Современная социология на протяжении последних десятилетий прошла несколько стадий своего развития. При этом каждая стадия характеризовалась не столько последовательной сменой парадигм или научных школ, сколько кратковременным доминированием одной из перспектив (мультипарадигмальность), многие из которых сами по себе представляли синтез разнообразных идей и концепций. В 1980-90-е годы на международную орбиту вышли теории рационального выбора и теории глобализации, последние из которых до сих пор занимают лидирующие позиции в объяснении социальной реальности. Социология испытала всплеск различных постмодернистских концепций, все чаще звучало понятие гендера и распространение получили феминистские подходы. Одновременно в обиходе обществоведов появились такие термины как «травма» и «риск», а обществу был поставлен диагноз перманентной трансформации, которая описывалась как текучая современность, социальные мутации или нелинейная динамика. Социологи начали поднимать вопрос о необходимости развития публичной и клинической социологии, распространение получили теории социальных сетей, многие исследователи заговорили о кризисе социальных наук, их чрезмерной специализации. Затрагивались темы необходимости возврата к построению панорамных теоретических картин социальной реальности (big pictures), популярность вновь получил цивилизационный анализ, активизировалась инвайронментальная социология и т.д. Российский социолог Н.Романовский насчитал 12 таких «поворотов» в современной социологии, которые он сгруппировал по нескольким критериям: возврат интереса к игнорировавшимся ресурсам социологического знания (исторический, культуральный повороты, поворот к памяти людей); смена эмпирической методики (нарративный поворот); расширение подходов к пониманию социального действия и взаимодействия (аффективный, лингвистический, прагматический, семиотический и этический повороты); общенаучные и методологические изменения в подходах к объекту и предмету исследований (онтологический, отношенческий поворот и поворот к повседневности) [Романовский, 2007; 2009].
Очевидно, что наибольшее значение имеет тот тип социологических поворотов, который затрагивает общенаучные и теоретико-методологические изменения в подходах к объекту и предмету исследований, а соответственно должен придавать логику и направленность всем иным поворотам. И действительно, процессы, происходящие в современной социологии, можно обозначить если не как онтологический поворот, то, по крайней мере, как устойчивую тенденцию к такому повороту в ближайшем будущем. Сущностью данного поворота, на наш взгляд, можно считать стремление к онтологизации социологического познания, желание вырваться из абстрактных теоретических лабиринтов к теории живого человека и его социального окружения, поставить вопрос о смысле и общей картине социального мира глазами этого человека, продолжить объединение микро- и макроуровней социологии посредством категории социальной экзистенции и методологии субъективного реализма. Особенностью онтологизации современной социологии также является бурное развитие качественных методов и формирование ряда новых направлений ― визуальная социология, социология тела, социология эмоций и др. И если внимательно проанализировать все характеристики онтологического поворота в социологии, то мы увидим ни что иное, как возрождение именно экзистенциальной парадигмы, которую многие исследователи уже считали достоянием застывшего философского прошлого.
Одним из примеров аргументации в пользу онтологизации социологического знания можно считать утверждения Петра Штомпки, который усматривает в современной социологии масштабный, парадигмальный сдвиг по направлению к новой социологии социальной экзистенции. Эту парадигму польский социолог также называет социологией повседневной жизни или третьей социологией, пришедшей на смену второй социологии действия и первой социологии систем. «Идея социальной экзистенции, - пишет Штомпка, - сфокусирована на реально происходящее в обществе людей, на уровне между структурами и действиями, где ограничения структур и динамика действий производят реальные, проживаемые и наблюдаемые социальные события, социально индивидуальные практики, составляющие повседневную жизнь, фактически − единственную жизнь, которая есть у людей, и которая ни полностью детерминирована, ни полностью свободна» [Штомпка, 2009: с. 4-5]. Интересно, что Штомпка фактически повторяет утверждения основоположника экзистенциальной социологии Эдварда Тирикьяна, который еще полвека назад сформулировал аналогичные теоретико-методологические принципы [Tiryakian, 1962; 1965; 1968; 1970]. После Тирикьяна, концепции экзистенциальной социологии были разработаны калифорнийской школой (Дуглас, Джонсон, Котарба и др.) [См.: The Existential Self in Society, 1984; Existential Sociology, 1977] и бельгийским социологом М. Болль де Баллем [Bolle De Bal, 1986; 1992; 1995; 2000; 2004], а также рядом других исследователей. Для того, чтобы разграничивать концепции экзистенциальной социологии 1960-1980-х годов и возврат экзистенциальной парадигмы в социологию XXI века, последнюю можно было бы обозначить как пост- или неоэкзистенциальную социологию, хотя конечно, такие терминологические новшества требуют более основательного дальнейшего изучения[*] и не представляются здесь принципиальными. Целью же нашего исследования является анализ одной из оригинальных концепций экзистенциальной социологии, которая представляется нам переходной между экзистенциальной социологией 1960-70-ых годов и текущим возрождением актуальности экзистенциалистской перспективы.
