ENG
         
hpsy.ru/

../../О тленном и нетленном в предмете психологии

Мир, в котором живет человек, вечен, бесконечен и тождественен самому себе. Сколько раз ни входи в «реку», о которой писал Гераклит, она все таки была, есть и всегда будет именно «рекой». В то же время мир пребывает в постоянном изменении, становлении, обновлении, развитии. Человек как часть этого мира, причастная к его изменениям, также не остается неизменным. Психика, взятая в единстве ее динамической и содержательной сторон, с течением истории становится все более сложной системой, все более способной на уровне сознательно действующего Я не только отражать имеющееся в мире, но и созидать новые миры. Психологическая наука, стремящаяся проникнуть в тайны психики, открыть законы ее самодвижения, также не стоит на месте. В связи со всем этим возникает вопрос о том, подвержен ли изменениям предмет психологической науки?
Здесь, на наш взгляд, может быть как минимум две точки зрения. Попытаемся в них разобраться.

1. «Сколько психологов - столько предметов психологии».
Когда наука проходит через определенные «кризисные» этапы своего роста, отмечал Ф.В.Бассин, видоизменение «предмета» науки может быть неожиданным и радикальным. При этом важно учесть и принципиальное требование, которому должно удовлетворять искомое определение этого «предмета». «Это должно быть определение не»универсальное«, годное»на все времена«, а проникнутое духом историзма, учитывающее своеобразие нашего времени, своеобразие общей проблемной ситуации, в рамках которой преимущественно развертываются психологические исследования…, своеобразие кардинальных задач, выдвигаемых этой ситуацией, ее возможностей и перспектив ее дальнейшего развития» [1, c.102].

Приоритет социального над индивидуальным долгое время определял общую установку отечественной психологической науки на разработку теоретических и экспериментальных проектов «о-существления» человека, т.е. наполнения его определенного рода сущностью, которая изначально, согласно марксизму, пребывает в пространстве общественных отношений. Потому, предметный интерес советской психологии фиксировался преимущественно на закономерностях и механизмах формирования психики и сознания. Не случайно большую популярность в мире обрели разработки в области психологии интеориоризации, психологии обучения и воспитания. Нельзя не вспомнить как в семидесятые годы прошлого столетия научный мир поражался экспериментам по формированию психики у слепоглухонемых детей. Иными словами, марксистское представление о необходимости и возможности «не только объяснять, но и изменять» внутренний мир человека, во многом определило предметный взгляд на психическое как то, что общество должно целенаправленно «производить» и «изменять» согласно нужным ему образцам. Это, конечно, не означало полного отрицания какой-то самостоятельности и самодостаточности душевно-духовного мира человека. Просто этот мир должен был вписываться в заданный сущностно-смысловой (идеологический) конструкт, полагающий в качестве доминирующего отношение подчинения индивидуального социальному вплоть до самопожертвования, как это красочно и масштабно изобразил в своей «философско-поэтической фантасмагории» известный советский философ Э.В.Ильенков [2].

Сегодня формула жизни выстраивается иначе, как бы вопреки предыдущей. Отныне у нас никто уже не собирается формировать «новую общность», никто не спешит «отдавать жизнь за светлое будущее». Куда-то в прошлое уходит «один за всех и все за одного» ибо каждый должен отвечать за себя и думать как жить «здесь и теперь», а не «там и тогда». Понятно, что в таких условиях более привлекательной становится не марксистская, а скорее позитивистская установка, отрицающая необходимость поиска сущностных определений природы психического, открывающая путь прагматическому подходу к исследованию психического мира человека и к определению предмета психологии с позиций нужности психического, с точки зрения полезности и бесполезности, продуктивности и непродуктивност тех или иных форм психической активности.

В результате, с одной стороны, наблюдается как бы общее оздоровление науки. Из нее уходят догмы, отжившие свой век стереотипы, снимаются ограничения «на исповедование» тех или иных учений, на использование различных технологий. Кстати, на одних и тех же спецсоветах успешно защищаются диссертации, выполненные как в духе «материалистической», так и «идеалистической» традиций.

С другой стороны, прагматический подход, сводящий истинное к полезному, тем самым как бы снижает самостоятельное значение собственно или чисто научных, в частности, теоретико-методологических исследований, не приветствует, мягко говоря, философствование, теоретизирование, всякого рода абстрактные рассуждения, которые не дают быстрого и ощутимого практического эффекта. Наверняка это касается и проблемы предмета психологии.

