ENG
         
hpsy.ru/

../../Философствование психотерапевта

То, как ставится и решается вопрос об отношениях и соотношениях философии и психотерапии, зависит от состояния философии и психотерапии. Сегодня их диалог происходит не так, как происходил бы, например, в конце XIX в., когда врач Дэниэл Тьюк ввел понятие психотерапии, а философия воспринимала человека прежде всего как Homo Moralis и Homo Economicus. Иная жизнь. Иная философия. Иная психотерапия. Иные отношения и соотношения, которые в самом общем виде можно охарактеризовать как глубокий взаимный интерес с возникновением на их стыках пограничных зон и областей.
Не отягощенный философским образованием, не вооруженный философским тезаурусом, не освоивший дисциплину философского мышления - я не могу вступить в паритетный диалог с философами. Но и не могу оказаться вне поля обсуждения, как это было возможно еще несколько десятилетий назад.
Не могу уже в силу того, что мы живем:
1) в эпоху постмодернизма с его выходом за пределы веры во всемогущество разума и
2) в психологическом обществе, где люди «приобретают психологическую субъективность, воспринимая и представляя себя как психологических по преимуществу субъектов… круг, связывающий воедино репрезентации человеческой природы в психологических терминах и превращение человека в психологического субъекта, становится важнейшей чертой социальной структуры»66.

Если говорить о психотерапии, это означает, как писал больше десяти лет назад Ф.Е. Василюк67, наступление периода, когда «главные дифференциации в ней будут проходить не по линиям методологии, теории и техники, а по философско-антропологическим водоразделам». Психотерапия как профессия начиналась с попыток построения ее по образцу прикладной науки, очень быстро придя к тенденции интегративности и в то же время став из проекта массовой профессией со всеми неизбежными следствиями массовости. Закладываясь как научная оппозиция уходящим традициям, психотерапия очень скоро столкнулась с ограниченностью своих рамок и прямому или непрямому заимствованию опыта у традиций. Начиная свой путь в недрах развивающегося индустриального общества, она действует сегодня в обществе постиндустриальном с его ускоряющимся темпом развития и кризисом глобализации68. Это задает изменяющиеся рамки обсуждения, в котором отношения философии и психотерапии видятся по-разному.

Философский праксис

Говоря о философии и психотерапии, невозможно обойти эллинистическую «культуру себя», возникшую как вид философского праксиса. «Из "самой бесполезной" науки о первых причинах и началах философия превратилась у стоиков в "лечебницу души" (iatreion), располагающую разнообразными средствами врачевания страданий человека. Смысл ее существования эллинистические философы видели в том, чтобы вести "к счастью, к неподверженности страстям и к благоденствию» каждого, обратившегося к ней человека. <…> В рамках стоической «культуры себя" были созданы разнообразные социокультурные практики, позволяющие человеку изменять свое эмоциональное состояние и всю систему поведения. В практиках самосовершенствования широко использовались этические и метафизические учения, логика, диалектика, сократический диалог, риторические техники, жизнеописания великих философов, телесные и аскетические упражнения и т.п. <…> Важнейший принцип "искусства существования" был сформулирован Эпиктетом: "Людей расстраивают не события, а то, как они их воспринимают". Страсти, или болезненные эмоции, возникают на почве ложных представлений, убеждений и ценностей человека, преломляющих жизненные обстоятельства таким образом, что они становятся поводом для страданий. Страсти - а стоики разработали одну из наиболее полных классификаций невротических эмоций - результат ошибок разума. А значит любой человек, скорректировавший свое мировоззрение с помощью размышления, занятий философией и других "практик себя", способен достойно принимать как дары, так и удары судьбы»69.
Традицию понимания философии как психотерапии сегодня пытаются продолжать в разных формах.

