|
В работе с клиентами в экзистенциальной перспективе мы должны иметь в виду, что мы не пытаемся ликвидировать их проблемы, вылечив их какую-либо патологию. Мы пытаемся помочь им описать, осветить и распутать их взаимоотношения с миром во всевозможных измерениях и показать большинство из них в подробностях способа бытия. Мы даем им возможность исследовать предположения, изучать свои ценности и почувствовать, где они есть и где они хотят быть. Работа может быть краткосрочной или долгосрочной, но ни в одном случае мы не можем удержать клиента больше того срока, на который клиент согласен. Мы не ожидаем увидеть какое-либо драматическое развитие или внезапные изменения, для чего мы лишаемся схемы этого подхода, содержанием которого является рефлексия жизни и бытия. Несчастье, тревога, замешательство и парадоксы являются принятыми и воспитывается смелость встретиться с ними лицом к лицу. Отсутствуют интерпретации о причинах дискомфорта или беспокойства, а личностные ресурсы, которые помогают эффективно справляться с ними, концентрируются и собираются («запрягаются») настолько, насколько это возможно. Новые пути постоянно исследуются на наличие возможностей и ограничений, которые они могут принести. Последовательность действий клиента открыто рассматривается, как в позитивных, так и в негативных терминах, клиента поощряют брать на себя активную роль в более целенаправленном изучении жизни, не принимая во внимание, что это неприятно и трудно. Итак, экзистенциальная терапия не пытается стать альтернативой жизни. Терапия никогда не сможет ею быть, но она может быть репетицией жизни и может повернуть клиента к жизни, которая лучше, чем интригующий и соблазнительный, но замкнутый мир , который искусственно создается в кабинете терапевта.
Последующая иллюстрация - это полный сжатый курс экзистенциальной терапии, который покажет конкретные интервенции, совершаемые мной и эффекты, к которым они привели. Я предпочитаю делать краткие записи работы, которые и делала специально с целью подготовки к публикации для того, чтобы у клиента не появилось ощущения уязвимости от непредвиденного. Я хорошо осознаю ограничения такого подхода, но надеюсь, что подробность отчета компенсирует недостаток доскональности и продолжительности.
Курс экзистенциальной терапии может быть, как в этом случае, кратким, целенаправленным или долгосрочным. С клиентами, которые могут хорошо управлять собой, может быть проведена краткосрочная терапия, наиболее самоуверенные уйдут. Как и во всех формах терапии, полный экзистенциальный анализ проводится годами и никогда не бывает завершенным - подобный анализ может быть предпочтительнее отложить для целей саморазвития или обучения. Экзистенциальная терапия может применяться для всех типов клиентов: для тех, которые находятся в кризисе и тех, которые, подобно Лауре, хотят больше узнать о себе в определенный период своей жизни. Для таких клиентов, как Лаура краткосрочная терапия является наиболее подходящей, хотя может привести к повторяющимся сериям подобных коротких модулей терапии с промежутками между ними для усвоения опыта.
Лаура представилась мне в письме как некто, кому нравится экзистенциальный подход, потому что она чувствовала, что он может дать ей шанс совместного вырисовывания ряда ее отношений в философской перспективе. Она недавно закончила консультироваться, потому что ее «интегративный» консультант временами заставлял ее чувствовать себя «в пустоте». Она также прошла психодинамическую психотерапию в течение 2 лет и 6 месяцев (гуманистическое консультирование).
Она писала:
«Я чувствую очень определенно то место в себе, где мой способ взаимоотношений с миром вокруг и, в частности, взаимоотношений с партнером ограничен. Как личность я всегда пытаюсь найти ответ на вопрос, где я теперь обнаружу ничто, и я понимаю, что там, где я сейчас я - ничто. Нижней чертой для меня является большой вопрос: «Как я могу быть в отношениях?». Из этого появляется частный вопрос: «Какой способ взаимоотношений является здоровым для меня?».
Она пришла к выводу, что она имеет сверханалитический ум и совершенно оформленные теории объяснения себя. Лауру привлекала простота феноменологической идеи о том, что мы являемся со-творцами собственной реальности и приписываем смыслы миру вокруг нас. Она скорее хотела бы попробовать этот вид психотерапии, чем прочитать о нем теоретически в книге.
Я пришла к выводу, что ее любопытство и желание экспериментировать столь же велики, как и ее мотивация встретиться с реальностью и попробовать изменить для себя некоторые вещи. Эти предположения сделали ее вероятным кандидатом для предложенного краткосрочного исследовательского проекта. Я по телефону пригласила Лауру и во время беседы объяснила возможность нашей работы вместе, если она согласится на специфические условия, предложенные в контракте, который я заключила. Она позвонила в течение дня, и мы договорились о встрече.
Когда она вошла в мой кабинет, мое первое впечатление было, что это высокая, худая (одна кожа), молодая женщина чуть-чуть за тридцать, которая казалась встревоженной и напряженной. Беспокойные линии ее бровей были сложены в форме омеги и ее лицо редко расслаблялось. Я обнаружила, что борюсь со своей старой клинической психологической подготовкой, которая немедленно навязывала мысль о патологии и меланхолии. Для того чтобы привести в порядок это предубеждение, я осторожно наблюдала феноменологию рисунка ее морщин и отметила, что сообщения, которые создают омегу, являются комбинацией мимических выражений, похожих на смесь нахмуривания и вопрошания. Это было так, как если бы она удивлялась и была раздражена будучи обеспокоенной. Я нашла, что это ободряющий знак, особенно, когда я вскоре обнаружила, что когда она позволяла ее напряжению уменьшиться, то она иногда разражалась яркой улыбкой, которая казалась появлением другой ее половины. Она была очень самоосознающей и непринужденной: в первый раз она села на кресло рядом со мной, потому что чувствовала себя дискомфортно сидя боком ко мне, а затем пересела на стул лицом ко мне с замечанием, что сейчас ей неуютно от того, что она сидит выше меня. Я обратила внимание на высокий уровень саморефлексии и желание контролировать взаимоотношения со мной, о чем говорило то значение, которое она придала подготовке собственного места.
Мы обсудили параметры работы и некоторые из их возможных значений. Затем она рассказала мне о ее предыдущем терапевтическом опыте и, в частности, о терапии, которая возвращала ее к «внутреннему ребенку» и позволила вновь пережить детские фрустрации. Этот опыт делал ее все более и более злой, но не помогал ей разрешать трудности. Ее беспокоило то, что она имеет склонность впитывать эмоции других людей, например, впадает в депрессию, когда работает с депрессивным клиентом (она работала консультантом). Она чувствовала особенную уязвимость и открытость с ее партнером и обнаружила, что на ее настроение влияет то, что он делает. Она сказала, что все время тревожится, и что она узнала себя в опубликованном мной описании онтологической тревоги (van Deurzen-Smith, 1991). Для нее было облегчением услышать от меня в статье, на которую она ссылалась, что это может быть нормально, потому что она очень хотела избавиться от привычки патологизировать себя. Ее заявление было удивительно созвучно с моей бывшей ранее попыткой депатологизировать ее для самой себя, и я заметила пересечение наших целей, что могло предвещать хорошее сотрудничество в работе.
Лаура чувствовала себя так, как если бы была втянута в порочный круг. Она отдавала все, что имела людям, которые очевидно нуждались в ней, и затем чувствовала себя истощенной. Она убегала в одиночество, но это заканчивалось чувством пустоты и вялости, и она опять возвращалась к бытию с другими. Другими словами, она решила, что ей не может быть хорошо с другими и также не может быть хорошо в одиночестве. Она чувствовала себя пойманной в ловушку в той ситуации, когда она с другими людьми: либо отдавая все, что она имела, либо прося поддержки у них, и она охотнее просила, чем отыскивала способ сотворения и построения чего-то нового на совместном пути. Как она сказала, она знает, что она нуждается в обучении любить себя для того, чтобы быть способной любить другого человека, но она не справлялась с этим.
Это привело ее к рассказу об отце, который был австрийским евреем, он был очень строгий и никогда не был доволен тем, что она делала. Он имел ироничное чувство юмора и был очень ограниченный. Он верил, что он имеет право говорить все, что он думает и, как она говорила, отрицал людскую чувствительность. Ее мать не была склонной к поверхностным разговорам и Лаура чувствовала, что эта комбинация является причиной ее сверхсерьезного подхода к жизни. Она хотела, чтобы терапия помогла бы расширить ее горизонты и отыскать новые пути в будущее. Я сомневалась, помогать ли ей успокаивать себя, но в некоторые периоды я ясно осознавала, что экзистенциальный подход, ориентируясь на который она пришла ко мне, был ей незнаком, и ей недоставало серьезности отношения к нему. Очевидно, что она ценила интровертированность и рефлексивные способности ее семьи и свои собственные, и она все более ограничивалась ими. Было чувство творческого напряжения между необходимостью для нее ценить и использовать наилучшим образом позитивные аспекты ее талантов и обнаружившуюся смелость использовать их для того, чтобы пройти сквозь сегодняшние затруднения. Это казалось позитивным основанием, на котором можно было предпринимать совместную краткосрочную работу, о которой мы и договорились.
Лаура пропустила первую сессию из-за простуды и на следующую пришла позже на одну минуту. Она ворвалась в мой кабинет и выбросила из сумки свой дневник, по которому она сверялась. Она сказала, что она записала то, на чем, на ее взгляд, надо сконцентрироваться. Это все касается ее взаимоотношений, особенно ее взаимоотношений с отцом.
Она была эмоционально отстранена от большинства событий ее взрослой жизни. Она была крайне требовательной и строгой, критичной и холодной. Она сказала, что ее отца можно описать как типичного представителя Центральной Европы, которому было трудно быть сердечным. Он всегда осуждал ее и всегда хотел, чтобы она была кем-то, кем она не могла быть. В дальнейшем она хотела бороться с ним и бунтовать против него. Она пробегала каталог событий жизни, истолковывая каждое как способ протестовать против своего отца. Она особенно была озабочена периодом, когда в надежде заглянуть под поверхность общественных ценностей и обнаружить их глубокое значение в жизни, она вступила в культовое движение. Это произошло в то время, когда она щеголяла своей независимостью от отца, впервые начиная осознавать узость его взглядов после посещения Израиля.
В продолжение большинства ее сообщений я просто внимательно слушала, наблюдая за тем, с какой легко и с каким доверием она проявляет свое прошлое. Я удивилась, как много ее сообщений об отце было представлено в психотерапевтических сессиях. Я получила отраженное ощущение, которое доказывало односторонность ее мнения об отце. Я остро осознала, что если я буду откликаться на эту предубежденную картину и поощрять ее, то Лаура постепенно расширит ее описание, распространив этот взгляд на ситуацию и развернув в широкую версию своей правоты. Может быть пройдет много времени прежде, чем она будет способна начать уважать некоторые из отцовских действий, уместных с другой точки зрения; и для того момента, когда это произойдет важно было начать с ее текущих впечатлений. Было ясно, что она пережила множество дистрессов и чувствовала глубокую обиду на него. Я сдерживала себя, чтобы не начать обнаруживать ее чувство одиночества и не попытаться состязаться с ее настроением. Оно было похоже на глубокую печаль и смущение. Она очевидно была разочарована, как я сейчас заметила. Она возлагала на него большие надежды. Он их не оправдал.
Она перешла к рассказу об ужасном переживании, которое у нее недавно было связано с ним, когда он в течение трех часов без перерыва рассказывал о политике. Позже она поправилась, сказав, что это было около 1,5 часов, и я заметила ее склонность к преувеличению и драматизации и вдобавок ее желание исправлять это и стремление к точности. Лаура рассказала о том, каким провокационным и надоедливым она находит отца. В конце концов, она была переполнена чувствами и в слезах сказала ему: «Если ты знаешь, как ты говоришь, что я закончу в слезах, то ты очевидно стараешься намеренно навредить мне». Так как ее отец был нерасположен признавать ее эмоциональность подобным образом, она оставляла без разбора события, связанные с ним, заявляя, что ей неинтересно все заглаживать так, как это делает ее мать, когда пытается задобрить ее. Ее брат сказал ей, что он думает, что ее отец не делает того, что она хочет, просто потому, что он не может ничего изменить.
Я заметила Лауре, что отношение ее матери и слова ее брата выявляют другие аспекты ситуации, которые могут сделать ее отношение к отцу выглядящим более требовательным, почти безжалостным и немного жестоким. Я скрывалась за словами и действиями ее семьи и не вставала на сторону против Лауры, но в определенные периоды я уходила от безусловно позитивного уважения к позиции Лауры и ей, разумеется, не нравились мои замечания. Вероятно, было еще рано сталкивать ее с альтернативными взглядами на ее опыт. Она с трудом начинала доверять, что я буду искренне интересоваться прежде всего ею. Я осознавала риск стать преследователем и спорщиком, как и ее отец; я также осознавала. что она хочет быть вызванной на соревнование и что она не станет отыскивать способ быть успокоенной. Даже ее презрение к отцу содержало отзвуки значительного уважения и почтения к нему. Мне нужно было мягко продвигаться до тех пор, пока она не будет готова принять вызов. И, во-вторых, я достаточно заботилась о том, чтобы быть внезапной. Она пропускала, рефлексировала и затем игнорировала мои замечания, возвращаясь к ним позднее. Я заметила ее способность быть спокойной и стойкой «под огнем», принимать вызов и работать с ним. У меня было возрастающее чувство, что у нее достаточно сильный характер, с которым она не доверяет себе. Про себя я связала с этим ее недоверие отцу.
В следующий момент она переключила свое внимание на взаимоотношения с Полом, с которым она работала и которого очень сильно любила. Пол был женат и имел двух детей. Лаура была обеспокоена этим, главным образом из-за того, что вступила в отношения с кем-то, кто не был действительно доступным. Она не принимала свое собственное отношение, похожее на отношение Флоренс Найтингейл* - термин, который она недавно использовала в беседе с ее предыдущим консультантом, кого она стала по-новому понимать теперь, когда она стала чувствовать себя так плохо. Я позволила эти двойственные отношения, так как я остро осознала, что я прелагаю ей только специфический краткосрочный эксперимент, который она определенно считает недостаточным для ее нужд. Я заметила, что она предпочтительнее рассказывает мне только тогда, когда я оспариваю ее более решительно. Это было так, как если бы она считала, что я не буду способна дать ей достаточно поддержки, мне хотелось изменить ее предположение о том, что она нуждается в этой поддержке. Вместо этого я запаслась мудростью молчать, так как я осознавала, что рано обращаться к тому, что это полезно, пока она не начнет верить, что я буду уважать ее потребности.