Изначально данная работа была задумана не в формате интервью, а в виде статьи историко-социологического характера, в которой целостно были бы отражены основные положения экзистенциальной социологии Марселя Болль де Баля. Однако по мере работы с материалами целесообразным представилось отобразить экзистенциально-социологическую концепцию с помощью ее же собственного метода, то есть через обращение к исходному, реальному контексту, к первоисточнику, а в данном случае ― к автору. Как правило, интервью с социологами носят биографический характер и не рассматриваются в качестве способа изложения теоретических постулатов. Однако мы убеждены, что такое изложение может наиболее точно передать сущность идей и их текущее состояние в сознании автора, а также послужить важным источником в последующих историко-социологических исследованиях.
Работы бельгийского социолога Марселя Болль де Баля малоизвестны в украинской социологии и как представляется, прежде всего, по причине языкового барьера. Тем не менее, некоторые его идеи, в частности связанные с социологией спорта, постепенно проникают и в украинскую социологию [Напр. см.: Зинюк, 2009].
Марсель Болль де Баль родился в Бельгии в 1930-м году. Получил образование в области права и экономики, изучал промышленные отношения в Чикагском университете, является заслуженным профессором Свободного университета Брюсселя, где в разные годы занимал руководящие должности. Болль де Баль - почетный президент Международной ассоциации франкоязычных социологов, социальный консультант, общественный активист и член муниципального совета г. Линкебек (Бельгия). Он автор 29 книг (в двенадцати из которых выступил соавтором или редактором) и более 200 статей в области экзистенциальной социологии, социологии труда, общей социологии, клинической социологии, прикладной «психосоциологии» и групповой динамики, социального управления, социологии семьи и спорта и др. Помещенное ниже интервью с профессором Болль де Балем было проведено в 2010 году.
Марсель Болль де Баль
Андрей Мельников: Как Вы пришли в социологию? Как и когда Вы услышали об этой науке впервые?
Марсель Болль Де Баль: Я изучал право, получил степень магистра
права и стал доктором юридических наук (docteur en
droit) в 1953 году. Но мне не нравилось право и я не хотел
становиться юристом. Кроме этого я изучал экономику и получил
степень в этой области в 1954 году…, но я не мог - как и мой
учитель - понять процесс инфляции!!? И наконец, я был
заинтересован курсом и семинаром по социальной экономике и
получил грант фонда Ротари на годовое обучение в Соединенных
Штатах, в частности в Чикагском университете. Я планировал
посещать курсы по промышленным отношениям, то есть
преимущественно по социологии труда (work) и менеджмента
человеческих ресурсов, как это назвали бы сегодня. Фактически же,
я много путешествовал по Штатам, автостопом или перегоняя
автомобили для дилеров с Севера на Юг или с Востока на Запад.
Таким образом, в 1954-55-м годах я посетил 48 из 52 штатов, а
также Канаду и Мексику. Это и было моим путем, пройдя через
который я стал социологом: открывая различные новые культуры и
также различные социальные системы… и это гораздо больше
сформировало меня как социолога, чем чтение социологических книг.
Мне кажется, впервые я услышал о социологии во время изучения
права и экономики в Бельгии, но тогда эта наука не произвела на
меня впечатление. Так или иначе, до конца 1960-х дипломов по
социологии в Бельгии еще не было.
Когда социология начала развиваться в Бельгии в конце 1960-х, какая социология это была - позитивистская или структурно-функционалистская или, как французская социология, больше феноменологически ориентированная? Кто были первые лидеры бельгийской социологии того времени?
Социологии очень стара в Бельгии. Институт социологии был создан в 1898-м, задолго до того как это было сделано во Франции. Институт был открыт благодаря социально ориентированному бизнесмену Эрнесту Сольве (Ernest Solvay) и был возглавлен выдающимся социологом Эмилем Ваксвейлером (Emile Waxweiler). Идея Сольве заключалась в том, что общественные науки должны быть социально полезными. Сегодня бы мы сказали, что он был сторонником «прикладной социологии». Здание этого института - все еще существующее - было символическим: много небольших кабинетов (специализированные общественные науки: экономика, история, демография, психология, антропология и т.д.), объединенных под «одной крышей социологии», науки будущих времен… и обществ. Я был членом этого института на протяжении 55 лет! В 1922-м институт был объединен со Свободным университетом Брюсселя. Дипломы по социологии начали выдаваться только в конце 1960-х годов. До того это был диплом по «общественным наукам«, достаточно новый в те времена.
Французская социология под влиянием Дюркгейма долгое время была больше позитивистской, чем феноменологической. Фактически, существует много различных»школ» внутри французской социологии, а великие лидеры бельгийской социологии: Кетле (Quetelet), Ваксвейлер, Дюпрель (Dupréel), Жанн (Janne), Реми (Remy)…
Конечно, Кетле или Ваксвейлер известные ученые. А кого можно назвать лидерами последних десятилетий? Как Вы можете охарактеризовать современную бельгийскую социологию, ее главные направления, теории, тенденции?