Так, Е.В. Золотухина-Аболина70 пишет: «Философские учения позитивного гуманистического содержания, идеи, полные оптимизма, действуют прямо и бесхитростно: они дают надежду на лучшее, демонстрируют, чт.е. влиятельные умы, способные показать нам дорогу к реализации счастья, радости, душевного покоя». Но какое отношение это имеет к психотерапии понятно из рассмотрения автором контрпродуктивности «мрачной ворожбы» М. Хайдеггера, «пессимистических пассажей» Ж. Бодрийяра, «мрачных пророчеств» Ж. Лиотара, почитав которых, «Если не был невротиком, так станешь».
Философское консультирование (философский праксис) Герда Ахенбаха71 - это помощь, «за которой могут обратиться люди, которых мучают сожаления или проблемы, у которых есть вопросы, которые они не могут ни решить, ни отбросить, которые не могут справиться с жизнью, или которые думают о себе, что они споткнулись; кто ладит с прозой своей повседневной жизни, но живет со смутным ощущением того, что он никогда не поднимался до уровня настоящих своих задач, считая, например, что его реальности никак не соответствуют его возможностям. У практического философа появляются те люди, которые хотят не просто жить или с чем-то разобраться, но, скорее, отдавать себе отчет в своейжизни, прояснить ее контуры, все еемногочисленные откуда, зачем и для чего». Если сам Ахенбах говорит, что «философское консультирование по вопросам жизни в рамках философской практики превратилось в альтернативу психотерапии», то некоторые экзистенциальные психотерапевты рассматривают его как в чем-то созвучное их практике.

Психофилософия Андрея Максимова72 направлена на помощь здоровым людям, которые хотят в сложных житейских ситуациях помогать самим себе и другим. «Если вы возьмете историю психологии, то где-то до начала XIX в. все великие психологи были великими философами. А дальше вдруг они говорят: «Ребята, мы самостоятельные, и философия не имеет к нам никакого отношения». А философы говорят, что психология для них вообще чужая - скорее, медицина, а мы занимаемся идеями. Мне представляется: для того, чтобы понимать человека, надо понимать и его психику, и философию его жизни» - пишет он.

Философия как наука

В «Очерке современной европейской философии» М.К. Мамардашвили73 несколько раз возвращается к мысли о том, что «…философское рассуждение не есть рассуждение о психологии людей… язык философии есть в каком-то смысле не человеческий язык. Она не об этом, совсем не об этом и никогда об этом». Замечу, что это высказывание о философии как одной из Humanities сделано философом, чьи тексты поразительны по своей психологичности и, на мой взгляд, еще только ждут внимательного прочтения психотерапевтами; оно перекликается со словами Г. Галилея о науке как Science: «Наука - часть знания, не предполагающая существования человека». Но, говорит М.К. Мамардашвили74, философский «интерес всегда направлен на внутренние сцепления конкретных - научных, художественных и др. - актов понимания, актов знания, связанных с положением человека в мире, от которых зависят возможности понимания <…> Философия потому и важна, что она имеет какое-то отношение не просто к нашим представлениям о мире, а глубокую связь с самим фактом существования человека… философия есть изобретенное средство человеческого самосозидания».

Каким бы тесным ни было соприкосновение философии и психотерапии, как бы ни расширялась нейтральная полоса между ними, для успешного взаимодействия они должны оставаться сами собой. В гештальте философии фигура представлена актами знания и понимания Homo Sapiens Sapiens вообще - пусть и с поправками на множество условий. В гештальте психотерапии фигура - этот отдельный человек с его уникальностью, возведенной в степень уникальности проживаемого и переживаемого им опыта.

То, что как терапевт я могу взять у большой философии, это скорее всего отдельные мысли, отвечающие на мои сформулированные или пока не сформулированные вопросы, поиск ответа на которые, может быть, окажется более или менее сопрягаемым с моей работой. Однако, теряясь в дебрях имен и теорий, я все-таки нахожу созвучное себе - своим стилям, возможностям и векторам понимания. Мне неизвестны причины и условия того, каким образом строятся отношения терапевта с философией, как получается, что он болеет тем или иным направлением философии или философом, как это сказывается на его методологии терапии. Думаю, это может быть предметом интересных исследований. Пока же подчеркну еще раз: философия не претендует на то, чтобы быть психологией, выводить ее из себя или растворять ее в себе. Я могу в меру своих способностей учиться у нее и учусь тем охотнее и продуктивнее, чем свободнее наш диалог.