Она высказывалась о том, каким она видела свое отношение к Полу. Она считала, что она пытается предусмотреть все его желания, вытесняя себя до такой степени, что не было места для нее. Я чувствовала глубокую подозрительность. Она говорила так, как если бы она выказывала усталость от гуманистического клише, которое позволяло ей чувствовать одновременно добродетельность и жертвенность. Мне было трудно оставаться нейтральной, особенно, когда я чувствовала раздражение другими консультантами, которые работали с таким клише. Я хотела спорить с восприятием Лаурой самой себя, но я понимала, что это одно из множества наскоро вырисовавшихся заключений; я отложила свое готовое сообщение, решив исследовать его для себя. Я попросила рассказать мне, на чем основывается описание ситуации и рассказать подробно, что произошло во взаимоотношениях.
Она почувствовала мою недоверчивость и попыталась убедить меня, что сценарий Флоренс Найтингейл является ее схемой действия. Это усилило мою уверенность, что она еще не начала определять собственное отношение. «Как и что происходит?». Я допытывалась, так как видела свою задачу научить ее исследовать. Она стала описывать в абстрактных терминах, как она пытается благодарить мужчину и затем обнаруживает, что он считает это само собой разумеющимся, она разочаровывается до тех пор, пока отношения окончательно не прекращаются. Первый раз она вступила во взаимоотношения, потому что чувствовала себя ничтожеством... Это последнее слово дрейфовало в комнате как маркер общности между нами. Казалось, понятие станет для меня проложенным мостом, по которому я смогу легко достигнуть крепости ее самовосприятия. Я остро осознавала необходимость вовлечения ее в тот внутренний мир, где она так заботливо выкорчевывала ее переживания. Я вовлекалась в ее мир, восхищаясь точностью и интенсивностью, с которой она описывала свои переживания, и в то же самое время я осознавала широту моей задачи помочь ей по-другому взглянуть на ее мир, на то, как она его понимает и переживает. Это требовало от меня оставить скептические поспешные интерпретации, особенно экзистенциальные. Я сидела молча и Лаура чувствовала мою осторожность. Она снова задумалась и добавила, что, фактически, когда она одна, то ей хорошо и она не чувствует себя как ничтожество. Я заметила ее способность делать быстрые и сильные наблюдения о нашем взаимодействии и то, как она все время учится, приспосабливается и расширяет свой репертуар. Это также касалось того, что она только что сказала о ее отношении к другим, я заметила ей, что она кажется всегда сверхконтролирующей взаимоотношения - она отдает себя во взаимоотношениях без ожидания чего-либо взамен, надеясь, что отдавая, она будет в конце концов вознаграждена. Она первая прекращала отношения. Другими словами, она первая выставляла счет, а потом доказывала, что другой человек недостоин ее.
Я не была удивлена обнаружив, что она принимает существующий размер платы, так как скорее больше контролирует ситуацию, чем предполагается сценарием Соловья. Она проявляла скромную гордость своей способностью управлять мужчиной таким способом. Я помнила ее негодование доминантностью отца, ее потребность показать себя независимой и ее превосходство над ним. На этой стадии я не комментировала эту связь, так как я сомневалась, что она так чувствительна к своему отцу, что способна делать на него ссылки в этом контексте. Действительно, я предполагала, что она может быть захочет спросить себя, чему эта модель отношений научила ее, что фактически хорошего она делает для нее. Мы договорились, что это похоже на кражу со взломом шифра другим мужчиной.
Сейчас она была способна установить связь со своим отцом, и она признает, что ее отношения с Полом напоминают ей отношения с отцом. Он также может быть осуждающим и критикующим. Я ответила: «Да, он резкий и проницательный, как и Вы». Я надеялась, что она способна принять к сведению свое сходство с отцом, когда оно будет выражено в терминах, которые будут выявлять позитивную сторону, где она и отец отчетливо похожи. Она выглядела шокированной и я обратила ее внимание на то, как она только что проявляла собственное критическое мнение об отце и партнере и как в то же время она проявляла способность командовать ими. Это звучало так, я предполагаю, как если бы она скорее всего хотела бы их в собственных терминах. «Вы рассказывали мне»,- сказала я,-«что Вы хотите сделать их эмоционально привязанными и внимательными к Вам, и что если они не соответствуют Вашим стандартам, то Вы отвергаете их». Я сказала все это спокойным и рассудительным тоном, без упрека и с умеренной добротой. Я знала, что я основательно задеваю за живое, но у меня было впечатление, что она способна ответить на такой вызов, что она активно и пыталась сделать. Лаура свирепо взглянула на меня. Ее губы выглядели тоньше и решительнее, чем до этого. Ее лоб был наморщен, как если бы она настойчиво выискивала путь сквозь довод, который я ей привела. Она выглядела так, как если бы она возвращалась к жизни. Не было и следа от жертвенности Соловья Флоренс. Напротив меня была живая и сильная молодая женщина, которая контролировала себя и свою жизнь, но которая привыкла так описывать себя, ценой сохранения очевидно пассивной и жертвенной позиции. Она взглянула на меня с интересом и любопытством, как если бы она страстно хотела услышать больше.
«Лаура»,- сказала я,- «Вы приговорили себя находиться в оппозиции, в позиции сопротивления. Вы не разрешали себе получать пользу от позитивной стороны характеристик, которые обьединяют Вас с Вашим отцом. Вы наказывали его и себя за жестокость и стремление к контролю». «Почему я не должна наказывать его?»,- ответила она. «Я так много получила от него». Возникла пауза после ее замечания. Я ломала голову над множеством смыслов. Было ясно, что ее намерением было рассказать мне, что она сильно страдает из-за него, но она выражала это таким способом, что в ее памяти воскресало что-либо удаляющее от него и это также резонировало с пониманием ее сходства с ним. Я осознавала, что имеется, пожалуй, больше материала, чем она готова принять и не решалась ей сказать. Я удивлялась, что она сможет взять больше, но все-таки процесс шел. Я наблюдала внимательно за ней, и она выглядела более уверенной, чем я когда-либо видела ее: она была уравновешена и жива, а не бесцветна и агрессивна. Она выглядела почти сияющей и совершенно вызывающей.
Наконец после некоторого размышления, я не спеша сказала: «Это интересно, что Вы только что сказали: «Я получила так много от него». Вы можете слышать, что в этом перечне два варианта». Она выглядела смущенной, но заинтересованной, и слегка понимающей. Возникла следующая пауза. «Вы на него похожи?»,- добавила я. Теперь она покраснела, как если бы жизнь только сейчас возродилась в ее щеках. Она внезапно увидела связь. «О, спасибо!», -воскликнула она,- « но я дралась не за то, чтобы нравится ему все эти годы. Он закрылся; я открылась. Он не признавал других людей; я признавала. Он имел застывшие взгляды; я была способна меняться». Я согласилась с ней, что, вероятно, в этих пунктах они отличаются друг от друга, но я замечаю, как за этими различиями может быть также фундаментальное сходство. «Разве Вы не видите вашу способность различать и категоризировать в том, как Вы сейчас говорите о нем? Разве Вы не допускаете его тем же способом, каким он не допускает людей? Вы боретесь с ним и отказываете ему также часто и из-за того, что Вы отказываете и боретесь так часто с собой и из-за того, что Вы можете получить выгоду вместо страданий». «Но»,- возразила она неодобрительно, - «это плохо - категоризировать и разделять». «Это всегда плохо?»- спросила я. «Или только когда это используется негативно против людей?». Она вздохнула и произнесла это по большому счету принимая. Я ругала себя в уме за то, что переполнила ее таким способом, но я была уверена, что она сможет взять многое из этого. Я осознавала параллельность между ее взаимоотношениями с отцом и тем, что случилось между нами сегодня. Я также дала ей много. Тем не менее, это выглядело так, как если бы она громко требовала напряженности, вызова. Я сочувствовала ее отцу и удивлялась тому, что его жесткое лечение было определенным образом соизмеримо с его уважением к ней. Я также удивлялась той напряженности, с которой она тотально и интенсивно привлекала мужчин в надежде найти одного, который будет ей равным по интенсивности. Так как я размышляла над этими вещами, то я чувствовала, что терапия была неубедительная и самодовольная, поэтому я согласилась с ней, что для первой сессии было много информации.
Я убеждала ее, что она нуждается во времени, чтобы определить точно вред, который по ее ощущениям ей причинил отец прежде, чем она сможет увидеть золотую нить, которая связывает ее с ним. Про себя я проклинала себя за слишком большую скорость и чувствовала необходимость дать задний ход и успокоить ее таким образом. Она выглядела восприимчивой и стремящейся к изменениям, но я недооценила ее потребность в безопасности рядом со мной перед тем, как она сможет вынести тяжелое испытание встречи лицом к лицу с ее собственными установками. Давление того, что есть только десять сессий, проявлялось в желании сделать сессии более продуктивными. Я посоветовала себе расслабиться и помедлить. Это хорошо, что время идет.
---
*Флоренс Найтингейл (1820-1910) - английская сестра
милосердия, прославившаяся самоотверженным уходом за ранеными во
время Крымской войны (прим. пер.).
Лаура незначительно опаздывала и позвонила мне со станции. Когда она приехала, она рассказала мне, что она сошла не на той платформе, что было совершенно непохоже на нее, и что она удивлялась тому, что она делает. Я улыбнулась этому избранному ею способу отложить начало сессии. Я вспомнила свою конфронтационную интервенцию на прошлой неделе и почувствовала ее замешательство. Она обратилась к своей записной книжке и сказала, что записала, как она пришла к отчаянию во взаимоотношениях с Полом. Она чувствовала, что она пытается быть с ним, чтобы получить определенность, хотя теперь она осознавала, что жизнь является изменчивой. Я чувствовала в ней проблески самоосознания, покорного принятия экзистенциального урока, но она стала описывать, что она поймала себя на том, что ждет, что он сделает ее счастливой и защищенной, и что она знает, что она не может ждать от кого-то сделать это для нее. Я предполагала, что она косвенно мне расскажет, что может подойти к изменениям, которые я заложила в нее на прошлой неделе и что она достаточно сильна перед лицом незащищенности.
Я ответила, кстати покорно, короткой проповедью о том, как некоторые люди преуспевают в обманывании себя, что они защищены и что некоторым людям даже удается убедить других людей в том, что они могут защитить их, но это никогда невозможно до конца и навсегда и о том, что не существует абсолютной уверенности ни для кого. Я предполагала, что мое проповедование, на которое я решилась, принесет ей облегчение, но в действительности я не верила, что она нуждается в долгосрочной терапии. Понимая, что она хорошо идет дальше, я похвалила ее за предпочтение изменений, выразившееся в том, что она смогла стать терпимой к незащищенности. Я не думала, что она оплачивала просто ее разговорное обслуживание; она хотела знать для чего я здесь вместе с ней в ее борьбе стать свободнее от собственных иллюзий о себе. Было ясно, что она размышляла в подобном направлении, потому что она стала рассказывать мне, что написала больше двадцати записных книжек о ее трудностях во взаимоотношениях, но она недавно отказалась от некоторых из них, так как они все были о ней, как о жертве во взаимоотношениях. Она стала рассказывать мне, как консультант поощрял ее увидеть жертвенную часть в себе и контролировать ее. Я содрогнулась от этой разделяющей метафоры, которая поощряла расщеплять себя на части и бороться против себя. Я держала свое пренебрежение при себе, хотя я, несомненно, должна была его показать в своем отношении. Я поощряла ее двигаться дальше от этого разделяющего представления о себе к пересмотру жертвенности и контроля над ней, как второй стороны одной монеты. Я хотела, чтобы она стала чувствовать себя, как активную и способную ко множеству различных ролей и отношений, множеству способов встречаться с миром, источником которых является ее интенциональность. Я обратила ее внимание на то, как она чаще всего контролирует себя, когда играет роль жертвы и соглашается с этой идеей.
В это время у нее вдруг всплывает образ отца, стоящего перед ее кроваткой, который переживает отчаяние, что привел дочь в этот мир. Я беспокоилась, что это я вызвала этот образ осуждением того, что она считала важным для себя, когда она чувствовала себя уязвимой и нуждалась в моем одобрении. Здесь действительно мог быть резонанс между моим отношением и отношением ее отца, что послужило причиной появления и оживления ее ощущения жертвенности. Она продолжала рассказывать мне о том, что представляет жизнь жертвы так, как будто едет в поезде в концентрационный лагерь. Эта сильная тема явно связана с семейной подоплекой и одна из тех тем, откуда, как ей казалось, она черпала несомненную силу духа. Мы говорили о ее установке на страдание, и она призналась, что начинала скучать во взаимоотношениях, когда они были ровными и невозбуждающими. Она сказала, что иногда смеялась над своими стычками с партнером, когда события развивались слишком легко. Я про себя связала это с замаскированным восхищением отцовским упрямством и его способностью влиять на нее. Я также прочитала это как подтверждение ее желания не искать легкого пути в наших встречах. У меня не было желания принимать ни то, ни другое тотчас же, я выбрала ответ на языке ее взаимоотношений с Полом. Я предполагала, что определенная доля ее фрустрации в отношениях с ним была связана с надеждой найти в нем человека, который был бы наравне с ней, который мог бы влиять на нее, другими словами - ровню. Я обратила внимание на то, что ей кажется, что ей все время необходима большая стимуляция и она пытается получить это путем попыток изменения взаимоотношений. Она сказала, что она изучает свой жребий в развитии. Я сказала: «Да, вы можете стать очень хороши в этом деле страдания, не так ли?». Она взорвалась смехом. Мне казалось, что ей впервые стало легче с собой и со мной. Она сказала, что намного легче таким образом рассматривать факты в перспективе, в противном случае она считает взаимоотношения с Полом слишком серьезными. Она хотела бы перестать фокусироваться на них. Я спросила: «Почему?». «Почему не воспринимать их более легко, одновременно не изменив их, себя и способ, которым вы устанавливаете отношения с людьми?».