Боюсь я не смогу ответить на этот вопрос. Во-первых, я уже не так активен в бельгийской социологии. Во-вторых, в настоящее время я не вижу никого, кого можно было бы назвать видным лидером бельгийской социологии. В-третьих, я не чувствую ее основных направлений, теорий и тенденций. Видным руководителем для меня был Анри Жанн. Его главная книга «Социальные системы» [Janne, 1968]. Вместе с Джорджем Гурвичем он был основателем Международной ассоциации франкоязычных социологов. Его не стало в 1991-м году. В 1960-х мы, молодые исследователи, чувствовали, что Анри Жанн был нашим настоящим лидером и лидером «брюссельской школы социологии». Перед ним - Ваксвейлер, Дюпрель (его учитель). Сегодня я уже не чувствую, что существует подобная «школа».
Уже много лет Вы в отставке. Как долго Вы были активны как социолог? Какую из своих последних крупных работ Вы бы отметили?
Как я уже говорил, сначала я специализировался в области права и экономики. Когда я получил грант фонда Ротари, я сначала пытался изучать макроэкономику в Торонто (Канада), но нашел что, эконометрические модели были слишком абстрактными, количественными, не человеческими. Таким образом, я переключился на социальную экономику, индустриальные и человеческие отношения, которые я изучал в течение года в Чикагском университете (1954-1955) с профессорами Харбисоном (Harbison), Муром (Moore) и Лорвином (Lorwin).
Как я стал социологом? Не столько читая книги и прослушивая курсы, но целый год путешествуя по Северной Америке, вне моего родного города, страны и культуры. И опять-таки, в то время в моей стране не было социологической степени. В 1955-м я начал работать исследователем в Институте социологии имени Сольве, в частности, в Центре социологии труда. Приблизительно в 1965-м я стал его директором. С 1980-го до 1995-го (когда я ушел на пенсию) я был избран президентом основанного в конце XIX века Ученого совета этого института.
Когда я прекратил свою социологическую деятельность? Фактически я не прекращаю ее до сих пор. Сейчас я беседую с Вами и готовлю книгу по экзистенциальной социологии! С тех пор как я ушел на пенсию, я опубликовал 8 книг:
Моя последняя крупная работа? Она готовится к печати и как Вы могли заметить, это будет книга по экзистенциальной социологии.
Какой Вам представлялась чикагская социология и вообще американская культура в середине 1950-х? Чувствовалось ли тогда преобладание теории Парсонса?
К сожалению, я не смогу дать интересный ответ на этот вопрос. Тогда я больше интересовался промышленными отношениями и социальным управлением, чем социологией. Поэтому я не чувствовал влияние Парсонса. В то время я не встречал ни Парсонса, ни его последователей. Мои интересы были более практическими, чем теоретическими. Возможно, поэтому, намного позже, я почувствовал необходимость создания экзистенциальной социологии (не зная о ее возникновении и развитии в 1970-х годах в США), которая представлялась менее абстрактной, и более близкой к интересам людей, их чувствам и эмоциям. В 1950-х чикагская социология, как я воспринимал ее, была довольно необычной, скорее микро-, чем макросоциологически ориентированной - настоящее зеркало американской культуры, с ее аллергией на социализм, отстаивая позицию (через такие сервисные клубы как Rotary, Lions и Kiwannis) социального капитализма (служба превыше прибыли). Многие социологи способствовали такому развитию капиталистического общества.
Хотелось бы теперь несколько подробнее остановиться на Вашей концепции экзистенциальной социологии. С чего все начиналось? Когда и как идея экзистенциальной социологии впервые возникла у Вас?
В 1985-м году в Брюсселе, к завершению Конгресса Международной ассоциации франкоязычных социологов, я готовил президентский доклад, в котором должен был изложить свою личную концепцию социологии и обозначить функции социолога. Главная тема Конгресса звучала так: «1984… и что? Индивид и социальная машина» (1984 …and so what? The individual and the social machine). Мой доклад был назван «Социология… и человек. Я видел даже счастливого социолога» (по названию популярного кинофильма тех времен «Я видел даже счастливых цыган»). Готовя этот доклад, я вспомнил о своем пути через индустриальную социологию, социологию труда, общую социологию и психосоциологию. Я вспомнил, что был разочарован слишком абстрактной, недостаточно «человеческой» социологической наукой, основными тенденциями социологии, больше связанными с социальными структурами, социальными институтами и социальными движениями, чем с людьми, их экзистенциальными проблемами и переживаниями (рождение, любовь, жизнь, смерть…). На протяжении многих, многих лет я боролся за построение мостов между психологией и социологией, социальной психологией и психосоциологией, между двумя факультетами, на которых я читал лекции: факультет психологии и педагогики и факультет социальных наук. Главным аспектом, над которым я работал, было понятие reliance, то есть «воссоединение» или «восстановление связи»: я нацелился на воссоединение психологических и социологических теорий и практик, особенно посредством «исследования-действия» (action research). Идея «экзистенциальной социологии» возникла в процессе синтеза моих взглядов, концепций и профессиональной практики… Возможно, я был подсознательно детерминирован моим ранним изучением экзистенциализма и экзистенциальной философии (Сартр, Камю, де Бовуар и др.), которые произвели на меня очень глубокое впечатление… Я должен признаться, что ничего не знал тогда (1985) о движении экзистенциальной социологии в США… Вы сделали для меня это открытие в прошлом году! Я только обнаружил, готовя тот доклад, что мой коллега и друг Эдвард Тирикьян написал несколько статей и книг по отношениям между экзистенциализмом и социологией, но он никогда не говорил об «экзистенциальной социологии» как таковой. Я думал, что был первым, кто ввел данное понятие. И это было верно…, по крайней мере, для франкоязычной социологии.
