<< Назад к
Оглавлению Анна Наталия Малаховская. Отрывок из первой части
книги «Апология на краю: прикладная мифология»
Для того, чтобы окончательно понять, в чём тут дело, можно попробовать воспользоваться по очереди тремя подходами.
Если мы во главу угла поставим сообщение о том, что «другое её (утки) сердце - это сердце Нярава сейси» (=бессмертного), то выходит, что в нашем (русском) сказочном сообщении иглой было заполнено сердце Кащея. Если мы согласимся с предположением, что (железная или стальная) игла может быть символом железного кулака, которым хвастался бисмарк, то мы выходим на тот скотский подход, о котором писала в 1942 году своему другу Софи Шолль:
«И если они верят в победу власти («an den Sieg der Macht») - писала она своему другу Хартнагелю на фронт, в Россию, где ему приходилось спорить со своими однополчанами - гитлеровскими офицерами, - так спроси их, считают ли они, что человек вполне равен зверю, или что он кроме того дорастает до области Духа (принимает участие в мире Духа)…. И ещё спроси их, не является ли победа плоти и жестокого насилия в мире Духа позором, не считаются ли в нём действенными другие законы, чем в мире плоти, и не больше ли значит, не больше ли силы имеет в том мире Духа больной изобретатель, поэт или философ, чем небогатый мозговыми способностями атлет (атлет с бедным мозгом)… Да, мы тоже верим в победу более сильного, но более сильного духом… Господство жестокого насилия всегда будет означать гибель духа - или по меньшей мере его уход в область невидимого - хотят ли они этого, те, кто спорят с тобой?»91
Этот «позор в мире Духа» - эта мысль ещё слишком высоко забирается. Ни о каком Духе тут речи быть не может, разве что о том, коим несёт от скота. Этот подход не учитывает того, что, как уже говорилось в главе «другая сила», даже и бутылку с вином никто (в том числе и сам бисмарк) не станет открывать никаким подобием железного кулака, а поищет более хитроумного способа вроде штопора. Этот более хитроумный подход для решения международных конфликтов предлагает в своей книге («Хуже войны») Гольдхаген92.
Но это - только один из способов разгадки этой ступени ребуса. А второй, хотя и близкий:
Если мы поверим, что яйцо это и есть символ сердца, пусть даже сердца такого бесчувственного господина, как Кащей, то само собой напрашивается воспоминание о сердце, проткнутом стрелой: вполне употребляемый символ, даже и до сих пор. Предположим, что яйцо с иглой внутри соответствует этому довольно опошлившемуся представлению, идущему, кстати, из мифологии, о том, что Купидон простреливает сердце влюбившегося человека. Надо согласиться, что стрела больше похожа на иглу, чем кулак, даже и железный.
Этот способ кажется более релевантным, если мы вспомним, что та же самая цепочка избавления используется в другой сказке с противоположным значением. Я имею в виду русскую сказку «Царь-Девица», на расшифровку которой знаменитый американский писатель Роберт Блай потратил целую книгу93. В этой сказке тот же самый ребус (на дубу сундук, в сундуке заяц, в зайце утка и в утке - яйцо) нужно разгадать не для того, чтобы найти смерть Кащея, а для того, чтобы вернуть утраченную любовь Царь-Девицы (молодой Богини). И яйцо в этой сказке никакой иглы в себе не имеет, оно - именно такое, каким яйцам быть и полагается, с золотой серединкой, и поэтому из него удалось спечь «пышечку» - как только Царь-Девица эту пышечку съела, как тут же к ней любовь к Ивану царевичу и вернулась.
По сути конец этой сказки не отличается от конца сказки «Царевна-лягушка», где герой, проделав все указанные манипуляции со всеми компонентами смерти Кащея, в конце концов раздавил яйцо и сломал иглу. И в той, и в другой сказке любовь возвращается (в сказке про царевну лягушку Василиса Премудрая выбегает навстречу герою, в сказке про Царь Девицу в сердце Богини возвращается любовь к Ивану). Любовь возвращается благодаря тому, что удалось разгадать представленный в обоих сюжетах ребус.