Она сказала: «На прошлой неделе вы рассказывали мне, что я наказываю себя, но я не думаю так». Я недоумевала, так как я не помнила, что я использовала такое слово. После определенной рефлексии я ответила: «Я не думаю, что вы наказываете себя, скорее вы отбираете доверие у собственного активного вклада в ваш опыт. Это останавливает вашу способность замечать, что вы ответственны за определенную часть того, что случается с вами и также мешает пожинать плоды выгоды от этого». Возникла пауза, в течение которой она интенсивно думала, прежде чем обратилась к каталогу примеров, иллюстрирующих ее страдание на этом пути, когда она не собирала плодов собственных усилий. Я ничего не говорила до тех пор, пока она работала самостоятельно и эффективно. Затем она вспомнила о прогулке в парке, когда она наблюдала за другими людьми, которые были счастливы и выглядели отдыхающими, катая детей в колясках. Она говорила с завистью, и я обнаружила намек на стремление быть «наседкой», но я не отметила этого, потому что имелся более чем намек на отказ от этой зависти и стремления к тому, чтобы быть «наседкой». Она выглядела твердо определившейся в своем желании не замечать намерения продолжения рода. Мне казалось, что здесь есть целое измерение, стоящее его исследования, но было бы неблагоразумным браться за это без ее готовности. Она продолжала говорить, что она знает, что смогла бы понравиться этим людям, если бы она приобрела нормальности и банальности, то есть стала бы посредственностью. Я уточнила ее намек, что она выбрала взамен постоянной стимуляции приключение и изменение. Она кивнула головой. «И вы расцветаете от ощущения собственной уникальности, и вы боитесь, что вы его лишитесь, если укоренитесь?» Лаура снова кивнула головой в знак согласия. Я признавала ее желание быть колеблющейся и особенной как знак ее витальности, а не как определенный вид защитного механизма. Я не хотела сталкиваться с ее поспешным предположением, что материнство является надоедливым, тривиальным и невозбуждающим. Мне необходимо было продолжать упорно заниматься ее взглядом на мир и помогать ей развивать его дальше. Для этого я сейчас убедилась, что она может блестяще и в полной мере определять противоречия и несообразности в собственных размышлениях, что дает шанс выражать их полно. Я также знала, что буду направлять ее в тупик сопротивления, если буду говорить о материнстве или о чем-либо еще, напоминающем родительскую точку зрения.
Без какого-либо побуждения Лаура стала рассказывать мне истории из жизни ее родителей и решительно заявила, что она не хочет быть похожей на них. Их жизнь наскучила ей еще в детстве. Она жадно читала Энида Блайтона, убегая от скуки и когда ей захотелось большего, отец дал ей почитать «Первого человека на Луне» Х. Г. Уэллса, но это не возбуждало ее и фактически остановило интерес к чтению. Она продолжала описывать дефицит понимания, который проявился со стороны отца. Как бы она любила своего отца, если бы он относился в ней, как Пол к своей дочери, покупая много интересных книг. Лаура открыла в юности, что большее возбуждение можно получить вне дома, или сопротивляясь. Я сказала: «Вам это нравилось, но это звучит так, как если бы вы упорствовали в открытиях юности, когда сопротивление и исследование могли защитить вас от тоски. Это как будто вы все еще не верите в возможность, что вы можете остепениться и быть вовлеченной». Я сделала один шаг в направлении диалектического движения вперед. Я надеялась, что она готова увидеть, что это возможность двигаться из устоявшейся и надоедливой жизни, через неспокойную и волнующую жизнь к устоявшейся и одновременно волнующей жизни. Другой способ помогать мог бы лежать в направлении к неспокойной и надоедливой жизни, но мне казалось, что имеется реальный риск при попытке упорствовать в отношении контрзависимости, когда время выстраивания отношений далеко в прошлом.
У Лауры должен был появиться определенный мыслительный процесс, так как сейчас она рассказывала мне историю своей карьеры, которая была оригинально скроена вокруг поиска возможностей для путешествий. Она выбрала быть «временщиком», так как в этом случае она могла брать выходные тогда, когда она хотела, но как следствие - она никогда реально не получала поощрения за работу до тех пор, пока не проходила переподготовку. Кое-что становилось ясным в ее проекте приключений и стимуляции, который она нарисовала для себя и след которого потеряла. Это была именно та тема постоянно несуществующей возможности получить то, что вы хотели именно тем способом, которым вы предполагали. Так же присутствовало открытие о том, что вам иногда необходимо меняться и приспосабливать ваши планы в соответствии с достижениями, которых вы хотите достигнуть, во-первых, и о том, что появляющиеся гибкость и внимательность к ситуации являются важным достоинством. Это был конец сессии, и она ушла в задумчивом настроении.
В начале сессии она сказала мне, что исполнилась годовщина ее отношений с Полом, но он имеет противоречащее обязательство ежегодно встречаться с его одноклассниками. Она чувствовала обиду, но ничего не говорила об этом, а страдала молча. В конце концов, она решила сказать ему, что ей необходимо не быть той, с которой встречаются, и он немедленно решил отменить встречу с одноклассниками и вместо этого пойти вместе с ней. Она была изумлена этим и испугалась, что он будет возмущен. Она написала ему записку, что действительно хочет дать ему возможность встречаться с одноклассниками и что хоть и хочет быть с ним, она не хочет, чтобы он жертвовал собой из-за нее. Он просто позвонил ей и сказал, что они увидятся в семь. Она сказала, что рада обнаружить, что может напрямую высказываться о том, чего хочет и спокойно удовлетворять свои желания. Я улыбнулась ей. Мне нравился рост ее доверия к себе. Я также надеялась, что как только у нее появится смелость распознавать, чего она хочет, она будет с лучшей позиции оценивать свои отношения с Полом.
Она сказала, что одно событие произошло с ее братом. Она попросила позаботиться о ее старом и больном друге, который живет рядом с ним, и о котором она начала беспокоиться, потому что не могла ему дозвониться. Она боролась с собой, чтобы не просить брата о помощи, потому что все еще видела его как своего младшего брата. Она помогала ему, но она не могла просить его о помощи. В реальности, когда она попросила, он был совершенно счастлив помочь ей в этом. Я заметила ей, что проявление нужды в других людях может быть разновидностью подарка, однако, естественно, что она стремилась удержаться от этого. Она искренне согласилась и рассказала, как удивился Пол, когда она рассказала ему о своей нужде в нем. Он сказал, что не думал, что она может даже допускать это. Лаура открыла парадокс, что может быть силой - допускать слабость и слабостью может быть претензия быть сильной. Она также нашла, что когда вы способны разрешить себе открыто обнаруживать все эти аспекты в их различных видах, то другие люди отвечают большим сотрудничеством, поскольку они находят, что человеческую созависимость устанавливать даже легче, чем зависимость или независимость.
Теперь Лаура была готова вновь обратиться в ее расщепленному образу себя: она внесла на рассмотрение борьбу между жертвенной частью и живой частью (я заметила про себя вскользь, что она не так давно относилась к последней, как к контролирующей части). Она чувствовала, что ей нужно построить мост между ними. Я предположила, что может быть этого и не нужно, если она сможет увидеть, как они фактически внутренне связаны. Это удивило ее, так как она стала думать, что она должна научиться жить с этой двусмысленностью. Я поощряла ее исследовать в деталях свое отношение. Далее мы занялись ее механизмом жертвенности, который является действенной формой утаивания себя и накопления обиды против других, что затем давало ей силу. Наличие силы в ее жертвенности, а также страдальческое свойство ее характера было тем способом, которым она тайно и исподтишка владела этой силой. Это было так, как если бы она упорствовала в страдании и укрывалась в нем, защищаясь им от других. Лаура понимала это, но говорила, что тяжело быть открытой. Она осознавала свою большую уязвимость для других людей, она боялась быть раненой. Когда она чувствовала угрозу, она стремилась стать внутренне сильной, одновременно отодвигаясь от других, изолируя себя со своей болью и держась за нее - культивируя ее, лелея ее, работая над ее пониманием до тех пор, пока она не становилась готова к мстительному или позитивному действию. Я заметила, что это не обязательно плохая стратегия, если запас силы может быть использован позитивно. Если же это превращается в деструктивность, если допускать нагноения внутри, то затем это может вернуться прокисанием.
Сейчас Лаура была активна в работе. Она дала мне несколько примеров, как она пытается работать по изменению этого паттерна. Ее подруга условилась с ней побывать в каком-нибудь парке на уик-энд, но позвонила и сказала, что еще раньше она пригласила придти других людей и их детей к ней в гости. Лаура была раздражена этим и хотела отменить встречу. Она чувствовала себя плохо из-за обиды и рассказывала себе, что не отказывается от жизни, а присутствие этих детей позволяет ей изменяться. Она пошла и чудесно провела время. Произошло еще одно событие, когда она проводила презентацию на работе и испугалась своей неспособности сделать это как следует. В конце концов, она решила сделать это спонтанно и сделала это действительно успешно.
Она сказала, что она учится: встреча лицом к лицу с событиями и управление собственной жизнью позитивно оплачиваются в конце концов. Я заметила, что она увидела, как ее тенденция к изоляции себя идет вразрез с принципом жизни и как она иногда нуждается в давлении на себя событий, от которых иначе она могла бы уклониться. Она сказала, что она получила реальную силу воли, но она не всегда способна поступать так. Например, с другим другом, с которым она планировала пойти в кино, но он предложил пойти смотреть слайды отдыха в Неаполе с группой других людей, она поступила другим способом. Она посчитала это покушением и сказала другу, что скорее всего не пойдет смотреть слайды при этих условиях. Тогда друг решил тоже не ходить, и они провели весь вечер вместе. Я заметила, что это похоже на переживания, связанные на этой неделе с Полом. В обоих случаях она выражала потребность в интимности и особенном признании и в обоих случаях она этого добилась после того, как сказала об этом. Она сказала, что это правда, но было бы неправильно делать так и дальше, не было бы ли это против принципа жизни или экспансией? Я сказала, что жизнь это не только экспансия, но также и уступки, и что важно это понимать, для чего больше предназначено какое-то определенное время для того, чтобы сохранять верный баланс для каждого. Она выглядела счастливой, и было ясно, что она гордится хорошим управлением своей жизнью. Я внутренне заметила, что мы только обсуждали способы, которыми она может сделать то, что хочет. Мы даже не начинали обсуждать то, что иногда она может быть более требовательной и что ей необходимо научиться принимать, что она не всегда может сделать это ее способом.
На следующей неделе она в бешенстве примчалась на 5 минут позже. Она уселась, тяжело дыша, и на минуту молча сосредоточилась на себе. Она извинялась: «Я опомнилась во время лихорадочной работы, затем помчалась сюда». Я кивнула. Она продолжила сидеть в тишине, затем взяла свой дневник и перелистала его. «Когда я ушла отсюда на прошлой неделе»,- сказала она в конце концов,- «я была ошеломлена. Я прикоснулась к очень глубокому. Это было так, как будто некоторая часть меня, которая действительно имеет значение, и которую я не принимала в должном объеме так долго, была узнана. Имелось что-то во мне, что я так долго считала негативным, что оно начало выглядеть как позитив, как сила. Только я почувствовала печаль. Даже на обратном пути я не могла вспомнить, что случилось. Это было очень сильно. В понедельник на консультационной сессии я впервые действительно разозлилась на Пола за то, что он не знает моих потребностей. Я стала для него Флоренс Найтингейл, Д. Смит и Клэр Райнер в одном лице. Но кто же я? Итак, я написала ему об этом». Она взглянула на меня в поисках одобрения. Я молчала, так как совершенно не могла проследить, что произошло. Мне казалось, что она запутывает события. На прошлой неделе, как я помнила, мы исследовали возможность вновь открыть, как то, что выглядит как жертвенность, может в действительности быть силой, тогда как здесь и сейчас она обвиняла свою фрустрацию в способе отношений с Полом и, поступая так, она брала на себя роль жертвы и служанки. Теперь я вспомнила, что мы обсуждали возможность быть в раболепной роли как сильный способ защиты себя от других, способ, поддерживающий ее независимость. Я вспомнила также попытки показать ей это, прежде чем отвергать как специальный способ брать власть, являющийся патологией, или видеть это как что-то дурное, что необходимо отбросить; она могла бы рассматривать это как хорошую начальную точку, которую она уже приобрела в терминах отношений с другими, но, конечно, что-то могло ее забеспокоить, потому что это скорее только одна сторона ее натуры. Я ничего не сказала об этом, я думала и ждала, что она будет развивать эту тему на этой неделе. Я не хотела идти так быстро, как мы это делали в прошлые недели. Мне казалось важным дать ей шанс развивать свой собственный способ прохождения через трудности.
После паузы она сказала: «Мне снилось, что я вернулась назад в госпиталь, где я работала и где каждый, кого я встречала, был рад меня видеть. Это было прекрасно, но я этого не понимала. Пол был там и он сказал, что все думали, что я умерла и что они рады, что я жива». Я прокомментировала так, что сон выражает ее чувство бытия и возвращает ее снова к жизни, к тому, чтобы свободно дышать, быть с людьми. Я также заметила, что во сне она не считала себя мертвой, только Пол рассказывал ей об этом. Это делает Пола ключевой персоной - он был единственный, кто знал, что это неправильно, единственный, с кем она наиболее тесно связана во сне, и ее единственный союзник. Лауре не понравилась идея описывать Пола как союзника. Она все еще злилась на него. Но в тоже время, замечание о мужчине, как союзнике было созвучно ей. Она стала рассказывать о роли ее отца, как союзника в прошлом.
