<< Назад к
Оглавлению Анна Наталия Малаховская. Отрывок из первой части
книги «Апология на краю: прикладная мифология»
Как продемонстрировал Пушкин в своей маленькой трагедии «Скурой рыцарь», из аскетизма вырастает не только жадность, но и скупость. А жадность и скупость - это не одно и то же. Скупость - это не просто желание всё заграбастать своими загребущими руками. Поэтому присмотримся к ней повнимательней: так, как её в этом произведении описывает Пушкин. Итак, скупец. Деньги он не просто любит: он преклоняется перед ними, обожествляет их: свои сундуки он называет «священными сосудами», а деньги, которые всыпает в сундуки, прямо сравнивает с «богами»:
«Усните здесь сном силы и покоя,
Как боги спят в глубоких небесах…»47
Однако самого себя он ставит выше собственного самодельного «бога», не давая даже такому «богу» вырваться на присущую ему свободу, т. е. свободу беспрепятственно перетекать от одного к другому. Вся его «любовь» в закрепощении «любимого» и состоит. Заполучив в свои руки богатство, которое могло бы стать средством добиться власти, построить дворцы и т. п.48, скупец не хочет тратить его: он превращает тем самым свою (магическую) силу в самоцель и отрывает средство от предназначенной ему цели - быть потраченным ради приобретения некоего блага.
Больше всего на свете скупец боится того, что добытое ценой «горьких воздержаний» богатство пойдет обычным путём всякого богатства в мире: станет тратиться, убывая в том, что касается его потенциальной энергии и прибывая с точки зрения осуществления.
По сути своей накопленное богатство - это сосредоточенная в знаках оплаты энергия людей, и несчастной вдовы, и разбойника, которому пришлось украсть деньги ради того, чтобы отнести их скупцу. Отнимая эти деньги у людей, скупец совершает преступление против милосердия и против собственной совести. Но пряча эти деньги, не давая им растрачиваться, он совершает вторичное и чуть ли не страшнейшее преступление: энергию людей, раз украденную, он теперь замуровывает в своем подвале, не дает ей вырваться наружу. Таким образом, он в самом себе производит закупорку вечного течения и круговорота человеческих сил. Дойдя до него, эти силы гибнут дважды: эта энергия гибнет и для вдовы, чьи дети теперь будут голодать, поскольку скупец отнял у них деньги. Но она гибнет и сама по себе: для любого другого осуществления, превращения во что бы то ни было она теперь не годится. Круговорот превращения энергии в деньги и денег в энергию прерван на том месте, где скупец воздвигнул свои сундуки, чтобы «платонически» наслаждаться потенциальной силой, заключённой в немом средстве оплаты. Таким образом он самое средство превращает в цель; в этом-то и заключается его демонизм, (недаром он говорит о себе «как некий демон Отселе править миром я могу»49).
Демонизм скупца в том, что он противопоставлен не только отдельным ипостасям богини (любви и смерти), но и самому устройству мира, самому природному предназначению, состоящему в том, что силы перетекают от одного к другому и тем самым оживляют и оплодотворяют весь мир.
Скупец надеется, что, задержав при себе эту непотраченную энергию, он сможет сохранить её в некоем «бессмертном» состоянии. Но он ошибается: как только сок жизни перестаёт течь, он умирает. Замурованная энергия - это энергия мёртвая. «Бессмертие» - это единственный вид смерти, не способный превратиться в жизнь.
А его слова «Отселе править миром я могу» прямо указывают на то, кто он такой на самом деле: он и есть тот самый, который власть (такую, какою он её себе представляет) поставил на место любви.
-
47 А.С.Пушкин, Маленькие трагедии, М.: Дет.лит.,1977.
с.22
48 там же, с.19.
49 там же.