<< Назад к
Оглавлению Анна Наталия Малаховская. Отрывок из первой части
книги «Апология на краю: прикладная мифология»
То, что в съехавшей набекрень системе ценностей происходит с милосердием, можно считать донельзя «эксплицитным» - то есть не просто ярким, а вопиющим примером.
А именно: в сказках, как мы заметили, милосердие пропагандируется в первую очередь по отношению к животным: для мужчин - к лесным зверям, для женщин - к домашним. Впрочем, в ирландских сказках происходит то же самое отождествление домашних животных с людьми (предками), как и в русских, и не только для девушек, но и для юношей (помните, как кошечка сказала ирландской Золушке «знаешь, кто я такая? Я - твоя мать», а овца глуповатому (опрометчивому) юноше «я и есть твоя бабушка»?)53.
Итак, условием помощи тотемных животных была милость человека по отношению к ним, та, что человек давал или предоставлял им как бы заранее, авансом. Выражение «Не ешь меня, а будем-ка мы братьями» произошло, по мнению Вл.Проппа, от более древней формулы «не ешь меня, ведь мы - братья» и в свою очередь переплавилось в «не ешь меня, я тебе ещё пригожусь»54 (чтоб объяснить, что к чему, совсем уже отдалившемуся от понимания ценности дружбы с предками человеку). Интересно, как мало отличается от этого условия то, что произносят замечательные (обладающие не только именами, но и фамилиями!) животные в ирландской сказке: не просьба пощадить, а просьба дать немного еды (корочку от хлеба и косточку) - вот и всё их требование! И за это, такое небольшое, одолжение, они предлагают ирландскому герою незаменимую помощь в борьбе с тамошним Кащеем (не забудем, что в той сказке бессмертный мерзавец тем и вызывает возмущение этих животных, что до самой крайней крайности скуп)55.
А вопиющий этот пример потому, что совсем ещё не так давно в центре Европы подросткам было предложено противоположное требование: не просто не щадить «чужих» (случайно в лесу встреченных) животных, а убивать тех нежных зайчиков - кроликов, которых подросток сам вырастил, к которым он привязался всей душой, всем сердцем (помните, как в ненецком мифе сказано: «не имеющий сердца человек ведь не умрёт»?). Убивая такого нежного и беззащитного, доверчивого зверька, подросток убивал и всё нежное и беззащитное, всё доверчивое, что хранилось ещё в нём самом - после дрессировки в (чуть не сказалось - в пионерских) - лагерях. Лагеря назывались не пионерскими, это были лагеря не для сталинской, а для гитлеровской молодёжи - «Hitlerjugendlager» - здорово звучит, да?
Каким же образом это могло произойти, что в тех же самых странах, где детям с младенчества рассказывают о том, какие великие блага несёт в себе милосердие по отношению к первому встречному зверю, милосердие могло превратиться в свою откровенную противоположность?
Ну, во-первых, я не зря выбрала наши русские и впридачу ирландские сказки - и из тех, и из других так и торчат наружу те корни древнейшей религии, которую я предпочитаю называть (чтоб не было никаких разногласий) до-патриархальной. В сказках других (более затуманенных патриархатом) народов такого рода корни до такой степени откровенно наружу не показываются. Видимо, это и послужило для бисмарка, для того теоретика и проповедника жестокости, речь о котором пойдёт ниже, одной из причин с презрением отнести именно славян и кельтов к «женственным» нациям, которых «тевтонцам» не только допустимо, но и положено либо порабощать, либо - уничтожать.
Но и на этой ступени уничтожения милосердия человечество не остановилось. О борьбе с милосердием, коренящимся в душах детей, которое проводили солдаты пол пота в Камбодже, повествует один из тех, кто сам пережил это «перевоспитание», такими словами, которые на страницах этой книги полностью привести невозможно.
Итак: как в корне задушить поднимающуюся в нормальном ребёнке жалость к тому, кого по некоторым причинам «положено» убить?
«Когда я это увидел, от ужаса у меня почернело перед глазами (я ослеп). Я чувствовал себя так, словно бы они меня так избивали, как они избивали пленного» (на этом месте придётся пропустить несколько строк слишком отвратительных описаний - Н.М.).
«Ангка спокойным голосом, как ни в чём не бывало, сказал нам по микрофону: «Мальчики и девочки, вы видели это своими глазами. Если кто-то из вас почувствует жалость или симпатию к врагу, который сейчас умер, он будет наказан точно так же, как (этот враг)»56.
В этом сообщении описывается нападение на саму возможность возникновения жалости. Гольдхаген называет это жестокостью по Цимбардо, «этот вид жестокости идёт от желания преступников блокировать возможность сопротивления, которого невозможно было бы ожидать от этих полностью запуганных детей». Но к «цимбардовской» жестокости в этом случае, по словам Гольдхагена, прибавляется и жестокость по Макиавели: то есть стремление блокировать поднимающуюся жалость, чтоб достичь политических целей57.
-
53 Irische Volksmärchen, Bechtermünz Verlag, Lizensausgabe
für Weltbild Verlag GmbH, Augsburg 1998.S.95,118-119. В
дальнейшем - «Ирландские сказки».
54 Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: ЛГУ,
1986, с. 154
55 В Ирландии это уже не просто безымянные медведь, заяц,
селезень и щука, как у нас, у них есть не только имена (сокол,
лиса и выдра), но и фамилии! Эти «фамилии» служат как бы
помогающим сигналом в тот момент, когда герою приходится звать их
на помощь («Маленький сокол серого леса», «Выдра бесконечных
бурь», «Лиса прекрасных скал»): «Ирландские сказки».
S.316-317.
56 Roeun Sam, «Living in the Darkness» in "Children of
Cambodia's Killing Fields, s.76f.
57 Daniel Jonah Goldhagen, Schlimmer als Krieg, S.
476.