Как я ожидала, это обнаруживало, что отец, хотя был холодным и наказывал ее (бил, когда она была непослушной, а такой она была часто), он также особенно интересовался ею. Ее приходящие воспоминания были амбивалентными и двусмысленными. Появился образ отца, смеющегося так, что это пугало ее, и тогда она пыталась спрятаться от него в саду. Потом появились воспоминания о его помощи в школьных занятиях, о его гордости за ее достижения. Она помнила свое замешательство, когда оказалась первой ученицей в классе за очерки, большинство из которых написал за нее отец. В этот момент на ее лице была глупая улыбка удовольствия, и я сказала: «Как необычно, что он мог писать эссе за вас, было ли это разновидностью щедрости?». «Нет»,- ответила она определенно,- «он брал верх надо мной. Это было как вмешательство». Так плохо отец хотел ее подменить, она была способной и хорошей ученицей за исключением математики, в которой он был хорош и, по которой он делал ее домашние задания. «Однако, он знал ваши способности?»,- спросила я. «Да»,- сказала она,- он знал и гордился ею, когда она поступила в Университет, колледж которого он посещал. Это прекрасно, что теперь она над этим тоже работает, сказала она, хотя настаивает на том, что это совпадение. Она изрядно смягчилась к своему отцу. Чувство их родства больше вышло на передний план. Она пошла так далеко, как и обещала, так что они продолжали двигаться вперед вместе до тех пор, пока ей не исполнилось двадцать лет. Отец покупал ей множество книг для курса в университете. Я стремилась не вмешиваться, боясь разрушить период близости между Лаурой и ее отцом, которую только она сама была способна сплести для себя. Я знала, что если я скажу что-нибудь похвальное о ее отношениях с отцом или худшее о нем, она немедленно снова компенсируется подчеркиванием негативного, вернется к картине детских ужасов, которые она нарисовала для себя в плохие времена, которые у нее были. Сейчас Лаура, созвучная себе, стала совершенно печальной. На время она стала безмолвной.
Внезапно она разразилась тем, что выглядело как ярость: «Он растратил свою жизнь. Там было так много богатств и возможностей». Она говорила с гордостью и горечью не только о нем, но и о своих корнях, возможно и о себе тоже. «Он приехал в Великобританию в войну, спасаясь от нацизма. Недавно он показал мне отцовский пропуск и рассказал, как они спаслись. Он уехал сражаться в Израиль. Его жизнь полна фактов, с которыми он боится встретиться. Если бы он только мог сейчас встретиться с фактами и быть позитивным». Она погрузилась в трагедию жизни отца, которая по способу жить была ее собственной. Она выглядела совершенно погруженной и еще ближе к отцу, чем я ее видела до этого. Я решила осмелиться на попытку их соединения. «Есть что-то, что связывает вас вместе, не так ли? Это часть вашей родословной, вашего наследства,- есть много борьбы и боли, с которыми тяжело встречаться. Легче быть жестокой и негативной по отношению ко всему этому и не встречаться с этим». «Но он так жесток и он был таким злым ко мне». Я держала паузу. Она сделала свое собственное заключение и сказала в замешательстве: «Конечно, кто-то был таковым для него». «Да», - сказала я,- «здесь всегда есть кто-то еще, кто делает такое для нас, перед тем, как мы делаем это другим. Вопрос в том, где же это остановится?».
«Я попыталась приблизиться к нему»,- сказала она,- «Я попыталась, но он такой кровожадный и узколобый». Она рассказала мне длинную сагу о ее приключениях в попытках приблизиться к отцу. Она уехала в Париж на год, вернулась с другом, и отец спросил ее, девственница ли она еще. Когда она сказала «нет», отец пригрозил, что убьет ее друга. Затем она поехала в Израиль и Палестину и открыла, что Израиль вовсе не так хорош, а Палестина не так плоха, как рассказывал отец и мир понимаемый им. Она рассказала о фанатизме отца, осуждении Тори и обвинениях в виде экстремальных суждений. Но она также понимала, что ее собственное участие в секте, которая убедила ее, что конец света близок, поверхностное. Она сопоставляла собственный экстремизм с отцовским, который не осознавал, что поступает так. Она рассказала о борьбе, которую она вела с отцом из-за обучения в школе младшего брата, о том, как было покончено с ее другом, который был обвинен в промывке ей мозгов и был изгнан из дома. Затем она и ее друг вместе уехали.
После она рассказала, что она всегда презирала свою мать за то, что она была домашней хозяйкой и как можно больше хотела нравиться отцу в тот период, когда Лаура ненавидела его. Я снова отметила большое сходство между ней и ее отцом. Она сказала, что она сопротивляется этой идее. Мне пришло на ум, что ей необходимо уходить от различных намеков на связанность с отцом, потому что она боится негативной черты, которая свяжет их вместе и он окажется превосходящим ее по силе. Лауре было необходимо найти пространство собственного первенства и затем начать открывать определенные плюсы в том, что она разделяет с отцом. Некоторые из ее сильных сторон были для нее табу в тот момент, когда они напоминали ей о нем, а он был плохой. Она не могла ни освободить запертую энергию, ни выявить ее, так как это ненормальный источник силы, поэтому в ней дремала ложь. Я понимала, что это продолжается давно, и что надо вскоре будет сказать все это, и что ее сопротивление позитивному образу отца является первой необходимостью для того, чтобы обеспечить себе необходимое пространство, которое является обязательным условием исправления всего. Итак, я сказала лаконично, но, конечно, одобрительно: «Вы противитесь этому, и это то, в чем вы правы сейчас. В свое время придет осознание, как вы противитесь этому и вы спросите себя, какова могла бы быть цель вашего сопротивления. Мы нуждаемся в полной картине ваших чувств к отцу».
Она сказала: «Он проник вовнутрь меня. Ему, кажется, нравится провоцировать меня». (Как я это сделала с ней сейчас, думала я про себя, и как ей нравилось делать это с ним). «Он борется с вами?»,- спросила я. «Ему нравится бороться с вами?» «Да»,- сказала она, взяв мое направление,- «может быть я неверно истолковываю, может быть они такие, какие есть». Она стала описывать свой опыт, когда она обнаружила своего отца и деда горячо спорящими друг с другом, спор начал стихать, но они тяжело дышали. Сейчас для нее становится ясной новая точка зрения: «Может быть, они в действительности не боролись, не были в ярости друг на друга, как я подумала». Она сидела, сгорбившись, глубоко размышляя. «Я сейчас в замешательстве»,- сказала она, наполовину извиняющимся тоном, наполовину - укоризненно. «Да»,- согласилась я,- «Это хорошо. Перед этим вы были так определенны по отношению к нему, не так ли? Вы видели его черно-белым способом. Побудьте в замешательстве немного, немного расслабьте ваш взгляд, и новый способ понимания появится». Было время остановиться. Она ушла в глубоких размышлениях, и я чувствовала удовлетворение от прогресса, запахом которого наполнился воздух.
На следующую сессию она пришла минута в минуту. Как обычно она одну минуту успокаивала себя. В конце концов она взглянула на меня. Я улыбнулась и заметила, что она выглядит сияющей. На ней было привлекательное платье и кремовый жакет, она выглядела нарядной, как будто шла на свадьбу. Она сказала, что она сопротивлялась идее обнаружения позитивных черт в отце. Она знала, что она нуждается в прощении отца и у нее появлялось чувство обиды, если она была в этом прогрессивна, хотя она верила в это умственно, но не готова была для этого эмоционально. Для того, чтобы повидаться с матерью она ездила на уик-энд и рассказала ей о своих отношениях с отцом. Это сделало все намного хуже. Она поняла, как сильно отец доминантен с матерью. Он спорил с ней даже из-за простых вещей, таких, как желание матери посещать Лондон дважды в неделю. Она сказала, что ее отец нетерпимый и контролирующий. Но она еще разговаривала с подругой детства, которая помнила, как она смотрела на отца снизу вверх, восхищаясь им. Она также вспомнила случай, когда ей было 18, и она села рядом с отцом на кровать в прозрачной ночной рубашке, и чувствовала замешательство от его близости, и еще было победоносное чувство, что она более интересна, чем ее мать. Это было незадолго до того, как отношения с ним снова стали испорченными. Ее подруга сказала, что она поставила отца на пьедестал. Это действительно было, и она уехала в Израиль, чтобы изменить это и чтобы снять его с пьедестала. «И он долго падал»,- заметила я. Она кивнула.
Она двинулась дальше в рассказе о фрустрации из-за себя, с переживанием многих подъемов и падений. «Почему я не могу принимать вещи такими, как они есть? Зачем я возвышаю вещи для того, чтобы быть счастливой, затем вижу их крах и становлюсь такой несчастной?»,- спрашивала она. Я боялась, что она снова патологизирует себя. Ее большое отчаяние по поводу своего экстремизма иллюстрирует, как она себя загоняет в крайности. Я хотела повернуть ее тенденцию драматизировать в перспективном направлении и лучший способ сделать это был помочь ей увидеть чувство, с которым она поступает так, чтобы она смогла делать это менее паническим способом. «Но такова жизнь»,- прокомментировала я,- «люди живут через взлеты и падения все время». «Угу»,- сказала она,- «но я хочу находить удовлетворение, несмотря на это». «Так вам нужно отыскать стабильность и доверие к себе, не выводить из равновесия себя сверх того, что происходит, а стать стабильной, не имеет значения как». Она сказала, что, да, она хочет научиться принимать события. Я подумала про себя: «События? А как с принятием себя, где начинаются наши собственные реакции на события?». Но я удержалась от вмешательства.
Она продолжала рассказывать мне, что она понимает, например, что она должна принимать Пола больше, хотя она действительно больше хотела быть с мужчиной, который хотел бы иметь с ней ребенка. Она чувствовала, что она должна принимать те факты, которые всегда будут трудностью в отношениях с Полом, потому что он женат и у него есть дети, и он не всегда может быть доступным, когда она нуждается в нем. Сначала я удивилась, как будто бы она намеренно высмеивала принцип принятия, показывая мне его абсурдность, раскрывая его в такой ситуации. Так как ее манера являлась совершенно серьезной, я немедленно отказалась от этого впечатления. Она покорно и систематически применяла этот принцип, который был против ее лучших инстинктов, но в который она верила. С одной стороны, она понимала, что ее перфекционизм и идеализация других были плохими проводниками, она хотела сделать свои притязания меньше и принять трудности и недостатки других. С другой стороны, она останавливала короткие сомнения в идеализации отношений с собой. Она обкладывала подушками свои обязательства в этих отношения, с большой интуицией защищаясь от вопросов о них. Дольше я не смогла избегать включенности в спор.
«Разве вы не предполагаете, что здесь отсутствует необходимость обобщений?»,- сказала я. «Разве это не так, что в определенных ситуациях принятия не требуется и в других ситуациях изменяется значение того, что оно обозначает? Иногда оно является предназначенным для событий, как они есть, в другие моменты вам необходимо иметь достаточный контроль. Хитрость заключается в том, чтобы найти различия между двумя сортами ситуаций». Она сказала, что если она не станет контролировать Пола, она не сможет поверить, что все будет в порядке. Она сказала, что заперлась в слове «контроль». Я заметила, что она чувствует неспособность отказаться от контроля в отношениях, потому что он для нее доверие и надежда, и она не сможет увидеть, что будет после, если она просто примет ситуацию как она есть. Я подытожила, что, принимая во внимание обстоятельства, возможно, очень мудро для нее не принимать события такими, как они есть и не отказываться от контроля. Хотя чувствами я соглашалась с ней, я также озвучивала голос ее совести, и она была этим шокирована. Мои замечания ясно показывали отношения в более негативном свете, чем она осмеливалась их себе представлять, хотя она продолжала думать о них, как о своей спасательной веревке.
Воцарилась нелегкая тишина, а потом она стала плакать. Она смотрела на свой тряпочный мешок и не находила его. Стол был пуст. Она шмыгнула носом и сказала, что она так мало нужна ему. Я сказала: «Вам необходимы такие отношения. Но это не та ситуация, в которой двое людей вступили в отношения, и в которой они отдают и получают поровну, и в которой есть взаимное пожертвование, увеличивающее уровень доверия. Это ситуация, в которой вы играете роль кого-то милосердного при постоянном протесте и где вы пытаетесь приобрести контроль, отдавая, но шумно требуете большего в надежде, что события заработают магическим образом». «Но если это сработает, это будет так хорошо; я этого так глупо хочу»,- сказала она. «Я никогда не была так близка с кем-либо до этого. Он напоминает мне меня в юности, хотя он старше меня». Она тихо оплакивала себя. В ее памяти беззвучно прорывалось воскресающее чувство трезвого огорчения. Как только она встретилась с фактами, целиком проявился след самоиндульгенции. Я оставила ее делать собственные заключения. «Ему сильно нравится мой отец»,- сказала она,- «но по-другому. У него есть желание учиться». «Итак, у вас есть сатисфакция в виде обучения кого-то похожего на вашего отца и изменения его там, где вам бы хотелось. Итак, он для вас также милосерден, как и вы для него».
Она выглядела ошеломленной, но факты защелкнули ее в этом месте. «Да»,- сказала она,- «его жена сказала, что он разрушает мою жизнь так же, как разрушил ее. Однажды, когда он не пришел ко мне, его сын Адам, которому шесть лет, на следующий день был прилипчивым и сказал Полу, что он любит свою маму и не хочет ее оставлять, как это делает его отец». Она выглядела напуганной ситуацией, в которой она участвовала и начинала ясно встречаться с некоторыми из ее неприятных аспектов, которые ранее она не брала во внимание, озабоченная своими собственными потребностями. Ей все еще было тяжело знать об участии во всем этом. «Это Пол виноват, что это случилось»,- сказала она. «Это способ, которым он справляется с ситуацией, так как он не сделал ясным для его жены то, что он делал. Это произошло с Адамом, потому что он не мог оставить свою жену, и он никогда этого не сделает, потому что ребенок всегда будет его приоритетом». Я кивнула и заметила, что Пол пытается быть порядочным человеком. Она согласилась.