Вот уж, что правда, то правда: оставаясь на уровне «бедномозгового атлета» (если употребить выражение Софи Шолль), такой ребус не разгадаешь!
Однако в сказке про Царь-девицу ребус отличается своим последним звеном: хотя в ней речь именно об эротической любви, но никакой иглы, протыкающей то ли сердце, то ли яйцо, не видно, её попросту нет, иначе из яйца не удалось бы спечь вкусную закуску («пышечку»).
Для расшифровки такая раскладка - просто находка: ведь мы можем проверить, что получилось бы, сумей мы отсечь от ребуса его последнее звено (иглу). Это может помочь нам угадать, что же на самом деле представляет собой игла.
Итак: до того, как яйцо было испорчено иглой, оно имело самое непосредственное отношение к сердцу Богини: её сердце воскресло, оно смогло простить то оскорбление, которое нанёс ей незадачливый герой - после того, как она проглотила яйцо.
Уж не причастие ли это?
Элементы совсем простого, очевидного причастия мы видели в сказке «Гуси-лебеди», и более завуалированного - в сказке «Финист - ясный сокол» (во время повествования одна только Иоханна (студентка зальцбургского университета) разглядела, что каменный хлеб похож на хостию).
Если мы обратимся к предположению о том, что яйцо - это причастие, то и вся цепочка избавления предстанет в ином виде: дуб - это ещё не изменённая, не изнасилованная система ценностей, сундук - нормальное воспитание уникальной личности, а не объекта престижа, но и такой личности не справиться с жизнью без прохождение через испытания обряда инициации - и без перерождения. Утка и яйцо - это в таком случае жизнеприносящие символы, утверждающие возможность выхода из самой безвыходной ситуации (даже если из-за происков твоих врагов ты лишился божественной любви, не всё потеряно: ищи дерево жизни, у которого ещё ни одна ветвь не испоганена и которое растёт из нерасщеплённой земли).
Пока перед нами два варианта разгадки того, символом чего может являться яйцо: либо оно - та плодородная сила, что воскрешает сердце Богини, либо оно сердце Кащея. В первом случае (пока оно ещё не завоёвано внутренним недобрым существом, творением «некоего демона») оно съедобно и творит чудеса своей жизнетворной силой, а во втором случае (вероятно, спустя столетия) вся плодородная сила из него вышла, может быть, вытекла, его суть завоевала недобрая игла, с которой уже ничего не поделаешь: её надо ломать, и не кому-нибудь другому.
На эту иглу у нас уже нет ни одного помощника. Если все предыдущие звенья этой цепи парные (на дуба с сундуком идёт медведь, на зайца - заяц, на утку - селезень, на яйцо - щука (или выдра в Ирландии), то как только речь доходит до иглы, мы оказываемся с нею один на один: каждый из нас по отдельности.
Именно так: по отдельности. Каждый - со своей иглой. Стадом иглу не сломаешь, стадом можно, как раз наоборот, сотворить некий (не железный, так атомный или водородный) кулак.
Из сравнения этих двух вариантов сказочного ребуса и его разгадки становится ясным, что в игле-то всё и дело. Без иглы все остальные этапы избавления могли бы служить символами истинной, не подменённой жизни.
Не сломав иглу, любовь Богини не вернёшь!
-
91 Софи Шолль, 28.Oktober 1942,S.274f.
92 Гольдхаген. Глава 11, «Что мы можем поделать -
необходимость анти-уничтожительного дискурса». с.
547-636.
93 Robert Bly and Marion Woodman, The Maiden King, The
Reunion of Masculine and feminine, henry holt and company, New
York,1998. "The Metaphor of the oak, The Metaphor of the
coffer, The Metaphor of the hare, The Metaphor of the duck, The
Metaphor of the egg, Ingesting the egg: S.109-114.