Философия и психотерапия могут встречаться сами по себе лишь в теории. В жизни они воплощены в отношениях философа и терапевта. С одной стороны, философ может претендовать на роль учителя терапевта. Ее можно исполнять по-разному, но, в общем, эта менторская роль хорошо описывается выражением Ф. Перлза «собака сверху». При этом философ может видеть психоанализ как психотерапию, а психотерапию - как обучение жизни и отказывать ей в этом праве на том основании, что она просто внушение, противоречащее ее задаче способствовать развитию свободы воли75. Отдавая дань уважения философии и философу, я не могу не видеть, что его представление о психотерапии полно непонимания, как и мое представление о философии. И наш диалог не состоится.

С другой стороны, в перечне практических задач психотерапии, формулируемых, например, Адамом Блатнером, нахожу такие: Сделать творчество основополагающей ценностью; Не потакать людям в стремлении к самооправданию или иллюзии собственной правоты, но помогать во всех случаях переориентироваться на цель творческой эффективности; Помочь клиенту в создании личной мифологии - в построении истории собственной жизни с элементами приключения и героического эпоса. Это может распространяться на философский и религиозный поиск, экологический, психологический, духовный образ жизни и личной его сторон, а затем и на объединении людей в сообщества со сходными идеалами; Помогать больше узнавать о других культурах и понимать, что «с точки зрения настоящего и будущего чужое мировоззрение, возможно, имеет целый ряд преимуществ»; Помогать развивать в себе способность к метапознанию, мышлению о мышлении; Выдвинуть на передний план психотерапии формирование навыков умственной гибкости и варьирования угла зрения на жизнь76. И тогда я принимаю вопрос Е. Ромек и спрашиваю себя, кто я такой, чтобы учить пациента жить и простраивать философию его жизни вместо того, чтобы отвечать на его запрос о помощи?

Философия как методология

Л.И. Воробьева77 с отсылкой к Л.С. Выготскому78 отмечает смысл философии как предпосылочных оснований практики - философии терапии, связанной с большой философией, но не являющейся ею. По существу, речь идет о методологии, философских предпосылках практики, черпаются они в «большой философии» или создаются самими психологами. Последнее может быть проиллюстрировано ветвлением психоанализа и рождением отталкивающихся от него направлений. Эта грань ярко выразилась в экзистенциальной терапии, обращающейся к различным экзистенциальным философиям и создающим на их основе разные методы: экзистенциальный анализ Л. Бинсвангера, дазайнанализы М. Босса, А. Хольцхей-Кунц, логотерапия В. Франкла, экзистенциальный анализ А. Лэнгле, экзистенциальные терапия и консультирование
Р. Мэя, Д. Бюдженталя, И. Ялома, экзистенциально-интегративная терапия К. Шнайдера и др.

Я отдаю себе отчет в том, что много вошедших в терапию понятий связаны с экзистенциальной философией - как, например, тянутся нити от Dasein к терапевтическому присутствию, подлинности, аутентичности и т.д. Но вместе с тем не могу не отметить, что инкорпорация экзистенциальных философий в терапию неотделима от трудностей соотнесения философских - умозрительных, рамочных, расплывчатых - понятий с клинической практикой. Каковы основания отнести те или иные проявления клиента к подлинности или личностному росту, как должны выражать себя подлинность и личностный рост, чтобы я мог узнавать их в лицо? И трудности эти при восхождении от общего к частному больше, чем при восхождении от частного к общему.

