недостаточным. Мы допускаем присутствие специалистов, опекунов или случайных людей во время работы с пациентом в помещении, где двери не запираются. У нас есть опыт работы с тяжелыми пациентами, когда зал превращался в съемочную площадку, освещенную софитами, заполненную профессиональной суетой киногруппы и «зеваками», такая «суматоха» не мешала нескольким специалистам (в том числе гипнотерапевту) одновременно работать со своими подопечными. Однако в ряде случаев не только присутствие посторонних, но и ведение дневника может нанести непоправимый ущерб психотерапевтическим взаимоотноше- ниям.

Многие пожелания Роджерса относятся, как это ни парадоксально, к методологии, а не к практике клиент-центрированной психотерапии; это, во-первых, идея самоактуализации. В отличие от термина «сублимация» непонятно, откуда появилось такое простое и доступное, литературное слово «самоактуализация» («цель творчества - самоотдача, а не шумиха, не успех…» - Пастернак). Мы не можем сказать, как она стала по Роджерсу и Маслоу основным мотивом человеческого существования, но если это правда, тогда вокруг нас были бы дикие леса, пустыни и снежные дали, существование без цели построить дом, сесть в кресло у камина и подремать. Наконец, остается неясным, к какому лечебному эффекту приводит самоактуализация, что при этом надо лечить. Мы утверждаем, что специальная (эксклюзивная) возможность вылечить психически больного человека есть сложная операция, требующая терпения, времени, значитель- ных материальных расходов, усилий специалистов-профессионалов, которые помогают пациенту стать адекватным окружающей среде, жить в ней, а не на пороге - американцу в Китае, а китайцу в Америке или наоборот.

Место и роль психотерапевта в лечебном процессе нуждаются в специальном пояснении. Когда в зал-мастерскую нашего Центра приходит пациент, он находит свое место за столиком перед зеркалом. Кто-то из присутствующих или лечащий врач дает ему инструкцию вылепить яйцо и работать над воспроизведением собственного образа. Пациент начинает работу, в процессе лепки он может обратиться к соседу, занятому тем же делом, за помощью. Когда же он доходит до предела своих возможностей, он спрашивает, как быть ему дальше («Ну все? может быть, лечение закончилось?» - частый вопрос в нашей практике). Психотерапевт отвлекается от собственной работы над портретом или от любого другого занятия (стоя, сидя, в движении), рассматривает маску, отмечает все достоинства (о недостатках нет и речи, поскольку вопрос этот философский) и предлагает закрыть маску лепешками из пластилина. Значит, момент закрытия портрета и готовая эстетическая форма для пациента равноценны. Мы знаем, как много переживаний вызывает у пациента поломка портрета или его исчезновение. Многие спустя годы звонят и спрашивают: «Как там мой портрет, можно прийти и дотронуться?» - но закрытие воспринимается так же легко, как успешное завершение. Чтобы закрыть портрет, нужен авторитет врача как художника, и в этом коренное отличие техники автопортрета от остальной арт-терапии; требование профессионального результата увеличивает меру ответственности врача перед пациентом. Но если пациент довел портрет до натуральной величины (предельный размер, принятый в нашем Центре), а качество его еще неудовлетворительное, но закрыть портрет уже нельзя, тогда наступает самый драматический момент для врача, истинная развязка в психотерапевтических взаимоотношениях. Дело в том, что врач не может продолжить работу над портретом без полного разрушения образа, создаваемого больным на протяжении длительного времени: он должен поменять местами левое и правое. Предстоит филигранное завершение последнего сеанса (как последнего слова), прерванного больным. Врач-портретист должен полностью перевоплотиться в пациента, сидящего перед зеркалом, а не перед ним, тогда как больной, помогая врачу, словно пользуется его опытными руками, чтобы технически завершить автопортрет. Законченная вещь теперь закрывается уже формовочным гипсом и без обязательного участия врача и пациента, что означает финал психотерапевтического марафона.


Литература:

  1. Айрапетян В. Письмо Г. Назлояну от 11. 05. 05
  2. Алексей Осипов. Экзорцизм. «Православная беседа», № 1, 2000 год
  3. Ахутин А. Dasein Материалы к размышлению // Логос, 2000, №5/6, с. 89-123
  4. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности. В кн.: Эстетика словесного творчества. М., «Искусство», 1979
  5. Бинсвангер Л. Бытие-в-мире. М., 1999
  6. Босс М. Влияние Мартина Хайдеггера на возникновение альтернативной психиатрии//Логос № 5, 1994, с. 88-100
  7. Бюдженталь Дж. Искусство психотерапевта. СПб, «Питер», 2001
  8. Гиппенрейтер Ю. Б., Карягина Т. Д., Козлова Е. Н.Феномен конгруэнтной эмпатии // Вопросы психологии, 1993, № 4
  9. Журнал практического психолога. 2005, №1, с. 100
  10. Кемпински А. Экзистенциальная психотерапия. М., 1973
  11. Махлин В. Л. Я и Другой: К истории диалогического принципа в философии XX в.М., 1997.
  12. Михайлов И. А. Ранний Хайдеггер. М., 1999
  13. Платон. Теэтет. М.-Л., 1936.
  14. Роджерс К. Клиентоцентрированная терапия. М.,«Рефл-бук, Ваклер», 1997
  15. Руткевич А. М.От Фрейда к Хайдеггеру. - М. 198513.
  16. Сартр Ж. П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии М.: «Республика», 2004
  17. Философский энциклопедический словарь. М.: «Советская энциклопедия», 1983.
  18. Хайдеггер М. Бытие и время. М., «Республика», 1993
  19. Холл К. С., Линдсей Г. Теории личности. Киев, «PSYLIB», 2005
  20. Шпренгер Я., Инститорис Г. К. Молот ведьм. М., «Просвет», 1992
  21. May R. Paulus; Reminiscences of a Friendship. N. Y., 1973
  22. Maslow A. Self-actualizing and Beyond. - In: Challenges of Humanistic Psychology. N. Y., 1967.
  23. L'Express. 1969. 20-26 oct. P.79-85

Назлоян Г.М.,

Назлоян Г.М. Источник «третьей силы» в психотерапии // «Психотерапия» № 7, 2005 г.

См. также
  1. Назлоян Г.М. Метемпневмоз и скелетная идея в арт-терапии
  2. Назлоян Г.М. Лицо болезни (комментарий к общей психопатологии)
  3. Назлоян Г.М. Аутизм. Границы понятия
  4. Назлоян Г.М. Аутопсихические расстройства
  5. Назлоян Г.М. К концепции патологического одиночества
  6. Назлоян Г.М. Рождение и смерть в клиническом ракурсе (к проблеме нормы и патологии в психиатрии)
  7. Назлоян Г.М. Маскотерапия. Методика и техника