Так, может складываться впечатление, что для «нашей» прагматически ориентированной психологии в сущности не так важно, что полагается ее предметом, - психика, душа или дух, а также, что именно стоит за этими категориями (например, психика как образ или как знак). Приемлемым будет то определение, которое в конкретном случае окажется более нужным, полезным и выгодным исследователю в зависимости от складывающихся обстоятельств *. Потому, исходя из прагматических соображений, трудно что-то возразить по поводу неоднозначности и изменчивости предмета психологии. Разве что присоединиться к тому, что говорит о «прагматических смыслах общей психологии» Б.С.Братусь [3].

Однако, как известно, практике не нужна наука в роли служанки, выполняющей ее заказы и приказы. Лишь в свободном противостоянии первой последняя способна на открытия, которые действительно могут обрести практическое значение. Ведь открыть нечто - означает постичь истинную природу вещей, что и определяет изначальную относительность и, возможно, если прислушаться к К.Г.Юнгу, - ограниченность прагматической установки. «…Прагматизм не может быть ни чем иным, - отмечал К.Г.Юнг, - как переходной установкой, которая должна приготовить путь для творческого акта посредством устранения предрассудков» [4, c. 390].

В жизни современного украинского общества обнаруживаются и другие духовно-психологические сдвиги, которые оказывают влияние на представления о предмете психологии. Так, всякая и тем более качественная трансформация общественного организма заостряет у индивида переживание конечности бытия, опасности неожиданного или (и) преждевременного финала жизненной драмы, а следовательно, дает пищу «екзистенциальному» интересу - как практическому, так и научному. Под экзистенциальным понимают состояние души, оказавшейся один на один с миром и могущей рассчитывать только на себя. Это умонастроение и переживание человека, утратившего веру в разумность истории, не могущего более полагаться на поддержку провидения, а ныне даже на поддержку партии, «олицетворяющей ум, честь и совесть нашей эпохи». Потому, у экзистенциально ориентированной отечественной психологии центр определения ее предмета смещается в сторону представления о переживании человеком превратностей своего «бытия-в-мире», или более точно - представления о структурах экзистенции, различных модусах человеческого существования - таких, как забота, страх, совесть, решимость, ответственность, о чем писал М.Хайдеггер [5]. Экзистенциально ориентированная отечественная психология фиксирует в своем предмете, прежде всего, факт онтической зависимости индивида от осознания им пределов своего бытия и видит свою задачу в том, чтобы помочь человеку освободиться от иллюзий по поводу возможности внешней поддержки и помощи, в том, чтобы поставить его перед самим собой, заставить заглянуть в себя и там, в себе, отыскать и смыслы, и цели, и средства их достижения, а также внутреннюю душевно-духовную силу для личного противостояния реальности небытия.

Однако, для реализации прагматической установки «Что делать?» и экзистенциальной установки «Как быть?» психологии необходимо разобраться в том, что представляет из себя психическая жизнь по существу в ее чистом виде и что означает для человека быть аутентичным своей природе. Эту многотрудную задачу предметного самоопределения берут на себя феноменологически ориентированные отечественные психологи. Следуя методологии Э.Гуссерля, они путем «феноменологической редукции» очищают предметное поле психологии и «оставляют в скобках» лишь то, что не вызывает сомнений в своей самоочевидности. «Феноменологический опыт - это не что иное, как та рефлексия, в которой нам становится доступным психическое в его собственной сущности, причем рефлексия…, которая последовательно проводится так, что подвижно-текучая специфическая жизнь Я эксплицируется в созерцании в соответствии со своими собственными составными частями и …во всех горизонтах» [6, c. 66]. Правда, после такой «чистки», например, специалисты в области психофизиологии могут остаться без работы.

Однако, как известно, человек далеко не все может отрефлексировать, осознать, понять, предвидеть и по своей воле осуществить. В ситуации, когда Супер-эго утратило опору в виде «Морального кодекса строителя коммунизма» и не может сегодня разобраться с нормами жизни, когда СМИ во всю мощь провоцируют проявление того худшего, что есть в нашем бессознательном, когда для нормальной творческой сублимации не хватает работы или зарплаты, человеку трудно самому, без опытного психоаналитика противостоять внутреннему давлению запретных влечений. Но, как известно, дабы психотерапевтическая помощь была эффективной, необходимо чтобы «клиент» проникся идеологией глубинной психологии и признал ведущую роль категории бессознательного в формировании предмета психологической науки.