Философствование психотерапевта

Оно рождается в самой терапии. Не могу не согласиться с А. Сосландом79 в том, что «клиническая реальность сама по себе не дает и не может давать оснований для работы именно в этой парадигме (добавлю - именно этим методом. В.К.)… Она, эта реальность… выступает как бы посредником между терапевтом и неким, внеклиническим… вызовом». Таким вызовом, продолжает он, могут быть идущие от мировоззренческих и философских систем, социологии, искусства и т.д. влияния, включая актуальные социально-общественные ситуации. Но сейчас я хочу от этого вызова абстрагироваться с тем, чтобы обратиться к тому, как терапия представлена в сознании терапевта, как он видит свою профессию, ее бытие в мире, свои место и роль в этом бытии, что и как происходит между ним и пациентом в процессе терапии. Об этом можно говорить как об осмыслении и промысливании психотерапии терапевтом в диалоге с клинической реальностью, в которой он участвует, или - другими словами - о философствовании психотерапевта как самостоятельном феномене. Это не рассмотрение терапии с точки зрения академической философии и не философское обоснование терапевтической методологии, а философствование не-философа, в динамике которого терапевт, опираясь на переживание опыта, создает свое представление о профессии, не вытекающее прямо из знания. Оно может проигрывать с точки зрения «большой философии» или казаться болтовней с точки зрения «научной психотерапии». Однако оно не просит о предоставлении прав, а существует как неизбежный процесс с неразрывностью в нем философствования как действия и как результата. И в том, что имеет в виду выражение «психотерапевт работает собой», длящееся всю профессиональную жизнь философствование как построение смысловой основы того, что он делает, занимает немалое место, хотя далеко не всегда рефлексируется как таковое.

Оно начинается с представления о профессии и проведения ее внешних границ. Пытаясь обосновать психотерапию, прежде всего как ремесло и промысел, я столкнулся с массой возражений, в общем сводившихся к тому, что это обеднение представлений о человеке, отрицание его экзистенции и редукция психотерапии к чему-то вроде промышленного производства или охотничьему промыслу. Не стану повторять обоснований и лишь замечу, что был рад найти поддержку у Альфреда Лэнгле, особо для меня ценную потому, что она исходит от экзистенциального терапевта. Он пишет80: «Тот, кто обращается к психотерапевту, ищет специфическое предложение: решение психологической проблемы, помощь в разрешении конфликтной ситуации, избавление от душевных или психосоматических страданий… Психотерапия - это созданное человеком ремесло… Как ремеслу ей можно обучиться, и она может применяться по отношению к любому пациенту, независимо от его мировоззрения. Различия касаются лишь используемых методик, способностей и опыта терапевта, а также способностей самого пациента. Психотерапия может ровно столько, сколько пациент в состоянии привнести в терапевтическую ситуацию из своих ресурсов, и ровно настолько, насколько глубоко он может чувствовать и проживать в этих условиях свою проблему. Психотерапия включает в себя два фактора: предоставление пациенту помощи в преодолении проблемы и руководство в понимании себя».

В связи с поставленным А. Лэнгле вопросом: «Психотерапия - научный метод или духовная практика?» возникают два других - о религиозной и научной психотерапии, на которые, хочет того терапевт или нет, он вынужден так или иначе отвечать, определяя внешние границы психотерапии. Христианской и, в частности, православной психологии/психотерапии посвящена огромная литература и разброс мнений необычайно широк - от утверждений, согласно которым что не христианское, то вообще не психология, до рассмотрения психотерапии как светской профессии, вступающей или нет в те или иные взаимоотношения с религией. Несмотря на все, что сближает религию и психотерапию (в частности то, что психотерапия обращается к самопознанию и использует заимствованные у религий практики психорегуляции), они различаются уже тем, что
1) религиозные традиции исходят из идей божественных порядка/иерархии, в которых человек служит целям системы, а в психотерапии пациент представлен как личность,
2) цель и контекст религий - спасение души, тогда как психотерапии - ее исцеление.

Александр Бадхен81 в этой связи вспоминает «внутреннюю сердечную непрестанную молитву» и духовные практики, психорегуляционные приемы которых (работа с телом, воображением, образами и символами, медитативные и дыхательные техники и др.), по словам Св. Игнатия Лойолы, являются способами, какими «душа приготовляется и располагается для своего освобождения от неупорядоченных влечений и, коль скоро они будут уничтожены, для поиска и обретения воли Божией относительно устройства своей жизни и для спасения своей души». В психотерапии те же приемы служат совершенно иным целям - сравним хотя бы аутогенную тренировку с йогой в индуизме.

«Миссия современной российской психотерапии… стать подлинно научной дисциплиной», - пишет В.Д. Менделевич82. Требования к «описанию психотерапии в научном формате» формулирует и Р.Д. Тукаев (18):
«1. Биопсихо-социальный подход к пониманию и описанию человека в психотерапии.
2. Упор на рассмотрении клинической области психотерапии и универсальных клинических критериев оценки ее эффективности.
3. Системное (психометрическое, биологическое) исследование динамики психотерапии, позволяющее перейти от описания динамики к описанию механизмов психотерапии».