Она сидела в тишине, готовая заплакать. Затем она сказала, что книга «Женщина, которая любила так сильно», кажется, была написана специально для нее, которая любит его так сильно, тоже так сильно. Я насторожилась, так как видела ее движение прочь от реальности, к которой она начинала поворачиваться лицом. Она снова сфокусировалась на собственном страдании и его романтизировании. Она оделась в жертвенность, как в защитную мантию. Я осознавала, что она нуждается в плохом отце в этот момент. Я знала, что могу быть доброй и не заставлять встречаться с тем, с чем она не готова встречаться. Ее страдание было реальным и его необходимо было серьезно принимать. Однако, я хотела помочь ей увидеть, как она ловит себя на крючок, воображая себя дающей так много и любящей так сильно, ослепляя себя и не видя, что она берет и что она требует. Я сказала: «Вы могли бы сказать, не только женщина, которая любит так сильно, но и женщина, которая хочет быть любимой так сильно. Это выглядит так, как если бы вы хотели быть им любимой так сильно, что вы не замечаете ситуации, в которую вы поместили себя. Вы так стремитесь к желаемому, что готовы обосноваться в том, что для вас доступно почти за любую цену. Каждый мог бы сказать, что стремление ваше таково, какова стоимость способа достижения того, что вы реально хотите». Она была расстроена этим замечанием, и я почувствовала, что она хочет поспорить с этим, но она успокоилась. Я бы удивилась, если бы я оказалась более глупой относительно ее участия в трудностях Пола, имеющихся у него с ребенком, но я понимала, что для нее трудно встретиться хотя бы с тем, что она делает для себя, тем более для других людей. Она осознавала собственное избегание и сказала, что обеспокоена тем, что не говорит ничего правильно на этой сессии. Но затем она перешла к теме, которая была более безопасной - не то, что ответственность, о которой она могла знать окольно за счет благополучия детей Пола - к ответственности кого-то еще за ее благополучие, когда она сама была ребенком. Она искренне спрашивала, будет ли ключом к ее взаимоотношениям с Полом, если она будет еще больше говорить о своем отце? О чем ожидается, что она расскажет? Это было так, как если бы она хотела унестись в терапевтический миф, который безопасно укрывал ее в бытии пассивной жертвы. Она хотела сделать меня тайным сообщником в своих обвинениях в трудностях отцовских недостатков в прошлом больше, чем определение того, какова она, как активная главная героиня в настоящем. Она была за мили от того, чтобы видеть себя.
Я чувствовала ее искреннее чувство потерянности в поисках способа избежать своего неприятного положения и решила, что более важно сосредоточиться на ней, чем на ее отношениях. Я сказала: «Итог оказался больше, чем это было бы хорошо, не так ли? Здесь проявляется ваша уступчивость и ваше желание, чтобы события совершались правильным образом: ваш страх ошибки, ваша готовность избавиться от себя и сделать то, что от вас ожидали, но, по сути, не то, что действительно правильно для вас». Сейчас она выглядела действительно уязвимой, и я чувствовала ее потребность в увещеваниях. Я сказала ей, что она поступает правильно и ей необходимо идти по пятам собственной вовлеченности, что не может быть никаких ожиданий о том, что она сделает или что она расскажет, ей нужно просто следовать за собственными интересами, что она и делает очень эффективно. Я сказала: «Это все связано каким-то образом, и вы найдете ваш путь». Что-то теперь в ней освободилось, и она стала свободно плакать, тихо и безнадежно. Она снова выглядывала из-за ее полотняного мешка. Я сказала ей, что на моем столе есть платок, если ей нужно. Она поднялась и принесла его.
Когда она высморкалась и вытерла слезы, она стала рассказывать о том, как легко ей сделать себя неуравновешенной. Она сказала, что испытывает недостаток доверия к тому, что является центральным для нее. Я с удовольствием отметила, что она продвинулась от ощущения расщепленности на части к поискам точки отсчета в себе. Она сказала, что она, в частности, неуравновешена для Пола, когда она с ним. Когда она не с ним, она сомневается в том, что они похожи в реальности и что у них так много общего в жизненных целях. Когда они вместе, они чувствуют близость друг друга больше, чем с кем-либо другим до этого, и поэтому они говорят о том, что они родственные души. Это заставляет ее бояться оставить его и заставляет сомневаться, что она будет способна найти кого-либо похожего на него. Кроме всего, ей нужно будет найти его в ее 35 лет. Я сказала, что ее 35 лет дают ей готовность для качественных отношений, и что они дают ей все для дальнейшего понимания, что ей делать сейчас, чтобы быть готовой для искренних взаимных отношений с кем-либо, кто будет способен принять, разделить и встретиться с реальностью, а не создавать мир мечтаний вместе с ней. Она выглядела сомневающейся, но полной надежд. «Сколько миллионов людей в мире?», - спросила я ее, ясно понимая безотчетную неудовлетворенность, которая была в этих отношениях. Она улыбнулась и призналась, что она нанялась агентом, чтобы встречаться с людьми, но не нашла еще кого-либо подходящего. Она ненавидела решать, когда ей расстаться с Полом, чувствуя ее сомнения в собственной правоте во взгляде на альтернативного партнера, я ответила, что она, несомненно, имеет право исследовать свое мнение и на отношения с Полом, и осведомленность последнего не имеет значения. Он, кроме всего прочего, женат и живет с женой и детьми. Она выглядела успокоенной, как я полагала, и, определенно, выглядела расстроенной из-за себя, когда покидала мой кабинет.
Я написала ей вскоре после пятой сессии, чтобы дать ей знать, что я уеду на неделю, так как появились непредусмотренные дела за границей. Когда она пришла на следующую сессию, я чувствовала вину за отсрочку, но мы быстро сумели условиться о другом времени. Она рассказала, что она чувствовала себя простофилей, больше всего чувствовала себя какой-то «пустышкой», но, в конце концов, вчера она выплыла из этого положения, когда внезапно поняла, что она делает с собой и Полом. Теперь она верила, что она попытается уйти от него, и раскаивалась. Я признала пустоту нашей предыдущей сессии. Я предложила, чтобы мы рассмотрели ее поведение в конкретных деталях.
Она сказала, что она все время пытается быть понимающей и заботливой. Таким образом она соблазняет других принятием ее и необходимостью в ней. Затем, когда она чувствует, что она не получает чего-либо взамен, она начинает протестовать, говоря: «Что для меня?». Это было ее переживание, от которого другие были сначала в замешательстве, потому что она не показывала им, что здесь чего-то недоставало для нее, казалось, в начале в отношениях все было совершенно удовлетворяющим. Она сказала, что держала все неприятные части себя скрытыми. Я сказала: «Вы некоторым образом связываете людей тем, что думаете о них привлекательно». Я перефразировала сказанное ею для того, чтобы увести ее от терминологии расщепления и подавления, и подвести к осознанию ее умышленного влияния на других. Я хотела, чтобы она больше рефлексировала способ, которым она управляет из центрального целостного источника в себе. Она сказала, что в отношениях она действует не нравящимся ей деструктивным способом, когда она начинает требовать, чтобы ее собственные потребности были удовлетворены. Я сказала: «Нет, вы не делаете этого, это является почти компульсивным, не так ли?». «Верно»,- сказала она. «Это слово я записала в своем дневнике. Я именно не могу удержаться от этого. У меня это есть». «Точно»,- сказала я,- «вы не можете задушить огромную энергию в себе, которая требует полной встречи в отношениях. Вы полностью бываете огнем, который вы используете для установления отношений, но заставляете себя светить без первоначальной смелости. Вы вначале прячете себя. Вы тайно прячете ваш свет». Сказанное запустило для нее целую цепочку ассоциаций.
Она рассказала мне о ее жестокости, когда она была ребенком и в четыре года у нее появились приступы гнева, когда родился брат. Ее на три недели увезла бабушка, не зная, что с ней случилось, и она вспомнила, как она стояла у ворот каждый день, стремясь к матери. Она вспомнила, как ненавидела своего брата, когда впервые увидела его и как враждебна она была с ним. Она также рассказала мне, как была заперта в своей комнате, когда была в припадке гнева и тогда она ощутила, что ее энергия деструктивна. Она вспомнила, что только однажды она засверкала, когда она добилась хороших результатов в школе. Другим компенсирующим опытом было время, когда мать ее учила (ей было около пятнадцати), что она должна научиться прислушиваться к людям, особенно к мальчикам, если она хочет быть близкой с ними. Она хорошо выучила этот урок и всегда могла иметь друзей, но это было похоже на обман и это не приводило ее к полному использованию энергии. Даже на работе, сказала она, хоть она и была способна блистать, она скрывалась на подчиненных должностях, зная, что она способна на большее.
Мы сидели в тишине, получив все из этой раковины, она набиралась новой храбрости. Она теперь призналась, что она испытывает ужасную зависть ко мне и другим людям, похожим на меня, потому что мы были способны достигнуть столь многого. Я сказала ей, что зависть - это один из главных двигателей достижений. Если вы заботливо прислушиваетесь к вашей зависти, то это научит вас стремиться к чему-то и даст вам знать о том, на что, по вашему мнению, вы способны. «Вы можете рассказать мне, что я должна сделать?» «Должны или можете?»,- возразила я. Она понимала, что имеет тенденцию думать о себе скромно. «Скромно?»,- сказала я. «Вы предполагаете, что я думаю, зажав свой склад ума в гетто?» Она выглядела напуганной, несомненно размышляя о своих предках. Я объяснила: «Вы больше думаете в терминах выживания, чем успеха, и вы разрешаете себе меньше, чем знаете, что вы хотите и способны». «Вы считаете, что я нечестна?»,- сказала она. «Да»,- сказала я. Она сказала: «Я думаю, что это так, я не живу согласно способностям, которые имею. Я сомневаюсь в том, способна ли я сделать это. Я думаю, что если только я лучше родителей, то должно быть больше любви и понимания, чем я могу быть способной дать». «Да»,- согласилась я,- «вы поместили себя в порочный круг. Вы сказала себе, что являетесь тем, кем они сделали вас и это приговаривает вас оставаться тем, кем вы являетесь. Но существуют способы разорвать порочный круг, такие, как понимание, которое вы приобрели из преодоления трудностей на вашем пути. Вы хорошо сражаетесь. Вы также знаете, как сыграть кротость и как адаптироваться. Вы научились множеству вещей».
«Итак, почему я успокаиваюсь на 50%, когда я имею 100%, как вы сказали на прошлой неделе. Почему я успокаиваюсь на Поле, его жене и ребенке, думая, что я не могу получить кого-либо лучше. В это воскресенье я встретила мужчину, который понравился мне много больше, и мы замечательно провели время». Лаура стала подробно описывать, как она встретила этого нового друга и что они были вместе, и что это были более удовлетворяющие встречи, чем в последнее время с Полом - главное различие было в том, что они были без напряжения, которое существует с Полом из-за его отсутствия. Она не хочет принимать поспешных решений, и она не чувствует, что у нее есть оба, но видит новые возможности освобождения от связи с Полом в более спокойной манере.
Она также сказала мне, что почувствовала, что может свободно позвонить Полу домой в эти выходные, и она пригласила его встретиться в выходной. Теперь она боится, что он может действительно оставить семью и затем она откроет, что в реальности они не имеют ничего общего и что в реальности она не хочет его. «Но вы победите»,- заметила я. «Вы будете иметь выбор. Когда вы удостоверитесь, что он хочет вас, вы будете окончательно способны отвергнуть его». Она согласилась с некоторым стыдом и гордостью. Мы говорили об этом некоторое время. Быть с Полом - это быть как в сражении. Даже когда она выбирала бороться с ним, она это делала потому, что хотела действия; она хотела быть способной использовать себя целиком, вместо того, чтобы подавлять половину себя. Казалось, что она думает о себе, как об испорченной. Я пыталась помочь ей увидеть положительную сторону ее позиции, показывая ей, что она нуждается в том, чтобы обнаружить более конструктивный способ использования ее энергии, а не подавлять ее только потому, что еще не нашла ей хорошего применения.
Она рассказала мне теперь, что потеряла стоун ( 6,35 кг) веса с тех пор, как начались ее отношения с Полом. Как будто тревожась, она съедала себя, сказала Лаура. Я скорее пыталась обнаружить ее образ, рождающийся внутри, чем внести горячую энергию в мир и найти ей в мире приложение. Она тихо сидела, размышляя над возможностями, которые начинали открываться. Впервые с тех пор, как я знала ее, она выглядела удовлетворенной. Тревожных складок на ее лице не было, и она была охвачена энергией. И то, что появилось сейчас, скрылось на три недели наших последующих встреч.
На следующей сессии она нарушила тишину, чтобы начать рассказывать о странных чувствах, которые снова вернулись, и которые она могла использовать. Теперь она относилась к Полу лучше, потому что она не впадала в панику. Она не чувствует отношения такими неясными, и поэтому она не реагирует так сверхсильно. Она также встречается с Джимом, ее новым другом, который является точно таким же типом по тесту Майерса-Бриггса, что и она. Они так похожи, что это делает отношения немного слишком гладкими. Ее отношения с Полом, которые всегда были наполнены борьбой и волнениями более интересны.
Отношения с Полом реально подошли к кризису. Я чувствовала, что она смакует это. Пол был все более неудовлетворен и беспокоился о том, что обижает свою жену и ребенка. Он перевел это на Лауру. Она не долго захотела мириться с этим. Она чувствовала, что это для нее прогресс. Она теперь была способна сказать ему о его собственных проблемах. Она стала думать о значении женитьбы Пола и о том факте, что его сын, жена и дочь будут до некоторой степени присутствовать. Она была огорчена его центрированностью на себе. Он всегда был наполнен своей собственной жизнью. Сейчас у него была новая работа, и это было более важно, так как он говорил об этом без остановки. Также он много говорил о своей семье. Я обратила ее внимание на то, что она лучше встречается с ситуацией. Если она решит быть с Полом, то она должна принять существование его обязательств. Она должна пристальнее спросить себя, хочет ли и способна ли она сделать так. Она согласилась, что ей не нравится оказывать услуги детям, которые не являются ее детьми, особенно потому, что она не будет способна иметь собственных детей, так как Пол не хочет больше детей. Она рассказала мне, как она будет справляться с тем, чтобы гарантировать то, чтобы они имели достаточно времени без его детей и не позволять им менять ее жизнь. Я была вынуждена столкнуть ее с тем, что я рассматривала как иллюзорную природу ее планов и сформулировала это совершенно убедительно, что можно заранее предсказать, что он будет всегда принимать на себя обязательства о детях. Лаура сказала, что знает об этом.