В чем состоят основные принципы Вашей экзистенциальной социологии? Возможно, первый из них идея формирования экзистенциальной социологии посредством воссоединения социологии и психологии как довольно разобщенных наук? Какова были реакция, мнения, критика коллег относительно Вашего проекта экзистенциальной социологии?
Вы правы. Моя первая цель состояла в том, чтобы воссоединить две дисциплины (определяемые в качестве так называемых «гуманитарных наук»), возобновить связи между социологией и психологией, которые представлялись мне слишком разделенными науками и практиками, сделать социологию более «человеческой», более живой, более «экзистенциальной»… Вы знаете важность для меня понятия reliance, которое я рассматриваю как основной концептуальный элемент на пути построения экзистенциальной социологии. Фактически мой проект состоял и состоит в воссоединении связей между многими различными областями социологической работы: теория и практика (через прикладную и клиническую социологию); исследование и действие (посредством исследования-действия); социология и психология (через психосоциологию и жизненные истории); социология и философия (через феноменологический и понимающий подходы); преподавание и обучение (через групповую динамику); факультет психологии и факультет социальных наук (посредством создания новой кафедры под названием «Социальная психология и психосоциология» на факультете психологии и кафедры «Прикладная социология» на факультете социальных наук). Я написал много статей на эти темы.
Реакции моих коллег? Скорее вежливость, но при этом безразличие или игнорирование (как будто это их не касается)… Я был недостаточно классическим, не вписывался в их «академически правильные» подходы… Никакой критики, только дружественные комплименты во время частных разговоров… Как только я ушел на пенсию (в 1995-м), они быстро решили закрыть кафедру и убрать большинство моих учебных курсов… (есть известная песня Ги Беара «celui qui dit la vérité, il doit être exécuté», «кто
говорит, что истина должна быть уничтожена…»).
И все же получается, что Вы действительно воплотили свой проект экзистенциальной социологии, создав две новые кафедры? Какая исследовательская работа и какого типа обучение имели место на этих кафедрах?
Я никогда не думал именно в таких терминах, но полагаю, что можно ответить утвердительно. Эти два события создание кафедр и воплощение моего социологического проекта были синхронными параллельными направлениями, которые вскоре пересеклись (интересный парадокс!). Другими словами, я боролся за воссоединение психологии и социологии, начиная с моего первого назначения в качестве лектора на факультете психологии в 1959-м году (курс «Социология труда»). Я создал кафедру в 1972-м. Мой президентский доклад, синтезирующий мою теорию и практику, появился в 1985-м.
Я создал большое количество курсов, семинаров и практических (профессионально-технических) учебных занятий. Мой главный учебный курс был назван «Психосоциологический подход к современному обществу» и основывался на анализе четырех диалектических связей: между психологией и социологией; причиной (reason) и свободой; теорией и практикой; reliance (воссоединение) и deliance (разъединение). Не менее важным был курс «Психосоциология организаций». Помимо этого, было много семинаров по групповой динамике: лидерство, коммуникация, переговоры, интервью, принятие решений, групповые обсуждения, психо- педагогическое обучение, Балинт-группы и т.д.
Я провел очень важное исследование стремлений бельгийцев к reliance sociale (социальное воссоединение), а именно, в сферах занятости, образования и медицины, особенно с помощью экспериментальных исследований-действий.
В Вашем президентском докладе, где был представлен синтез экзистенциальной социологии [Bolle De Bal, 1986], Вы выделили шесть тем, лежащих в основе этой социологической «утопии», как Вы сами назвали ее, а именно:
Хотелось бы обсудить эти элементы и их взаимосвязь. Разрешите начать с первого принципа: экзистенциальная социология как фундаментальная теория.
Экзистенциальная социология, которую я развиваю, подчеркивает важность личности (отнесенный/воссоединенный человек, а не изолированный человек капиталистических и социалистических обществ), и актора (активный, вовлеченный человек). Это должна быть гуманистическая (Роджерс), а не позитивистская (Скиннер) социология. Она должна быть вдохновлена пятью основными принципами:
1. Это должна быть понимающая (Вебер) и феноменологическая (Мосс) социология;
2. Она должна развивать тесное сотрудничество и взаимообмен с другими гуманитарными дисциплинами, такими как психология, философия и литература (использовать или адаптировать их подходы и данные);
3. Она должна обратить особенное внимание на динамику первичных групп, в которых развита сложная и часто парадоксальная диалектика между людьми, сообществами и обществом;
4. Она должна сильнее подчеркивать необходимость качественных (например «жизненные истории» и «парадоксы»), чем количественных методов;
5. Она должна быть диалектической, по крайней мере, в формах и модальностях, предложенных Джорджем Гурвичем, и более того, диалогической (Морен), объединяющей понятие одновременно антагонистических, противоположных и взаимодополняющих реальностей.