Особая страница в жизни современной отечественной психологии отмечена смещением фокуса внимания с человека вообще на конкретно бытийствующего индивида с его индивидуально-неповторимым миром жизни, который в принципе не поддается формализации. Нельзя в этом смысле не заметить растущую у нас сегодня популярность не только экзистенциальных, персоналистических, но и постструктуралистских подходов с их вполне оправданной критикой абстрактной, надиндивидуальной субъектности, стремлением оголить и выставить напоказ истинные противоречия отдельно взятого и нашего общего бытия. Однако, наверное нельзя допускать, чтобы устрашающие представления о «симулякрах» и «ризомах», пророчества «смерти субъекта» в духе М.Фуко заслоняли позитивную перспективу человеческого существования. Увидев реальность такой, какой она есть на самом деле, следует искать пути ее совершенствования и не терять уверенность в возможности человека быть автором, творцом своей жизни, без чего вряд ли стоит вообще говорить о смысле и аутентичности его существования. Именно такой идейно-мировоззренческой платформы придерживаются отечественные психологи, которые причисляют себя к гуманистической психологии, признающей за человеком право считать себя субъектом собственной жизни, в том числе и психической.

Таким образом, изменения социальной ситуации, которые актуализируют, заостряют самые разные, а порой и новые формы психической, душевно-духовной активности человека, углубляют, расширяют, а иногда делают качественно иным представление психологов о предмете их науки. Не малую роль в этом процессе сыграло интенсивное освоение отечественной психологией достижений мировой психологической мысли. «Предмет психологии зависит от культуры: он изменяется на протяжении исторического времени, обогащается усилиями как отдельных деятелей, так и научных школ, но все же остается неполным», - резонно замечает П.А.Мясоед [7, c. 4]. Сожаление автора относительно неполноты определения предмета психологии можно понять, но трудно разделить. Тем более, что полнота дефиниции предмета психологии здесь ставится в причинную зависимость от влияния культуры: якобы, чем больше такого влияния, тем полнее будет это определение.

Действительно, развитие науки не может осуществляться изолированно, вне влияния со стороны культуры. Однако, линейный социальный детерминизм далеко не всегда приводит к нужному результату. Очень просто при этом получить образец «дурной бесконечности» типа: сколько и каких культур - столько и таких предметов психологии. Кроме того, история знает немало случаев интенсивного развития науки в условиях, когда культурные влияния если и играли, то скорее отрицательную роль. Потому, наряду с культурной детерминацией, следует принимать во внимание собственную логику развития науки. Иными словами, вряд ли имеет смысл до такой степени абсолютизировать влияние культурного фактора на психологию, чтобы отказать ей в праве самостоятельно определять свой предмет. В противном случае, психологам трудно будет находить общий язык, что собственно и можно было наблюдать на примере непримиримого отношения ортодоксальной советской психологии к «антинаучным» зарубежным концепциям психического. В этом смысле понятно беспокойство, которое в свое время высказывал Г.И.Челпанов по поводу сохранения целостности психологической науки: «Психология распадается на такие части, которые совершенно друг с другом не связаны. Вследствие этого психология начинает утрачивать свое единство. Ей грозит распад… Нужно принять меры к сохранению единства психологии» [8, c. 3].

Потому, для общего научного блага и сохранения самостоятельного статуса психологической науки не следует, вероятно, спешить соглашаться сразу и во всем с замечанием Ф.В.Бассина о невозможности «универсального» определения предмета психологии, «годного на все времена». Но следует, хотя бы время от времени, ставить и как-то согласовывать ответы на вопросы о том: существует психическая реальность как таковая или нет, что считать, а что не считать психическим, по каким критериям следует отличать телесное от душевного, плотское от духовного, душевное от духовного, мозговую нервную деятельность от деятельности психической и саму эту деятельность от деятеля, ее субъекта.

2. «У одной науки может быть только один предмет».. Универсальное представление о «внутренней душевной жизни» или просто о душе как «состоянии огня», «движущем начале» (Гераклит, Демокрит), «идее», «бессмертной духовной сущности» (Платон), как «форме форм или ентелехии» (Аристотель), как «субстанции» (Ф.Бекон) и т.д. в те давние времена фактически отражало то, что сегодня мы вкладываем в понятие психики или психической реальности. И хотя уже тогда природа душевной жизни интерпретировалась по-разному (материалистически и идеалистически, как нечто имманентное или извне вселяющееся в плоть и т.д.), но похоже ни у кого не возникало сомнений по поводу существования этой специфической реальности. Потому, конечно, удивительно, что и в нынешние времена продолжаются споры о природе души, психики, сознания и даже по поводу их существования, что уже ставит науку психологию в неловкое положение. «Однако, если нет психической действительности, - отмечал А.Пфендер, - то отсутствует сам предмет психологии. Если такая действительность хотя и существует, но не может быть научно познана человеком, то психология как наука невозможна» [9, c. 209].