Я чувствовала, что она не желает встречаться с выводами, и я заметила, что отношения, которые у нее есть с Полом всегда будут неравными, особенно если она не будет иметь собственных детей. У него будет семья, и она не выиграет. Она будет зависеть исключительно от его привязанностей, имея в виду, что он для себя будет иметь другую точку отношения к своей жене, матери его детей и самим детям. Я отдавала себе отчет, что я высказала это совершенно определенно, но я так сделала умышленно, так как понимала, что мы отошли на несколько сессий, и то, насколько она полна страждущих размышлений. Лаура была очень тихой, и я пыталась ее провоцировать в надежде, что с помощью сомнений она будет восставать, конфронтируя со своей фрустрацией в ситуации, в которой она была. Это была недооценка моего участия, так как она не готова была сделать это. Я позволила себе следовать за собственной линией размышлений больше, чем за ее, и сделала пышную и покровительственную интервенцию. В общих чертах я заметила, что там, где мужчина был предварительно женат и имеет свою прежнюю семью, а его партнер - нет, новые отношения развиваются, если имеется компенсационный фактор для женщины, например, если мужчина очень богат или, если, в ином случае, предыдущие отношения являются полностью исчерпанными. Я знала, что я перешла границу и что обидела ее. Лаура стала еще более тихой и отстраненной.
После короткой, но тяжелой паузы она сказала, что в ее ситуации существует обратный случай. Она чувствует, что она очень нуждается в Поле. Иногда она чувствует, что она может быть слегка похожа на вампира, сосущего его кровь. Она была напугана собственной способностью быть с ним такой манипулятивной. Я про себя думала, что это может быть компенсационным фактором, к которому я направляла: она чувствовала, что имеет право много требовать от Пола, потому что она стольким жертвовала для него и могла так много принять от него. Но я знала, что я должна отказаться от этого направления интервенции, по крайней мере на какое-то время. Лаура продолжала сравнивать свои отношения с Полом и Джимом, ее новым другом. Когда она с Джимом, она очень разная. Я сделала вывод, что когда она с Джимом, то она поступает, чувствуя базисную безопасность, а с Полом она действует исходя из небезопасности. Итогом является то, что Пол - это больший вызов и, поэтому он предоставляет более интересные отношения и более крупный приз в случае выигрыша. Я не могла помочь, но добавила, что он является призом, на который, как она чувствует, она имеет право после стольких сделанных ею пожертвований.
Лаура согласилась и продолжила размышлять над другими различиями между двумя отношениями, повторяя, что ее отношения с Джимом ровные, а с Полом - возбуждающие. Но при дальнейшем анализе она обнаружила, что она постоянно подначивает Пола и, таким образом, пробуждает интерес и разногласия, тогда как Джима она не подначивает. Например, она рассказала Полу про Джима, но она не сказала Джиму о Поле. Она обнаружила, что легче возрождать уже существующие отношения с Полом, чем создавать что-то стоящее и новое с Джимом.
Затем она стала рассказывать, как она загоняет в русло свою энергию, намного больше, чем когда она одна. Сейчас она начала танцевать и обнаружила большую помощь в выражении ее отчаяния и эмоций таким образом. Она сказала, что она почувствовала, что начала следить за своей жизнью. Главная проблема, сказала она, что она все еще ищет совершенства. Я подумала, что там не так много совершенства, сколько иллюзии, что она надеется на это, но я не сказала ей этого, потому что осознавала, что ей достаточно сомнений для одного дня.
Следующая сессия состоялась всего несколько дней спустя и она немедленно, сразу после того как села, рассказала мне, что она была очень зла на меня в последнее время за слова, что она и Пол были в неравных отношениях, которые не работали бы, если бы там не было других компенсаций. Она сказала, что я рассказывала ей это так, как если бы это было верно, в категорической манере. Откуда я могла знать, что это было так? Пересказывала ее факты так, что это было далеко от того, что она рассказывала, сказала Лаура. Я ответила, что как терапевт чувствую, что мне необходимо устроить ей очную ставку с определенными аспектами реальности, с которой она не встречается в ее идеализации отношений с Полом. «Я также буду рада, если это вызовет обсуждение и дискуссию»,- сказала я. «Я не подразумевала насаждение моих взглядов, а скорее - выявление ваших на этот вопрос».
«Хорошо»,- сказала она скорее свирепо,- «здесь нечего обсуждать». Я поняла, что я надавила слишком сильно. Хотя это правда, что вместо внушения моих взглядов, я хотела вовлечь ее в дискуссию и исследование вопроса, но также я имела определенное сформулированное мнение на факты и способы, которыми они могли стать очень тяжелыми для нее, даже обращаясь к ее собственным результатам. Я начала остро осознавать, насколько я была неправа, взяв эту линию, в то время, как она высокомерно рассказывала мне, что она уже решила пересмотреть ее отношения с Полом и перевести их на следующую стадию. Я чувствовала, что я попадаю в западню исполнения отцовской роли: провоцирую ее на сопротивление вместо обсуждения. Я хотела пнуть себя за то, что была так глупа, но затем я напомнила себе, что такое развитие может быть хорошо в одном. По крайней мере, она недолго выглядела благодарной мне. Она решительно взяла свою жизнь в свои руки. Так много было сказано, чтобы наделать терапевтических ошибок. Я решила смиренно идти туда, куда она вела.
Лаура сказала, что ей необходимо пересечь мост на новую территорию - из бытия в любви с Полом и увлеченности им к тому, чтобы реально его любить. Она много думала об этом, сказала она, предвосхищая потенциальные сомнения. У способа Лауры быть в отношениях обнаружилось много новых аспектов. Я подозревала, что мои интервенции, направленные на сомнение в ее отношениях с Полом сыграли важную роль в ее решении идти вперед, несмотря на то, что я сказала. Сопротивляющаяся сторона Лауры вышла на передний план, и это сделало ее чувство более уверенным в себе. Также было верно, что ее собственное исследование отношений с Полом изменило их и сделало их более жизнеспособными. Как никогда прежде, она осознавала ее личностную силу и, очевидно, она могла обнаружить более трудным отказаться от отношений, так как она начала видеть, как она может укрепить их. Она также искренне хотела узнать что-то об обязательствах и любви, получая опыт бытия с другим человеком на новом уровне. К несчастью, она отстаивала все эти плюсы без какого-либо дальнейшего признания минусов, которые мы обнаружили.
Почти весь остаток сессии Лаура продолжала оправдывать свое отношение к Полу, рассказывая мне, как сильно они любят друг друга и как они никогда не смогут полюбить так сильно кого-то еще. Сейчас он впервые убедился, что он оставит свою жену. Я чувствовала, что это ее определенный способ, которым она отвечала на разочарование, она поднимала ставку и подбрасывала больше дров в огонь, потому что она боялась, что иным образом это может уйти; с другой стороны, он должен был отвечать на ее более решительную и самоуверенную позицию. Лаура смотрела на жену Пола, как на его экс-жену и она признавала, что осознание сделает жизнь Пола очень трудной, так как он почувствует вину.
Но на сегодня Пол был неспособен обдумывать жизнь с ней, так как он был в своей семье, как в коконе. Для него было тяжело видеть перекресток на мосту, который она ему предлагала. Я заметила, что она сама может обнаружить эту тяжесть, если посмотрит на этот мост другим образом: когда он был с ней, но продолжал возвращаться по этому мосту к жене и детям. Лаура понимала ту позицию, которую я продолжала держать, пытаясь дать ей возможность посмотреть на последовательность своих действий. Она сказала, что знает, что создает для себя в будущем множество трудностей, но она чувствует, что ей необходимо пройти через этот опыт. Она перешла к рассказу о том, как она проходила стадию поклонения отцу, когда была ребенком. Я напомнила ей о цене, которую она заплатила за это. Она сказала, что это почти религиозное переживание, которое она всегда искала. Она удивлялась, насколько это не было похоже на то время, когда она присоединилась к культу и совершенно забыла о себе в нем до тех пор, пока она не поняла, что ей была сделана «промывка мозгов».
Она сказала, что рада, что прошла через тот опыт - это было необходимо для нее, и она многому научилась из того, и она знает, что может чему-то научиться и из этого тоже, даже если она в процессе будет отказываться от некоторой реальности. Мне казалось, что она прыгает с открытыми глазами и это не по мне - удерживать ее, предостерегая от опасности впереди. Она пришла ко мне для того, чтобы узнать о себе, а не для того, чтобы я рассказывала ей, что делать. То, как она говорила о ее решимости пробиваться в отношениях вперед, сделало меня способной перевести себя на ее сторону. Меня волновал способ, которым она вплетала отчаяние в рисунок ее переживания таким образом, что она все еще могла вонзить ее оружие, хотя сейчас она была немного более рассудительная. Я заметила ее способность конфронтировать, мешая событиям в своей решительной манере, и она выглядела успокоенной этим. Затем она продемонстрировала это, она хотела, с ее точки зрения, все время работать над пониманием собственной позиции. Она сказала, что, может быть, она все это делает для того, чтобы избежать реальности, которую я пытаюсь ей показать. Я была совершенно уверена, что она будет делать то, что она может делать, не считаясь с тем, что ей может сказать кто-либо. Я также уверена, что она достаточно упряма, чтобы справиться с чем-либо, что может из этого получиться и, в конце концов, придет новое понимание: во-первых, что она достигла этого сама, а не слушаясь меня. Моей единственной остававшейся заботой было то, что она не следила за последовательностью своих действий, влияющих на других людей.
После этой сессии был период, когда была железнодорожная забастовка, которая усложнялась несколькими отменами движения подряд. У меня были другие клиенты, прием которых было необходимо отменить по этой причине, но все из них нашли альтернативные договоренности; каким-то образом этого не произошло в случае с Лаурой. У меня было отчетливое впечатление, что она хочет избежать моей лекции об обращении к реальности, и я бы с уважением относилась к этому хорошему обстоятельству, если бы она была более свободна от нашего исследования, преуспевая в жизни. Я уверена, что она в свое время придет к собственным заключениям. Жизнь умеет подвергать ударам наиболее стойкие самообманы. Я верила в смышленость Лауры, так как достаточно знала, что она выучит свой урок лучше, чтобы извлекать пользу на пути. Мне понравилась идея отложить на некоторое время наши оставшиеся сессии. Время не только залечивает раны, оно также создает их, и я предполагала, что она будет ранена, прежде чем реально будет готова принять значительно более суровый взгляд на себя. Перед забастовкой у нас были летние отпуска, и мы с Лаурой договорились встретиться снова через два месяца после предыдущей сессии.
Накануне она внезапно вернулась и однажды утром позвонила мне вскоре после моего возвращения из отпуска, мы смогли договориться о встрече после обеда. Я чувствовала ее неожиданную крайнюю необходимость снова продолжить работу. Она сказала мне, что ей странно снова видеть меня через такое долгое время и что за это время так много всего случилось. Летние месяцы были временем сомнений. Отношения с Полом были расстроены. Она была так расстроена и была сыта по горло бесконечной игрой между ними, что позвонила ему перед последним уик-эндом, чтобы сказать ему, что не хочет его больше видеть. До того, как она сказала ему это, он сказал, что вполне может уйти из дома и переехать к ней. Сейчас она находится в панике, осознавая, что после всего этого она действительно не хочет, чтобы он был здесь. Она выглядела похудевшей, обеспокоенной и напряженной, больше всего похожей на ту, которая пришла на первое интервью. Ее лоб снова был наморщен в форме омеги и она сидела сгорбившись и выглядела точно как меланхолик.
Она выглядела напуганной идеей принимать его на территории своего дома: отказаться от свободы, быть вытесненной. Она сказала, что он ей так же необходим. Он как ребенок. Но сейчас она чувствует себя также виноватой за то, что не согласилась с ним. Это все, чего она хотела в этом году. Это все, что она заработала. Она его получила и теперь она его не хочет. Она узнала свой шаблон - получить мужчину и затем бросить его, потому что она поддался ей. Это было очень похоже на отношения с отцом, которого она также выбросила после того, как почувствовала, что она убедила его в своей ценности.
Я попросила ее рассказать мне, без всякого сдерживания, что она думает о них, что она говорит им в своей голове. Это было что-то наподобие этого: «Я получила их - «fuck them» - этих тупых мужчин». Она выглядела ожесточенной и разъяренной, почти ведьмой в этот момент. Она рассказала о том, что чувствует, что он будет высасывать ее, станет ее кровопийцей. Я удивилась бы, если бы она помнила, что это то, что она боялась сделать с ним. «Что вокруг?» Я подтолкнула и она тот час же рассказала мне, как она опустошена, когда признается, что она может сделать это с ним. Я сказала: «С ним, его женой и его детьми, вы это понимаете». «Нет»,- сказала она,- «это не моя ответственность». «Как это может быть?»,- спросила я и она ответила, что это ответственность его жены и его, но не ее. Я сказала: «Да, конечно, брак, который у них есть или, которого больше нет, является их ответственностью, не вашей. Но воздействие, которое вы оказываете на него и на его семью, когда вы его поощряете или отвергаете, является направлением последствий ваших действий. Как вы можете не быть ответственной за это?» Она была ошеломлена, внезапно вытряхнутая из ее морали самодостаточности. Я держалась твердо и противостояла ей. Она погрузилась в доказательство того, что это неважно и все, конечно, будет хорошо, когда она наконец-то сделает так, что он уйдет с ней. Я видела, как она осуждает себя на мученичество из-за упорствования в ошибках прошлого. Я считала ее взгляд на ситуацию близоруким и рассчитывала на то, что ее желание размышлять будет возвращаться и преследовать ее в будущем.