Такая социология должна уделить значительное внимание субъективности, иррациональности и аффективности в своих моделях, поскольку все названное есть основание человеческой экзистенции. Это призыв к новым понятиям, концепциям, методам исследования, социальным действиям и академическому обучению.
Перейдем ко второму принципу экзистенциальной
социологии: «reliance» как центральное понятие
(концепция).
Вы знаете важность для меня и я верю, для социологии) понятия, которое я называю на французском языке reliance. Это понятие не нужно путать с английским термином «reliance» (доверие, надежда), а переводить как «воссоединение», «восстановление связи». Основная идея здесь следующая: мы живем в обществе, где социальные и человеческие связи находятся в процессе разрушения («одинокая толпа», однажды описанная американским социологом Рисменом). Я думаю, что мы переживаем разъединение или разрыв связей социальной системы, которую я называю обществом dé-liance: люди больше не связаны ни с собой (психологический déliance), ни с другими людьми (социальный déliance), ни с окружающей средой (культурный, экологический или космический déliance). В реакции на эту ситуацию люди развивают потребность и глубокие стремления к re-liance, к восстановлению потерянных связей и отношений.
Я думаю, что эти понятия важны для построения экзистенциальной социологии, поскольку они затрагивают само ядро человеческого существования в современном мире. Они являются психосоциологическими понятиями, помогающими понять социальные и человеческие проблемы сегодняшних обществ. Они важны для соединения или воссоединения, связывания или восстановления связей психологических, философских и социологических подходов, субъективности и объективности, сущности и существования, исследования и действия.
Последняя дихотомия представляет собой третий принцип Вашей экзистенциальной социологии исследование-действие как необходимый, основополагающий способ исследований.
«Исследование-действие» новый и многообещающий метод исследования для социологической науки. Он необходим при построении экзистенциальной социологии, поскольку отвечает на проблемы людей, групп и сообществ в нашем слишком рациональном обществе. Фактически этот метод нацелен на соединение того, что традиционное, классическое исследование обычно разделяет: теория и практика; исследование и действие; психологические и социологические факты; разум и эмоции; знание в процессе концептуализации и реальность в процессе конструирования. Основная идея заключается в том, что когда некто проводит социологическое исследование, например интервьюирование, он осуществляет действие в отношении социальной и человеческой системы, которую он хочет проанализировать. Эта система в той или иной степени изменяется под влиянием вмешательства исследователя. Люди уже не те же самые после встречи: они, возможно, были обеспокоены заданными вопросами, они могут задавать себе новые вопросы, получить новое восприятие их среды. Именно поэтому было предложено объединить идею действия в процессе исследования, изучить «действие действия» в процессе производства социологического знания, что утвердило бы фундаментальную концепцию исследования-действия, которая является распространяющейся практикой в социологии. Эти намерения направлены на возобновление связи между социологическими исследованиями и социальной работой, между университетами и внешним миром, между различными гуманитарными науками, между исследующими и исследуемыми системами, между фундаментальным и прикладным исследованием, между исследователем и его личными ощущениями. В то же время это инструмент для научной эволюции и инструмент для социальных изменений. Исследование-действие подразумевает рост отношенческих (relational) и интеллектуальных возможностей социальных акторов, то есть их способность управлять развитием социальных систем в которых они живут. В этом смысле речь идет об основании новой формы прикладной социологии, которую я называю социанализ.
С Вашей точки зрения «социанализ» должен быть фундаментальной социологической практикой (четвертый принцип экзистенциальной социологии).
Говоря об исследовании-действии, мы находились в поле экзистенциально-социологического исследования. Теперь мы переходим в другое и дополняющее поле экзистенциально-социологического действия. В этом поле я отстаиваю построение новой и многообещающей модели социологического вмешательства с научными и клиническими амбициями, которую я и называю социанализом. Эта модель должна соотноситься с социологией таким же образом, как соотносятся психоанализ и психология. Социанализ, чье отношение к социальной системе должно быть подобным отношению психоанализа к индивиду как системе, то есть помочь ему проанализировать, понять и управлять его внутренними противоречиями, помочь осознать свое развитие на основании собственных ценностей, а не ценностей социаналитика или психоаналитика.
Эта новая форма социологической работы пытается откликнуться на желание многих социологов влиять на становление социальных систем, социальных структур, социальных движений, другими словами их желание власти. Но эта форма выходит за рамки функций социального консультирования, практического решения социальных проблем, продажи различных социо-техник, а также практик того или иного вида прикладной социологии. Социаналитик должен избегать двух методологических и идеологических опасностей: полное дистанцирование и полное слияние с социальной системой. Быть не слишком абстрагированным и не слишком вовлеченным. Не слишком близким ни к властвующей элите, ни к ее революционным оппонентам.
Конечно, здесь раскрывается то, что знает каждый социолог: как ученый и как гражданин он всегда должен быть осторожен в отношении идеологических и этических проблем, связанных с его вмешательством в социальную сферу. Он должен выбирать между тремя возможными действиями: консервативным (orthopedical), революционным (demiurgical) или маевтическим. Думаю, нужно выбирать третий вариант в этом случае социаналитик помогает социальным системам лучше понять свои дисфункции, помогает им осознать равновесие между внутренними и внешними социальными силами. Как было сказано одним румынским социологом перед падением железного занавеса: «Это должно способствовать разработке науки и практики социальной негэнтропии».
