<< Назад к
Оглавлению Анна Наталия Малаховская. Отрывок из первой части
книги «Апология на краю: прикладная мифология»
Софи решила принять это царство смерти как плату за возможность осуществить свою волю. Да, она поступила по своей воле, а не по воле гитлеролюбов и прихлебателей, и она стала в этот момент «не как все». Она безопасность своей жизни обменяла на свободу быть, потому что все или почти все прочие вокруг неё согласились не быть или (что относится к подавляющему большинству) находить вкус бытия в разгуле своего внутреннего Кащея («наконец-то разрешили поубивать!»).
Для нас интереснее всего было бы узнать, что она распознала в царстве смерти. Ведь она вышла из понятного нам царства наземного бытия, где речь шла о возмущении того нутра, которого у большинства её соотечественников, очевидно, не оказалось, и очутилась перед лицом Богини смерти и мудрости. Тут-то она и могла бы получить в подарок от неё необходимую мудрость, но оттуда уже не может передать её нам. Поэтому всё, что нам остаётся, это рассмотреть и как следует уразуметь наземные, прижизненные нити её решения: да, из царства Кащея вырваться можно, да, возможно и самому не плыть по предназначенному им течению и даже воду ему не подносить. Однако цена за это - то самое, что есть у всех нас - наша единственная и неповторимая жизнь. И кому этой жизни не жалко уже стало, потому что Кащей и его друзья-сотоварищи выели её середину, её сердцевину, её нутро, тому вроде бы и раздумывать нечего.
Но жизнь Софи Шолль (в отличие от жизни многих из нас) была настоящей жизнью - да, именно тогда, когда она жила на земле. Читая её дневники, хочется воскликнуть: так глубоко и полно чувствовать сладость жизни и благодать - нет, мало кому удавалось. У неё была счастливая любовь, ей удалось переубедить своего друга, того самого, в письма которому на фронт мы с вами уже заглядывали. Её друг перешёл на сторону подпольщиков и даже помог им купить копировальный аппарат для размножения листовок.
Но на наземном уровне её жертва оказалась вполне напрасной: своим вырванным сердцем она никакие дебри никому не осветила. Она хотела растолкать спящую совесть своих однокурсников, но у них вообще никакой совести не оказалось, если на весь университет нашлось всего две девушки, которых не обрадовала эта казнь. На этом уровне ей не удалось ничего другого, кроме как продемонстрировать свою независимость, пережить свою свободу поступить по своей воле и в перспективе показать, что не все немцы были сволочами и прихлебателями (то представление, от которого трудно отделаться, когда смотришь военную кинохронику). Только благодаря ей самой и горстке таких же сопротивлявшихся, как она, мы можем поверить в то, что ощущение того, что правильно и что неправильно, от национальности действительно не зависит, как она писала в своём дневнике («Хотя я не много разбираюсь в политике и не имею честолюбия это делать, всё-таки у меня есть чувство, что правильно и что неправильно, ведь это не имеет отношения ни к политике, ни к национальности»98). Может быть, она таким образом действительно спасла честь Германии. Стоило ли ради этого отдавать свою жизнь?
Вот здесь и мы - на пороге, потому что только из царства смерти оказалось возможным вытащить это яйцо освобождения от Кащея и его помощников. Если уже ничего больше не помогает, всё-таки есть возможность самой в Кащея не превратиться, не стать надсмотрщицей в концлагере и подпевалой на партсобраниях, а стать вдруг свободной птицей - вывернуться из его дурнопахнущих объятий и крикнуть на весь мир:
- Нет, Кащей, весь мир тебе покорен не будет, пока найдётся хоть один человек, который не согласится пойти у тебя на поводу!
-
98 см.ссылку 91.