Продолжая эту мысль, позволим себе следующую реплику: если нет, наряду с частными, некоторого общего представления о предмете психологии, то, вероятно, такая наука по большому счету не имеет права на существование. Однако, скорее всего проблема общего определения предмета психологии заключается не в злой воле психологов, которые якобы не хотят интегрироваться в едином научно-психологическом пространстве, а в сложности приведения к общему знаменателю различных точек зрения.

Так, во многих фундаментальных трудах и учебниках по психологии можно встретить определение, согласно которому предметом психологии есть психика, психическое, психическая жизнь, психическая действительность, душа, дух с различного рода уточнениями типа: «функция высокоорганизованной материи - мозга». Подобные определения предмета психологической науки, строго говоря, ничего не «опредмечивают» ибо является тождественными представлению об ее объекте, а именно - психическом как объективно существующем и противостоящем познающему его субъекту. Суть дела не меняется, если вместо понятий «психика» или «психическое» подставляются такие уточнения как: «психическая деятельность», «психические свойства, процессы и состояния», «закономерности и механизмы становления, функционирования и развития психики» и т.п.. В итоге, понятие «предмет науки психологии» оказывается просто излишним, покуда есть субъект познания (психология) и есть объект этого познания (психика).

Чтобы разобраться в этом противоречии, следует для начала соотнести представление о предмете науки психологии с представлением о предмете конкретного психологического исследования. Так, если предмет психологического исследования действительно может представлять часть объекта, на которую направлено внимание исследователя (что также представляется дискуссионным), то наука психология как субъект познания в принципе не может иметь в качестве предмета какую-либо, пусть даже очень большую, часть психического как противостоящего ей объекта. Кроме того, очевидно, что предмет психологии не должен совпадать с ее объектом. И не столько по форме или объему, сколько, по сути. Если все же попытаться розотождествить эти понятия, то предмет психологической науки как субъекта познания может быть представлен в следующих интерпретациях.

Так, К.А.Абульханова-Славская связывает представление об объекте психологии с пониманием «качественного своеобразия индивидуального уровня бытия» человека, полагая под предметом «обусловленный природой объекта специфический способ абстрагирования, с помощью которого психология исследует это качественное своеобразие индивидуального бытия человека». То есть, в предмет психологии включаются не конкретные психологические механизмы, раскрываемые психологическим исследованием, а лишь общие принципы определения этих механизмов [См.10, c. 169].

явлений, их свойств, связей и отношений, а также законов их развития, - отмечает С.Д.Максименко, - то понятие «предмет познания» прежде всего определяет те границы, в пределах которых изучается тот или иной объект. В понятии «предмет познания» выражаются и фиксируются те свойства, связи, отношения и законы развития исследуемого объекта, которые уже включены в научное познание и выражены в определенных логических формах«[11, c. 21].

Существует подход, согласно которому в качестве объекта психологии рассматривать человеческое существо в его абстрактном или конкретном понимании (Б.Ф.Ломов, Е.Б.Старовойтенко). Тогда предметом исследования берется сама психика в ее различных ипостасях. Например, у Е.Б.Старовойтенко предмет психологии составляет»психологический план жизни индивида«[12].

Определение предмета психологии осуществляется также на основе представления о том, что составляет сущность психической формы жизни. Так, например, П.Я.Гальперин, полагая, что именно ориентировочная деятельность составляет сущность психического, определяет предметом психологии»процесс ориентировки субъекта в ситуации«или просто»ориентировочную деятельность«[13].

Однако, есть основания полагать, что сущность психической активности не сводится к»процессу ориентировки«, а следовательно и предмет психологии не может быть таким образом адекватно репрезентирован. По мнению К.А.Абульхановой-Славской, именно введением понятия»субъекта психической деятельности«было осуществлено»приземление« предмета психологии - психики, которая до того понималась безсубъектно гносеологически, к реальному онтологическому основанию - индивиду, личности, решающей противоречия жизнедеятельности [См.14]. Близкой к вышеизложенной представляется точка зрения В.С.Библера относительно принципа определения предмета психологии. То есть, на его взгляд, речь должна идти не о психологии деятельности, а о»психологии субъекта психической деятельности«, поскольку предметом психологии является не деятельность, а ее принципиальная возможность,»канун«, понятые как субъект деятельности [См.15]. Дабы сохранить историческую преемственность, следует привести еще одно»сущностно-субъектное«определение, которое дал в свое время предмету психологии Г.Гегель:»Себя в себе определяющий дух как субъект для себя - предмет психологии«[16, c. 38].

