Если Альбер Камю осознал как экзистенциальный сюжет миф о Сизифе, то нам представляется вполне экзистенциальным сюжетом русская сказка «Колобок», трактовку которой мы приводим.
Характерно рождение Колобка - как бы из ничего, «из грязи». Дед говорит старухе: - Поди-ка, старуха, по коробу поскреби, по сусеку помети, не наскребешь ли муки на колобок. Бог ведь тоже сотворил человека «из праха земного», из ничего. Ни-что - подлинное место рождения человека, и стремление возвратиться к своему изначальному состоянию есть «удел человеческий».
Старуха изловчилась, испекла Колобок, положила его «на окошко студить». Колобка хотят съесть, не подозревая, что в нем - каким чудом? - произошла тайна рождения жизни, бытия.
Характерна та легкость, с которой Колобок покидает «отчий
дом»:
«Колобок полежал, полежал, взял да и покатился - с окна на лавку,
с лавки на пол, по полу к двери, прыг через порог - да в сени, из
сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и
дальше». Полежал-полежал, взял да и покатился… В этом «взял да и»
- вся соль бытия субъекта, которого волнение захватывает целиком
и побуждает к движению.
Если Колобка хотят съесть в отчем доме, что уж говорить о встречных-поперечных? Опять характерно, что Колобок заговаривает зубы зайцу, серому волку и косолапому медведю (здесь явная градация силы зверей) тем, что «поет песню», то есть способом «непрямого говорения» (М. Бахтин) - языком искусства:
Я Колобок, Колобок,
Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел.
От тебя, зайца (волка, медведя) подавно уйду!
Как понимать слова песенки Колобка?
Я Колобок, Колобок -
есть утверждение себя как субъекта. Адекватной формой
самоопределения как субъекта является лишь называние себя, своего
имени. Перечисление характеристик Колобка как вещи (по коробу
скребен, по сусеку метен etc.) есть трагическая ирония Колобка,
демонстрирующая нелепость любого называния. В этом смысле
аналогичную структуру имеет стихотворение современного поэта
Владимира Друка «Автоэпитафия»:
Здесь лежит:
владимир друк,
поэт-песенник,
массовик-затейник,
врач-стоматолог,
педагог-организатор,
художник-авангардист,
шеф-повар,
герой-любовник etc.
Но все же очевидна и разница: «Я Колобок, Колобок» (горделивое самоутверждение) и «здесь лежит // Владимир друк» (вообще непонятно, о субъекте или объекте идет речь. Колобок ведь тоже, как мы помним, сначала «полежал-полежал». Лежать может и вещь, и живое существо). Кроме того, Колобок в конце своей песенки бросает противникам:
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел.
(«Дедушка» и «бабушка» для Колобка
суть демиурги, И уйти от них - предел экзистенциальной силы
Колобка).
От тебя… подавно уйду
Стихотворение же Друка
засасывает «дурная бесконечность»:
номинациям, этикеткам нет предела.
Это весьма символично: Колобок (непонятно что, возникшее из грязи), тем не менее, находит силы для самоутверждения, для утверждения бытия (бытия как движения, как ухода), наконец, для самоутверждения бытия.
Человек же, самое живое из всех живых существ на Земле, очевидно, мыслит себя как вещь и уж вполне очевидно, что не находит сил для экзистенцирования. Таково трагическое противопоставление, и роль человека в нем далеко не благородная. В конце XX века оказалось, что прогресс человечества есть его регресс, когда с каждым мигом бытия, которое, по идее, должно обновлять, человек теряет силы для экзистен-цирования. И в этом смысле разговоры о «конце история», «конце культуры» приобретают самую трагическую определенность.
Но обратимся вновь к сказке. В высшей степени характерен ответ Колобка на вопрос Лисы:
- Куда катишься? (Quo vadis?)
- Качусь по дорожке.
Колобок не знает, куда он катится. Более того - не хочет знать. Колобок - цельное существо, он живет, пока в нем есть жизнь, движется, пока есть дорога, не задаваясь глупейшими вопросами ratio, которому все надо свести к определенности.
Несомненно, Лиса в этой сказке играет роль самого человека. В отличие от других зверей, она гораздо хитрей. Сначала задает Колобку провокационный вопрос, который - осмелимся предположить -лишает Колобка гносеологической невинности, заставляя его отвечать (а значит - думать), затем - цельности (ибо думать означает сомневаться, а сомнение предполагает раздвоение. Между прочим, это заложено в самой этимологии слова: сомнение, то есть мнение и еще одно присущее ему мнение. Этимология двойственности - и в немецком der Zweifel - «сомнение»: zwei - «два»).
Несомненно, Колобок очеловечивается и в результате попадает в западню Лисы.
- Ах, песенка хороша, да только слышу я плохо, - говорит Лиса. - Колобок, Колобок, сядь ко мне на носок да спой еще разок, погромче.
Смеем думать, что даже не грубая лесть Лисы сослужила плохую службу Колобку. Смеем думать, что Колобку изменила присущая ему осторожность в виду шанса спеть «погромче». Видимо, в этом учуял Колобок возможность для усиления своего чувства могущества, которое раньше, как мы помним, усиливалось благодаря экзистенциро-ванию. Колобок забыл, что песня, которую он пел, важна не сама по себе, но лишь как средство ухода от опасности, а значит - усиления чувства могущества, а значит - бытия. Искусство для Колобка стало целью, а не средством. Искусство сгубило Колобка. Печальный финал этой истории банален, как заурядный детектив.
Лиса опять ему:
- Колобок, Колобок, сядь ко мне на язычок да пропой в последний разок.
Колобок прыг Лисе на язык, а Лиса его - гам! - и съела.
Искусство сгубило Колобка. Нет с нами больше нашего Колобка. Мировая скорбь…
Человек человеку все-таки волк. В нашей природе заложено стремление убить другого для продолжения собственной жизни. Развитие человека ничуть не преуменьшило силы этого инстинкта, оно лишь направило его к другое русло. Это русло - созидание культуры. В ее рамках происходит лишь символическое убийство человека человеком (когда мы мыслим человека, как вещь, мы «убиваем» его).
Но искусство искусственно, потому что оно неестественно. Культура культурна, потому что она - не бытийна.
Когда искусство, культура становятся целью, но не средством существования, они ставят под вопрос само существование.
Поэтому «замыкание искусства в себе», которое в лучших своих образцах демонстрирует культура XX века, есть тревожный знак. Очевидно, что человек устал жить.
Что спасет его? Очередной прорыв. В этом прорыве должна быть преодолена очередная двойственность сверхактуальной оппозиции «вещь-живое». Новый синтез, новая целостность дадут человеку шанс. Потому что после Колобка - это не сказано в сказке - Лисе (Человеку) некого есть, кроме самой себя. Она - крайняя в онтологической цепочке.
Целостность Колобка - вот что нам нужно сегодня.
1997 г.