Я хотела убрать ее шоры на саму себя, и я попросила описать мне, как будет выглядеть будущее. Она нарисовала яркую картину, как Пол внезапно станет внимателен в ней и станет совершенно другим человеком, так как он постепенно будет удаляться от жены. Я позволила ей несколько минут фантазировать и затем решила вмешаться. Я сказала: «Я не могу сидеть, зная, что у нас осталось только две сессии и ничего не говорить, не могу позволить тебе сделать что-нибудь глупое и медленно прокладывать путь к катастрофе. Будь я проклята, если я не расскажу тебе, какими мне кажутся твои планы, основанные на отсутствии признания ряда аспектов в твоей ситуации. Здесь ты для того, чтобы бороться за то, чтобы найти твой центр равновесия, а ты начинаешь серьезно размышлять о том, как заполучить мужчину, который сильно расшатывает тебя в центре твоей собственной безопасной территории». Лаура капитулировала. Она выглядела явно успокоенной, так как я так откровенно сформулировала ее собственные сомнения. Это было похоже на то, как если бы она долго конфронтировала с верной дорогой. То, с чем она была неспособна встретиться два месяца назад, сейчас было в пространстве ее сознания. Она сама знала, что это нехорошо - позволять Полу уйти к ней. Это было так только потому, что она чувствовала, что приняла моральные обязательства за этого человека и теперь не решалась сказать ему, что он не может уйти к ней. Это, конечно, является важным аспектом. Она действительно уверила его, что он будет радушно принят. Она до настоящего времени была не расположена реалистично думать о последствиях отношений, так как одновременно она была глубоко озабочена тем, что добивалась его.
Она была полна сожаления и раскаяния, и она была полна решимости собрать трофеи, которые были впереди, но было уже поздно. Она горела желанием позвонить Полу и сказать, что он не может переехать. Сперва она перенеслась в другую все-или-ничего установку: она сумасбродно объявила, что она прекратит отношения там и тогда, потому что она знает, что он не захочет жить отдельно. Я обратила ее внимание, как противоречиво это. О чем она говорит здесь: о том, что отношения не могут быть конфронтирующими с реальностью ее потребности в пространстве? Могут ли они расцвести только тогда, когда есть двое людей, которые сильно нуждаются друг в друге? Нет ли этого внутри разрешения, с помощью которого он, во-первых, живет для себя; и в таком случае они придут к положению, когда вместе они смогут начать развивать реалистические отношения, каждый из позиции относительной независимости и свободы?
Она рассказала мне о случае, когда он остался с ней наедине на ночь, она перебралась на софу, потому что он метался и ворочался, и она не могла заснуть. В ярости он сказал ей, чтобы она никогда не оставляла его одного, как этой ночью. Она думала, что это скорее трогательно и выглядела не принимающей это в нем, но я чувствовала, что его яростная нужда в ней также велика, как и ее в нем и я беспокоилась о будущем. Казалось важным попробовать в спокойной вдумчивой и размеренной манере помочь ей разрешить страстную, напряженную и пугающую ситуацию, которую они создали. Я хотела, чтобы она начала признавать, что получила того, кто зависим от нее; перед этим она бросила его и осталась застрявшей на грани ее шаблона. Мне бы понравилось, если бы она научилась безошибочно определять свой шаблон, так, чтобы она могла продвинуться к более плодотворным отношениям. Она приняла эту идею и говорила с особенным энтузиазмом о возможности более уравновешенных отношений с Полом, но когда она конкретно думает о том, как он вероятно ответит, она примеряет это к нему, ее смелость ослабевает и она говорит себе: «Трогательно». Я сказала, что я думаю, что она очень сосредоточена на том, чтобы начать новую жизнь, и она разрушает себя, когда отвергает собственные достижения.
Она немедленно сожгла свое пораженчество и начала совершенно жизнерадостно рассказывать о том, как она провела выходной. Она также упомянула о коллеге с работы, который, как она чувствует, ведет себя по отношению к ней более внимательно и заботливо, чем Пол. Когда она думает о возможных альтернативах, открывающихся для нее, она удивляется, что она все еще горячо и обреченно увлечена Полом и что она все еще страстно желает его любви. Я заметила, что качество потребности и отчаяния ограничивается их обоюдным уровнем страсти, которая похожа на наркотик и, возможно, имеет силу зависимости. «Тяжело отказаться от кого-то, кто был родственной душой, но нет причин считать, что вы приговорены к неудачным отношениям на всю оставшуюся жизнь».
Снова она выглядела успокоенной и сказала, что все говорят ей, что она заслуживает лучшего, чем Пол. Я сказала, что это означает, что только она думает, что она недостойна лучших отношений. Я напомнила ей, что она говорила мне два месяца назад, что терапия ей необходима для того, чтобы пройти через эти отношения прежде, чем она будет способна начать новую страницу и будет готова для чего-либо еще. Есть еще работа, которую стоит сделать прежде, чем она сможет перевернуть страницу, заметила я, и есть время для нас, чтобы закончить. Она ушла, поблагодарив меня за этот разговор, который, по ее словам, был честным.
Наша последняя сессия состоялась пару дней спустя. Она пришла, одетая в струящееся красное платье с низким вырезом. Это был день ее рождения. Она рассказала, как она позвала Пола к телефону, испытывая воодушевление перед последней сессией, и как она сказала ему прямо, что она думает, что это было плохо выбранное время для того, чтобы переезжать к ней. Его первой реакцией были слова о том, что отношения закончены, и она ответила «Прекрасно» и положила трубку. Затем он приехал к ней домой и пытался убедить ее изменить мнение. На следующий день они снова долго говорили. Было ясно, что ей льстил этот новый поворот событий, и после всего этого она отплатила ему той же монетой. После того, как она первая обращалась к нему с просьбой оставить жену ради нее на год, сейчас он первым обращается с просьбой переехать к ней. Такой новый поворот в отношениях являлся предсказуемым, но также предсказуемо он скорее приведет к новым затруднениям, чем к исчезновению уже существующих важных проблем. Я сомневалась в полученной ею из ситуации новой силе и была восприимчива к ее погружению себя еще глубже, чем до выплывания.
Лаура, чувствительная как всегда, угадала мои подозрения и убедила меня, что ей совершенно ясно, чего она хочет. Она хочет, чтобы он жил своей жизнью в течение шести месяцев и выбрал свою жизнь, пока будут создаваться их реальные отношения между ними. В тоже время она отдавала себе отчет в его успокаивании. Например, он жаловался, что никогда не жил самостоятельно с 17 лет, когда он это возненавидел и сказал, что это стало первоначальной причиной его женитьбы. Она ответила, что теперь ему не 17 лет и что он не будет совершенно один, потому что она будет с ним большое количество времени. Она хотела, чтобы она могла сказать, что это было потому, что он никогда не был удовлетворен своей компанией и поэтому ему сейчас необходимо пожить одному. «Это тяжело»,- сказала она,- «противостоять соблазну просить его. Я могу совершенно легко отступить, согласившись с его мнением».
Только ее паника при мысли о том, что она может потерять свое пространство в собственном доме, удержала ее на правильном пути. В один момент ей показалось, как она сказала, что она боролась за свою жизнь. Она задохнулась, когда произнесла это и я испугалась за нее. «Не бойтесь себя, Лаура»,- сказала я медленно,- «позвольте себе плакать, когда вы нуждаетесь в этом. Вы соприкоснулись с вашими сильными чувствами, касающимися этой ситуации, это ваш компас». Она разразилась рыданиями и плакала несколько минут с неистовством, которое равнялось напряжению, на которое она согласилась, создавая те отношения. Я глубоко беспокоилась о ней, о том, что она, казалось, не видит насколько деструктивны эти отношения для нее. Я заметила, что хочу, чтобы она резко оборвала их, вместо того, чтобы пытаться выстоять для того, чтобы привести их к предсказуемому и оправданному концу. Упорствование без уступок стоило ей очень дорого. Я боялась, что она будет игнорировать предостерегающие знаки. Было приятно видеть, что она следит за собой в своих печальных мыслях. Вместо того, чтобы сидеть, беспомощно глядя на салфетки, как она это делала раньше, она без слов встала и принесла пачку салфеток.
Когда она пришла в себя, я попросила ее подумать, как все это могло произойти и попытаться подытожить для себя ситуацию. Кроме всего, это была наша последняя сессия. Я хотела бы, чтобы она извлекла определенные существенные принципы для себя. Вместо этого она занялась каталогом отрицательных черт Пола. Я заметила, что многие из них звучат более, чем экстремально. Она сказала мне, что похоже, что ей нравится это - она хочет быть страдающей жертвой, смиряясь почти со всем, жертвуя собой. «Настоящая мученица»,- сказала я отчасти провокативно, рассчитывая, что ее бунтарская натура выйдет на первый план. «Кроме того»,- сказала она,- «что однажды я изменилась. Я совершенно изменилась». «У вас есть время, чтобы, проходя через это страдание, ваша позиция истощилась, и однажды вы поняли ее, и это разрешилось для вас; однажды вы измените ваш образ мыслей, без импульсивности, закономерно и обдуманно». «Да»,- сказала она.
Затем она рассказала мне, что теперь она продвинулась дальше в ее отношениях с Полом, кроме того, вдруг она стала способной работать на примере ее отношений с отцом. Она вернется к своему консультанту и будет этим заниматься. Теперь она поняла, как она чувствовала подавленность, не принятость рядом с ним так же, как с Полом. Она докажет, что она может сделать его любящим ее и нуждающимся в ней. Затем, когда она докажет это, она сможет взять реванш, бросив его. Она сожалеет о том факте, что это звучит немного патетически. Она сказала, что, кажется, она совсем отказалась от чувства самоуважения и позволила мужчине сделать ее разбросанной и дестабилизировать, подменить ее, и все только из-за того, чтобы понравиться ему. Она сказала, что поняла, насколько она пассивна. Я рассердилась на это, так как это звучало как клише другого консультанта, и удивилась бы, если бы ее консультативные отношения не были бы такими же деструктивными, как и ее отношения с Полом. Я скорее весело сказала: «В этом нет пассивности. Вы не пассивная личность, Лаура. Вы действуете очень активно, с огромной энергией и с большой преданностью, усилием и заботой. Когда вы это делаете с вашей силой, то вы формируете себя для вашего партнера, который завладевает вами целиком и берет все, что вы ему можете дать».
Она искренне согласилась и рассказала мне историю о том, как она преследовала на работе Пола несколько недель назад. Она решилась рассказать ему о чем-то и связала его обещанием выслушать. Он без преувеличения бегал от нее по больнице. Она догнала его в кафетерии, где он пытался ускользнуть от нее, пригласив другого человека на кофе. Когда тот человек отказался, он побежал к машине, убегая от нее. Она снова побежала за ним и, наклонившись к машине, стала просить поговорить с ней. Он быстро и внезапно поехал, и она упала на землю из-за рывка, поранив себя. После этого физическим способом она поняла, как она подвергает себя опасности, как она совсем теряет чувство самоуважения. Это для нее было изменением по сути. Она поклялась, что не позволит сделать так когда-либо с собой снова. Она не позволит себе стать таким образом разбросанной ради мужчины. Она хочет гармонии. Она поняла, что Пол никогда реально не заботился о ее благополучии, и что она была завлечена только обещанием, что он будет «Мистером Правильность», потому что они вместе создали эту особенную близость. Теперь она увидела, как все это было сконцентрировано вокруг него. Он фактически утверждает, что обстоятельства, о которых она беспокоится и заботится, являются тривиальными по сравнению с обстоятельствами, о которых беспокоится он (таких, как его жена и дети). Она потеряла свое чувство достоинства. Снова у нее на глазах появились слезы. Она робко сказала: «Я помню, что я тоже проявляла достоинство». Я сказала для того, чтобы подчеркнуть: «Вы можете сказать это снова». Возникла пауза. Затем она повторила то, что уже сказала и заплакала.
Я сказала: «Но это верно, Лаура. Это небольшое основание для ожидания от других людей проявления уважения к вам и наделения вас достоинством; во-первых, это основание для уважения к себе и заботы вас о себе. Как вы можете ожидать от Пола или от кого-либо еще уважения к вам, если вы не уважаете себя?» Это привело к обсуждению, почему она привлекает к себе человека, который нуждается в ней больше, чем уважает ее. Она беспокоилась о том, что она никогда не будет способна снова доверять другому мужчине. Они все только хотят взять от нее. Я обратила ее внимание на то, что отношения всегда являются состязанием слабостей двух людей, таких как их сила и что она не может ожидать совершенства, и потом в отношениях нет ничего, что могло бы склеить их вместе. Я предполагаю, что то, что напоследок вы стали остерегаться, не позволило выбить вас из вашего центра равновесия в отношениях, и если это случится, то только в том случае, если вы привлекаете людей, потому что вы можете опереться на них или вы позволили им опираться все время на вас - и затем вы можете предсказать, что стоимость здесь будет оплачена. В отношениях должна быть необходимость с обеих сторон, но также готовность остаться одному и быть устойчивым без другого. Это может быть только в том случае, если двое людей являются достаточно устойчивыми внутри себя, так что они могут идти вместе и создавать новый союз с новым центром уравновешенности. Она улыбнулась этой небольшой лекции и выглядела полной надежд
Она сказала, что находит очень полезным то, что я направляла ее. Это помогло ей увидеть, где она поступает неправильно, когда это можно сделать иным способом, потребовав от нее большего. Она сказала, что она может завязнуть в своей просьбе, чтобы Пол сначала жил независимо. Она сомневается, сможет ли он так жить. Это в действительности не имеет значения, сказала она, так как она готова двигаться к лучшим отношениям. Иногда она хочет, чтобы она не была привлекательной, но она понимает, что это дает ей возможность иметь выбор: быть с мужчиной или одной, который иначе она могла бы и не иметь. Она хочет, чтобы она могла быть эмоционально цельной другим способом, так что она не будет чувствовать необходимости отдать себя во власть мужчины, и она думает, что она будет работать с этим через ее чувство неоцененности отцом, прежде чем она сможет стать эмоционально устойчивой. Из-за прошлого она будет избегать отца и оставит его одного, пока она работает с этим в терапии. Я сказала, что терапия никогда не сможет быть больше, чем репетицией для жизни и лучше относить события к людям непосредственно, если возможно.