Согласно последней версии, которая нам представляется ближе и понятнее, при исследовании и формировании представления о предмете психологической науки следует двигаться не столько»вширь«, рискуя в конечном итоге либо отождествить его с понятием объекта науки, либо с его частью, сколько погружаться в сущностные глубины, обнаруживая там новые пласты бытия психического и новые аргументы в пользу его качественной определенности, онтичной самобытности и, одновременно, органической включенности в мир - природный и социальный. Предмет психологии в отличии от ее объекта, фиксирует представление о наиболее общей цели или сверхзадаче, которая стоит перед всей психологической наукой, независимо от того, осознается она или нет. Цель эта - в раскрытии сущности психического, его качественного своеобразия.

Таким образом, существует несколько представлений о том, как должен пониматься и выстраиваться предмет психологической науки в целом. В одном случае он отождествляется с объектом этой науки (психической реальностью), в другом - рассматривается под углом зрения того или иного психологические направления (психология сознания, психоанализ, бихевиоризм и др.), либо сводится к предмету пусть фундаментального, но конкретного научного исследования (сознание, деятельность, переживание и т.п.). В результате таких идентификаций вполне допустимой представляется возможность видоизменения, трансформации трактовок предмета психологии под влиянием культуры, социальных ожиданий, идеологических установок, политических заказов и всякого другого. С одной стороны, вроде имеем плюрализм. Но, если, в итоге, концы с концами не сходятся и психологи начинают плохо понимать друг друга, реально допустить, что предмет психологии, как науки, которая нас объединяет, образно говоря,»истлевает«.

Если же подойти к определению предмета психологии с»сущностных«позиций, то его смысл и основная содержательная нагрузка состоит в утверждении и аргументированном подтверждении бытия психического, его качественного своеобразия. Какой же аргумент сегодня позволяет наиболее мощно отстоять самостоятельность психологии как науки? На наш взгляд - это, прежде всего, научно обоснованное представление о человеке как субъекте психической жизни, способном не только отражать, но также творить мир и себя в этом мире. В этом смысле предмет психологической науки является»нетленным«, тождественным самому себе и может измениться только при условии, если человек по каким-либо причинам утратит эту свою определяющую природную особенность, качественно отличающую его от всего иного сущего. При этом и психология в ее нынешнем понимании просто перестанет существовать.

Литература

  1. Бассин Ф.В. О развитии взглядов на предмет психологии // Вопросы психологии, 1971. - № 4. - С. 101-113.
  2. Ильенков Э.В. Философия и культура. - М.: Политиздат, 1991.
  3. Братусь Б.С. Общая психология: метафизический и прагматический смыслы // Психологический журнал, 2003, том 24, № 3, с. 101-104
  4. Юнг К.Г. Психологические типы. - СПб:»Ювента«. М.:»Прогресс-Универс«, 1995.
  5. Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. В.В.Бибихина. - М.: Ad Marginem, 1997.
  6. Гуссерль Э. Амстердамские доклады. Феноменологическая психология. - Логос, № 3, 1992. - 62-81 с.
  7. Мясоїд П.А. Загальна психологія. - К.: Либідь, 1998.
  8. Речи на торжественном открытии Психологического института им. Л.Г.Щукиной Московского университета. Репринт Интитута психологии РАО, 1994.
  9. Пфендер А. Введение в психологию / Пер. с нем. Г.А.Давыдова. - С.- Петербург: Провинция, 1909, 368 с.
  10. Абульханова-Славская К.А. О субъекте психической деятельности. - М.: Наука, 1973.
  11. Максименко С.Д. Розвиток психіки в онтогенезі: [В 2 т.]. - К.: Форум, 2002. Т.1: Теоретико-методологічні проблеми генетичної психології.
  12. Старовойтенко Е.Б. Введение в гуманитарную психологию. - К.: МП»Леся", 1996.
  13. Гальперин П.Я. Введение в психологию. - М.: Изд-во Московского ун-та, 1976.
  14. Абульханова-Славская К.А. Категория субъекта в современной психологии // Сучасна психологія у ціннісному вимірі: Матеріали Третіх Костюківських читань (20-22 грудня 1994 р.). - В 2-х томах. - Т.1. - К., 1994. - С. 4-10
  15. Библер В.С. Понимание Л.С.Выготским внутренней речи и логика диалога (еще раз о предмете психологии // Методологические проблемы психологии личности. - М.: 1981. - С. 117-134.
  16. Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т.1: Наука логики. - М.: Мысль, 1974.

Татенко В.А.,

Примечания
1. Татенко Виталий Александрович - доктор психологических наук, профессор, член-корреспондент АПН Украины, главный научный сотрудник Института социальной и политической психологии АПН Украины. 2. Источник публикации - Zoom Politicon

См. также