Похоже, что социанализ близок к таким направлениям как клиническая и публичная социология (как называет свой подход новый президент Международной Социологической Ассоциации Майкл Буравой). Использовали ли Вы сами социанализ и знакомы ли с опытом его применения другими социологами? И если это так, то могли бы Вы привести несколько примеров?
Прежде, чем ответить на Ваш вопрос, позвольте спросить каков смысл и содержание «публичной социологии»?
Андрей Мельников вкратце объясняет сущность публичной социологии и ее основные принципы.
Большое спасибо за то, что открыли для меня существование «публичной социологии», о которой я ранее никогда не слышал! Вы хороший посредник между американскими и европейскими социологами!
Вы спрашиваете, близок ли социанализ к публичной социологии? И да, и нет. Да: социанализ является способом сделать социологию ближе к общественным проблемам и заботам, попытаться помочь общественным менеджерам и руководящим лицам решать свои человеческие и социальные проблемы. Нет: публичная социология, насколько я ее понял, является более общей теорией и практикой, пытающейся пригласить академических американских социологов, заставить их не бояться запачкать свои руки (как сказал Жан-Поль Сартр) и предпринимать политические действия. Во франкоязычной социологии понятие «публичная социология» вообще не используется. Однако мой Бельгийский Институт Социологии Сольве, основанный в конце XIX века, был своего рода институтом публичной социологии, задолго до недавнего американского движения. Цель института состояла в том, чтобы получить социологическое знание, полезное для лиц, принимающих решения. Это не называлось именно «публичной социологией», но идея была почти такой же. Моя концепция социанализа также должна рассматриваться в этой перспективе.
Близок ли социанализ к клинической социологии? Да. В рамках франкоязычной социологии я пытаюсь развить понятие клинической социологии, которое означает, что социологическое знание иногда может быть эффективнее получено с помощью анализа индивидуальных случаев, чем через опросы общественного мнения, посредством качественных, а не количественных методов. Я пожертвовал некоторую сумму денег своему университету на создание кафедры «клинической социологии», но моим академическим коллегам не совсем понравилось это понятие (по их мнению, слишком близко к терапевтическим перспективам) и изменили его название на «социологическое и антропологическое вмешательство (intervention)». Конечно, социанализ в моей концепции является одним из важных измерений клинической социологии.
Мог бы я назвать имена нескольких социаналитиков? Немногие социологи и психоаналитики используют данную квалификацию. В англоязычной науке Эллиот Жак (Elliott Jaques), который называет себя «социаналитиком». Во франкоязычном мире: Жерар Мендель (Gerard Mendel), который называл себя «социо-психоаналитиком»; Макс Пажес (Max Pagès) социо-психолог; но скорее даже Ван Бокстел (Van Bockstael) настоящий социналитик, а также Джордж Лапассад (Georges Lapassade). Последний из названных и его команда определяли себя как «революционные социаналитики», но их аудитория быстро уменьшалась по причине отсутствия организации или института, желающих иметь беспокойных социологов в своих стенах… Именно поэтому я отстаивал своего рода «эволюционный» социанализ реформы вместо революции…
Другие социологи также могут быть названы социаналитиками, даже если они не используют этот термин: Мишель Крозье (социо-организационные вмешательства), Ален Турен (социо-исторические вмешательства). Оба этих исследователя думают, что социологи должны работать над развитием отношенческого (relational) и институционального потенциала групп, организаций и социальных движений.
Использовал ли я сам социаналитический подход? Да, конечно. В самых различных ситуациях: как социальный консультант, как исследователь-деятель, как преподаватель в процессе преподавания/обучения, вдохновленный теориями и практиками групповой динамики Левина и Роджерса.
Разрешите перейти к обсуждению следующего, пятого принципа экзистенциальной социологии, который Вы определяете как «плюрализм моделей для будущего социологии».
Социанализ - только одна из возможных моделей осуществления профессии социолога. Прикладная социология (одной из форм которой является социанализ) всегда должна бытьпо моему мнению, дополнением к фундаментальной социологии.
Нужно различать и одновременно развивать два разных подхода в профессии социолога: сообщать свою истину обществу и социальным акторам; помогать социальным акторам самим производить истину своих социальных систем. Позвольте надеяться, что эти два подхода могли бы выстроить в будущем самый лучший из возможных диалогов между ними. Это является частью проекта экзистенциальной социологии, как я его себе представляю.
Что Вы подразумеваете под шестым принципом экзистенциальной социологии клиническая или прикладная социология как многообещающая область исследования, действия и подготовки студентов. Как Вы соотносите клиническую, прикладную социологию и социанализ?