Она сказала, что она чувствует, что она перевернула новый лист. Сегодня ее день рождения и он ощущается как начало нового, начало новой фазы в ее жизни. Я остро осознавала вероятность того, что она хочет поразмышлять, но я восприняла это спокойно, как полученное понимание и как знак для нее двигаться дальше. Она казалась более сильной и более уравновешенной, чем когда я впервые ее увидела. Я знала, что впереди у нее волнения, но я уверена, что она узнает, как их выдержать.
После того, как я написала заключение о наших сессиях, я попросила Лауру по-возможности написать короткие впечатления перед тем, как она прочтет мои. Я предупредила, что она может найти мое заключение тяжелым для переваривания, так как там вплетены совершенно не проговоренные суждения о ее ситуации, которые не были настолько искренними в сессиях. Письмо, которое я получила, я воспроизведу полностью.
Эмми, после долгих размышлений я решила описать свои «впечатления» о наших сессиях по пунктам, список ниже. По той причине, что я не смогла найти последовательную нить для того, чтобы написать рассказ, в котором все было бы сжато собрано.
1. Чувство себя.
Для меня стало яснее, чем когда-либо до этого, что я могла бы/не могу принять свое сходство с отцом, поэтому я реагирую как «подросток», противодействуя его частям: я злюсь на него, то есть становлюсь осуждающей, нечувствительной, жестокой, ограниченно думающей, злопамятной. Сейчас я слегка начинаю понимать позитивные и негативные черты, которые я разделяю с ним.
2. Прямота вашего подхода.
Изредка я чувствовала, что ваша прямота была для меня противостоянием, это было, когда вы сказали однажды «вы жестоки» или «вы безжалостны». Я почувствовала в этом типе замечаний, что я была отнесена к какой-то категории, осуждена. Это сделало меня очень злой!! Также, когда, говоря о моих отношениях с Полом, вы для эффекта произнесли слова: «Это очень маловероятно, что они могут срабатывать, так как это вторые отношения - мужчина был уже женат - это может быть только, если имеется компенсационный фактор для женщины», то есть мужчина должен быть очень богат или первые отношения являются исчерпанными и экс-партнер до сих пор не пытается разыскивать экс-мужа. Вы также сказали, что мой взгляд на Пола был идеалистическим и что я не могу надеяться на отношения, где его дети частично не попадут в нашу жизнь. Я говорила о попытках гарантировать нам отдельное время. Вы рассказывали мне, что это нереально и невозможно.
Снова я чувствовала большую злость, потому что я чувствовала, что вы сделали обобщения в первом замечании о компенсационных факторах, и во втором я чувствовала, что вы находитесь внутри интерпретации, неподтвержденной ситуацией, которая могла быть только вашим мнением. Я хотела знать, было ли это для меня хорошо, что вы сделали те замечания?
В конце концов, в наших последних сессиях я чувствовала, что вы злитесь, рассматривая возможность Пола переехать ко мне, и вы сказали: «Я не могу поверить, что вы настолько глупы. Вы тратите вашу жизнь зря». Это замечание действительно частично откликнулось во мне, но за короткое время, что мы работали вместе, у меня часто появлялось ощущение вашего мнения, основанного на очень ограниченном знании обо мне (вполне понятно), поэтому чувствовалось, что вы адресовались только одному аспекту моей личности.
Моя реальность продиктовала, что я прошла через «незавершенное дело». Пол в конце концов переехал ко мне, и затем я поняла, что это не дело, и я попросила его уйти. Сейчас он живет отдельно и у нас есть потенциал для будущего, с совместным обсуждением и проживанием отдельных жизненных миров, но без гарантий.
Я пишу это для того, чтобы объяснить, что я не верю в возможность предсказания последствий с большой уверенностью так, как, я слышала, делаете это вы. Я до сих пор не знаю, будем ли мы - Пол и я - в длительных отношениях, так как я все еще развиваюсь. Слушая ваши отклики, я получила новые перспективы в моей жизни, но, в конце концов, я не могу двигаться так быстро, как я часто чувствовала, вы меня понуждаете.
Я действительно чувствовала, что вы подгоняете меня быть больше собой и жить во весь мой потенциал, который, по моим ощущениям, очень усиливался, и этого я тоже хотела, но я также чувствовала, что вы как бы говорили, что это был простой вопрос размахивания хлыстом (силы воли?). Может быть и так, но также может быть, что я еще не готова сделать определенные шаги, что обусловлено моей внутренней путаницей, которая является такой очевидной для вас.
3. Теоретическая перспектива.
Иногда это ощущалось так, как если бы я была измерена в теоретической перспективе или убежденности, в которой не берется в расчет моя очень человеческая, реальная, экзистенциальная тревога, изменение и все, что теперь что-то значит для меня. Я чувствовала идеологию, которая была передана мне и, которую я нашла волнующей и взывающей и я о ней хотела бы знать больше, и которую я только становилась способной начать схватывать для понимания и быть в состоянии видеть как проявление в моем повседневном поведении. Я чувствовала, что была принуждена «расти» очень быстро.
4. Результат.
Умная задним числом, я теперь чувствую, я признаю «подростковое» поведение и начинаю думать о «росте». В этом письме я вижу, что вместо ожидания угрозы и осуждения я могу просто спрашивать и не соглашаться с тобой! Правда в том, что ты задевала оголенные нервы, но я часто не могла ответить сразу на сессии. Почему? Потому что я обращалась к совершенно другим терапевтическим отношениям и снова умная задним числом я чувствовала, что я «купилась», глядя на терапевта определенным образом, то есть как не задевающего так сильно, возможно сконцентрированного на пассивной поддержке меня.
Теперь я вижу, что мой собственный терапевт купился на мою потребность в зависимости и комфорте. Я вижу, что я увязла в эмоциях и чувствовала фрустрированность, так как не могла двинуться выше их, так как я чувствовала, что она будет возвращать меня к ним (гештальт). Я с ней чувствовала стойкую невозможность измениться.
Я вижу, что выше я рассказывала о вас и моем терапевте, как если бы вы «обращались со мной». Мой гнев является историческим и я использовала вас обоих также, как я использовала отца - для того, чтобы бороться против.
5. Ощущение себя.
Есть очень реальное чувство дезинтеграции махнувшей на себя личности, которая постоянно борется и протестует. Я хочу экзистенциально понять сотворенный мир, чувствую себя ничтожеством, которое прикасается и потом в страхе отступает обратно в исторические шаблоны. Мы не прикасались к этому - моему гневу на вас в течение наших сессий. Я верю, что так было потому, что я чувствовала, что вы подгоняете меня туда, куда я не хочу идти очень быстро. С другой стороны, наше время было ограничивающим фактором.
6. Однако, позитивно, через опыт, когда я просила Пола уйти, я почувствовала, что я восстановила чувство себя, которое было потеряно. В тот момент это стало очень болезненно определенным. Я намереваюсь положить конец сессиям с моим терапевтом, имевшим определенное пространство для меня и затем работать с экзистенциальным терапевтом. Я осознала уступчивость, которую, как вы говорили, вы видели во мне, в моем желании чрезмерно нравиться и я чувствую сейчас, как я сказала прежде, что я столкнулась с отсутствием ответа на вопрос, как реагировать в ситуациях, где бы я раньше подчинялась. Я начинаю обнаруживать «голос» и реальные границы, медленно.
Однако, я чувствую, что это является комбинацией суммирования от вас, моего терапевта и также, в конце концов, от меня. Я двигалась шагом, который чувствовала комфортным и постепенно становилась сильнее.
7. Я буду счастлива обсудить что-то из этого, если это будет уместным.
P. S.: Я осознаю, что мои сессии с вами являются значимыми для меня и я, несмотря на разбуженную ярость, грущу о потере места, где я так сильно сомневалась и воодушевлялась. Я также осознала желание продолжать работать с вами, если бы это было возможным. Или я хочу найти экзистенциального терапевта, который работает сходным образом. С наилучшими пожеланиями,
Лаура.
После того, как Лаура послала мне это письмо, она прочитала мое резюме сессий и пришла, чтобы обсудить все это со мной. Мы договорились, что это не терапевтическая сессия, а взаимная дискуссия, которую она не будет оплачивать. Она рассказала мне, что она была чрезвычайно успокоена, когда прочитала мои заметки; перед этим я предупредила ее, что они могут быть слегка обидными для нее и, когда она открыла мое письмо за несколько дней перед этим, она была напугана. Она нашла чтение заметок стимулирующим и была в определенной мере обрадована, так как многие из бывших деталей вернулись к ней. Она писала заметки для себя и перечитала те, которые писала для меня, и там было много сходства между нашими восприятиями того, что происходило.
Лаура сказала, что она особенно ценила, что мы были способны работать в сотрудничестве и также, что я была в своих записях человеком, способным критиковать себя. Я рассказала о периоде, когда я сильно на нее давила; ясно, что терапевты никогда не бывают свободными от злоупотребления силой. Мы обсудили другие возможные формы для злоупотребления терапевтом силой, особенно, когда клиента поощряют быть зависимым от терапевта и регрессировать. Я думаю, что у Лауры определенно есть стремление к терапии, которая была бы уступчивой и снисходительной к ней или отношениям в ее системе. Это было, задним числом, целью наших сессий. Она также недолго выглядела обеспокоенной тем, что неспособна говорить о том, что чувствовала мое давление, поэтому она реально сделала это. Она осознала свою способность получить комнату для себя. Я была удивлена связи между ее ощущением моего давления и тем, что она мне об этом рассказывала, и ее способностью сказать Полу, чтобы он нашел комнату для нее. Однако, я не хочу брать такой большой кредит для ее какого-либо прогресса. Мое влияние на нее было неизбежно ограничено только 10 сессиями.
Во время разговора я размышляла, что опыт работы с ней продемонстрировал мне, как легко бывает недооценить реальную позицию клиента, которая, фактически, выглядит такой незначительной. Я сказала, что это мне подтвердило, как важно не иметь иллюзий, что терапевт делает работу за клиента.
Лаура сказала, что это верно и она согласна с тем, что я ей однажды сказала, а именно, что работа, действительно, должна быть в жизни, а не в терапии. Она сказала, что она остро ощутила, что в терапии она только может сортировать свои конфликты с отцом и уклоняться от столкновения с ним. Теперь она понимает, что работают через то, что делается в мире, а не в терапии.
Она сказала, что пришла к заключению, что нет смысла вновь использовать терапию, повторяя старые травмы и фрустрации. Она сказала, что это похоже на отрывание болячек с ран, которые нужно было позволить лечить. Она поняла, что сейчас она, например, может быть сознательно на расстоянии многих миль от Пола для своей безопасности, но это будет непродуктивно и негативно. Она хочет пользоваться своей энергией положительно и конструктивно и она чувствует, что она теперь способна делать так.
Наше обсуждение было открытым и спокойным, и Лаура выглядела уравновешенной и счастливой. Она сказала, что в этот момент она находится в состоянии неуверенности. Это состояние требует сказать «Я не знаю», это положение, когда покидаешь комнату для новых возможностей в будущем. Новая ситуация заключается в том, что Пол живет отдельно от нее. Она сказала, что она открыла, что хотя ты думаешь, что ты хочешь получить вещь, ты хочешь ее удержать накрепко, но ты понимаешь, что тебе необходимо отпустить ее для того, чтобы получить.
Затем мы перечитали мои записи, содержащие множество деталей. Лаура была такой жизнерадостной, что я думала, что она сможет встретиться со множеством честно жестких суждений о себе. Она предложила много маленьких поправок для улучшения отчета. Было несколько фактических ошибок, появившихся их моего возмутительно ошибочного убеждения, что она подростком была исключена из школы. Она просила меня сделать несколько небольших изменений ради человеческого тщеславия и здоровья будущих отношений. Была также пара мест, где ей тяжело было выносить мою версию событий. Мы говорили об этом и достигли соглашения, которое отдает должное моему взгляду и ее продолжающейся трудности встречаться с определенными аспектами ее опыта. Лаура охотно одобрила отчет, так как в то же время ясно определяла границы своей готовности сомневаться во лжи.
По моему впечатлению, мы сделали больше работы в результате писания отчета о нашем совместном опыте, чем было сделано в самих сессиях. Чтение мнения терапевта о том, что произошло, не только сильно поддерживало отражение клиента, но это было в равной степени тяжелое и бросающее вызов занятие для терапевта. Довольно трудно быть достаточно дисциплинированным и записывать в деталях все впечатления и реагировать честно на все интервенции. Но намного труднее встречаться с собственным клиентом и открыто обсуждать работу таким образом. Я нахожу это чрезвычайно отрезвляющим опытом, который не оставляет возможности представлять свою работу сквозь искажающие линзы идеализации своего подхода, но больше приспосабливать его к реальности клиента. Нужно найти способ, с помощью которого я могла бы быть несговорчивой с клиентом и получить в обмен такую же несговорчивость с его стороны, чтобы возникло что-то близкое к правдивым и честным записям, которые были необходимым и вознаграждающим занятием.
Мне совершенно ясно теперь, что экзистенциальная работа действительно является процессом честности и искренности. Она позволяет каждому бросить вызов жизни. Она о движении психотерапии от изолированных и романтизированных трансферных отношений призывает к участию, в котором взаимность будет использована для сосредоточения настолько четко, насколько это возможно на конкретных переживаниях клиентом реальности. Эта реальность включает и отношения клиента к терапевту, но это одна из множества их граней. Терапевт будет хорош, если возьмет много больше скромной позиции в работе. Быть слугой клиента - значит работать в направлении большего обладания клиентом реальностью. Когда реальность встречена таким образом, то результатом такого опыта бывает обоюдное открытие новых горизонтов.
E. van Deurzen-Smith. Everyday Mysteries: Existential Dimension
in Psychotherapy. London; Routledge, 1997. Пер. Ю.
Абакумова-Кочюнене, 2001
Опубликовано в журнале «Экзистенциальная традиция: философия,
психология, психотерапия», №2-3, 2003.