Что касается подготовки профессиональных социологов, то могу сказать, что в течение многих лет я боролся за развитие новых форм обучения. Традиционное образование было слишком сильно привязано к фундаментальной и теоретической социологии. Наконец университеты по крайней мере, в моей стране и во Франции выпускали очень хороших теоретических исследователей социологов, но не существовало никаких испытательных периодов, чтобы дать им академические рабочие места на долгую перспективу. Когда наши студенты получали свои дипломы и шли в поиске работы за пределы университета (где для них не было свободных мест), их спрашивали, были ли у них какие-либо психосоциологические навыки (групповые дискуссии, интервьюирование, лидерство, групповой коучинг, развитие чувствительности, групповые переговоры, институциональный анализ, экзистенциальная эмпатия и т.д.). Ничего теоретического. Главным образом межотношенческие, прагматические способности к вовлечению себя в институциональное и экзистенциальное развитие. Именно поэтому я был основателем нового диплома по «прикладной социологии» в моем университете. Эта специальность подчеркивала конкретные способности человека, который в будущем станет социологом. Она была сосредоточена на практическом и профессиональном обучении на предприятиях, в группах и ассоциациях в течение длительных периодов, и также, на обучении групповой динамики. Настоящая подготовка по экзистенциальной социологии, конечно.
Если же говорить о соотношении прикладной, клинической социологии и социанализа, то для меня последний подход представляетс собой одну из форм клинической социологии, которая, в свою очередь, является одной из форм прикладной социологии. Через эти новые и важные способы профессионально-технического обучения социологов мы стремимся выпускать социально подготовленных акторов способных на проведение необходимых социальных изменений.
Позвольте мне далее задать несколько общих вопросов об экзистенциальной социологии. Многие социологи, так же как и философы, психологи, антропологи, рассматривают экзистенциальный подход как перевернутую страницу научной и философской истории. Они говорят, что экзистенциальная мысль была популярна до 1970-х и теперь она не эффективна в объяснении современного мира и общества. Что Вы думаете о такой точке зрения и каково Ваше видение будущего экзистенциального подхода в целом и экзистенциальной социологии в частности?
Я должен сказать Вам, что категорично не согласен с такой оценкой. Я дам два разных ответа - философский и социологический.
На философском уровне: экзистенциально-феноменологический подход получил повторное развитие в 1968-м (особенно во Франции, но также и во многих странах мира), как необходимый ответ на структуралистское доминирование (Фуко, Альтюссер, Леви-Стросс, Эриксон, Якобсон, Соссюр, Лакан и др.), как бесконечное сражение против слишком абстрактного «научного» (???) и недостаточно человеческого видения человеческого существования.
На социологическом уровне: я борюсь против пагубных (по моему мнению), так называемых «когнитивных» подходов в современной психологии и социологии. Они слишком абстрактны, делают из людей роботов или превращают их в объекты, подлежащие «научному» анализу и управлению, детерминированные и лишенные эмоций (они должны быть искоренены). Я знаю, что преувеличиваю, но это мои научные эмоции и чувства… В любом случае, не так давно я написал целый ряд статей, показывающих важность и эффективность экзистенциального подхода в самых различных областях: жизненные истории (Bolle De Bal, 2003, Bolle De Bal, 2004); социология тайного (Bolle De Bal, 2000); социокультурная анимация (Bolle De Bal, 2004); менеджмент человеческих ресурсов (Bolle De Bal, 1995); социологическое вмешательство, в частности в развивающихся странах, сталкивающихся с западной современностью (Bolle De Bal, 1997). Ссылки на эти работы можно найти в моем CV на персональном сайте (www.ulb.ac.be/socio/bolledebal/). Теперь Вы понимаете мою уверенность в том, что экзистенциальные подходы, более чем когда-либо, необходимы для осмысления социальных проблем современного общества и заслуживают права смотреть в будущее, ожидая плодотворной деятельности.
Что (и кого) Вы подразумеваете, говоря о «когнитивных» подходах в психологии и социологии?
Я имею в виду исследование и понимание человеческого мышления, особенно посредством нейро-наук. Подробную информацию по этой теме можно найти в Google, если ввести запрос «когнитивные науки».
Когда Вы говорите, что экзистенциально-феноменологический подход был ревитализирован в 1968-м, Вы имеете в виду глобальные студенческие выступления и движения за права и свободы?
Да. Символически и с научной точки зрения, конечно. Наиболее популярны в то время были Маркузе, Морен, Турен (во французской социологии).
Поскольку я также отношу себя к экзистенциальной социологии, у меня сложилось устойчивое мнение, что этот подход наиболее адекватен для исследования современного общества, поскольку сегодня наблюдаются признаки глобального кризиса смысла, то есть духовного кризиса или экзистенциального вакуума. Речь идет не столько о локальных, «онтических» смыслах, таких как борьба с бедностью, болезнями, экологическими проблемами и т.д. (мы находим эти ценности в «Целях развития тысячелетия» ООН и они, конечно, очень важны), сколько об «онтологическом» кризисе некого тотального смысла жизни людей и смысла существования мирового человеческого общества в целом. Здесь мы могли бы сказать, что экзистенциальная социология является лучшим подходом для исследования кризисного общества. Что Вы думаете об этом?
Я согласен с Вами. Кризис современного общества является финансовым, экономическим, социальным, но также глубоко культурным и психосоциологическим. Именно поэтому экзистенциальная социология - важная дисциплина, необходимая для понимания и совладания с этим культурным кризисом.
Кроме анализа культурного и социального кризиса, какие еще важные цели должна пытаться достигнуть экзистенциальная социология, какие социальные проблемы она должна помогать решать? И более широко, как Вы определяете общие принципы экзистенциальной перспективы (общие для социологии, философии, психологии и т.д.)?
Экзистенциальная социология не столько должна указывать на то, что нужно делать для «решения» социальных и культурных проблем, сколько помогать анализировать, понимать и управлять ими. Какие это проблемы? Социологические проблемы человеческой жизни и существования, конечно. Например:
Все эти проблемы рассматриваются с социологической точки зрения, конечно…
Какой основной смысл Вы вкладываете в термин «экзистенциальный»?
Ваш вопрос очень широк, возможно даже слишком широк. Чтобы ответить на него, я думаю лучше всего также заглянуть в Google и прочитать там значение этого термина, которое я определенно разделяю.
Первый аспект термина фокусирование не на выдвижении гипотез о человеческой сущности, а на вопросе конкретного человеческого существования и условиях (conditions) этого существования, а также подчеркивание того, что сущность человека определяется посредством жизненного выбора. Однако, даже при том, что в экзистенциализме должна быть приоритетом конкретная индивидуальная экзистенция, определенные условия обычно считаются «эндемическими» для человеческой экзистенции как таковой.
Что собой представляют эти условия лучше всего можно понять в свете значения слова «экзистенция», которое происходит от латинского «existere», обозначающего «быть вне», «появляться», «возникать» (ex-istere). Человек существует в состоянии дистанции от мира, внутри которого он, тем не менее, остается. Эта дистанция является тем, что позволяет человеку проецировать смысл в незаинтересованный мир в-себе. Спроецированный смысл остается хрупким, постоянно испытывает угрозу разрушения под воздействием различных причин от трагедии до особенно выдающихся моментов. При таком разрушении мы остаемся лицом к лицу с обнаженной бессмысленностью мира, и результаты этого могут быть очень серьезными.
Именно в связи с понятием разрушительного осознания бессмысленности Альбер Камю (один из моих любимых мыслителей) утверждал в своем «Мифе о Сизифе», что «есть только одна действительно серьезная философская проблема, и это проблема самоубийства». Хотя «предписания» против возможных негативных последствий этого вида столкновения с бессмысленностью различаются, от религиозной «стадии» Кьеркегора до противостояния абсурду у Камю, обеспокоенность помощью людям избегать тех жизненных путей, которые приводят к постоянной опасности разрушения всего значимого, характерна для большинства экзистенциалистских философов. Возможность разрушения всего значимого приводит к угрозе квиетизма, который глубоко противоречит экзистенциалистской философии. Как было сказано, возможность самоубийства делает всех людей экзистенциалистами. Здесь мы возвращаемся к моему ответу на Ваш предыдущий вопрос. Главные концепты или понятия, которые формируют экзистенциальный подход в социологии, психологии и философии: страх, свобода, любовь, смысл (reason), аутентичность, исследование, действие, взаимодействие и т.д.
В завершение нашего интервью, что бы Вы хотели сказать молодому поколению социологов, в частности в постсоветском пространстве?
Я очень хотел бы, чтобы они прочитали это интервью, заинтересовались экзистенциальной социологией, попытались воплотить ее в реальность посредством социальных и научных действий, о которых я говорил. Социология - замечательная профессия (когда граждане удручены социальными проблемами, у социолога всегда есть работа). Никогда не забывайте о важности человеческой личности, человеческой жизни…
Благодарю Вас за интервью!
В заключение хотелось бы отметить, что обсуждение идей М.Болль де Баля позволяет прояснить текущее состояние экзистенциальной социологии, которая представляет собой несколько сформированных, но несвязанных между собой концепций. При условии последующей интеграции данных концепций, они способны выполнить функцию теории (парадигмы), наилучшим образом соответствующей вызовам современного общества. При этом экзистенциальная социология М.Болль де Баля обладает всеми необходимыми характеристиками для того, чтобы стать одним из ключевых элементов в таком всеобщем, системном объединении экзистенциально-социологической мысли и привнести в нее новую, нестандартную теоретико-методологическую перспективу в отношении социального существования человека.
* Например, российская исследовательница Л.Баева использует термин «неоэкзистенциальная теория» [Баева, 2004], а украинский философ К.Райда предлагает рассматривать экзистенциальную социологию как продукт постэкзистенциалистского синтеза, то есть как постэкзистенциалистское направление [Райда, 1998]. На наш взгляд более подходящим был бы термин «неоэкзистенциальная социология»
Литература
Статья впервые была опубликована в журнале Соціологія: теорія, методи, маркетинг. - 2011. - № 2. С. 160-177 (Мельніков А. С. Екзистенціальний поворот у сучасній соціології)
Журнал «Соціологія: теорія, методи, маркетинг» основан Институтом социологии НАН Украины. Издается с 1997 г. на украинском и русском языках, содержит также резюме статей на английском языке. Журнал включает следующие рубрики: Теория и история социологии; Методология и методы исследований; Анализ социально-политических проблем; Рецензии; Научная жизнь.