Но там же отмечено, что все это «относится лишь к научному описанию психотерапии». Справедливое замечание, развенчивающее надежды на рождение из такого описания понимания механизмов несводимой к описанию психотерапии и на то, что психотерапия может стать «подлинно научной дисциплиной».

Психотерапия имеет дело не с функционированием представленного единичностью универсального, не с представителем вида Homo Sapiens Sapiens - случаем человека, но с единственностью, с бытием уникального, с не умещающимся на прокрустовом ложе науки случаем человека - этого человека в это время и в этом месте, в отношениях с этим терапевтом и, подчеркну, является случаем отношений. Она помогает совладать с симптомами или освободиться от них, но не сводится к лечению симптомов/болезней по правилам Evidence Based Medicine.
Исторические корни психотерапии уходят в религию, философию и медицину с их психотехнологиями, собственно психотерапией в сегодняшнем смысле слова не являющимися. Границы между психотерапией и ее источниками не абсолютны, но необходимы для ее существования как профессии, задача которой - помощь клиенту в принятии вызовов жизни и реализации своего потенциала в ответе на них таким образом, чтобы поддерживать и развивать качество жизни, способность принимать новые вызовы и совладать с ними (Каган В., 2005).

Философствование терапевта разворачивается в постижении и осмыслении опыта - прежде всего, собственного, но и других терапевтов, если знакомство с ним пропущено через себя и свой опыт, не оставаясь только приобретением знаний. Содержательно оно пересекается с тем, чем заняты философский праксис, философия как наука и как предпосылочные основания практики. Но в отличие от них оно не прикладная философия, не пред-, не внешне по отношению к психотерапии и личности терапевта, а интрапсихотерапевтично и личностно - психотерапевт философствует, как и работает, собой.
Оно принимает неопределенность как основную определенность психотерапии и создает гибкие меняющиеся рамки и внутренние границы психотерапии, ее порождающие и поддерживающие поисковую активность смыслы и ценности, а не нормативные критерии. «За терапевтическим поступком стоят ценности, на которые поведение терапевта, его терапевтическая практика опираются. В ценностях берут начало корни терапевтического поступка» (Бадхен А., 2014).

Возвращаясь к уже сказанному, подчеркну, что в психологическом обществе эпохи нарастающего цивилизационного ускорения и глобализации с ее межкультурными вызовами философствование терапевта как представителя массовой профессии становится важной частью психотерапии, обретает черты особой профессиональной деятельности и возрастающее значение.

Примечания

66 Смит Р., Сироткина И., 2008.
67 Василюк Ф.Е., 2003.
68 Каган В., 2011
69 Ромек Е., 2011.
70 Золотухина-Аболина Е.В., 2003.
71 Ахенбах Г., 2014.
72 Максимов А., 2014.
73 Мамардашвили М.К., 2010.
74 Мамардашвили М.К., 1990.
75 Ромек Е., 2005.
76 Blatner A., 1997.
77 Воробьева Л.И., 2009.
78 Выготский Л.С., 1982.
79 Сосланд А., 1999.
80 15. Лэнгле А.
81 Бадхен А., 1995
82 Менделевич, 2005.

Литература:

  1. Смит Р., Сироткина И. «Психологическое общество» и социально-политические перемены в России. Методология и история психологии. Т. 3. Вып. 3 (июль - сентябрь 2008 г.). С. 73-90.; http://gefter.ru/archive/7198
  2. Василюк Ф.Е. Методологический анализ в психологии. М.: МГППУСмысл. 2003.
  3. Каган В. Психотерапия: к философии ремесла. EXISTENTIA: психология и психотерапия. Спецвыпуск: философия. 2011. С. 46-65; http://www.ruspsy.net/phpBB3/viewtopic.php?f=626&t=296\
  4. Ромек Е. Что может дать философия психотерапевту? (Неокантианцы, «принцип дополнительности» Н. Бора и античные «практики себя»). Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия, 2011, №2. С. 147-163.
  5. Золотухина-Аболина Е.В. Философия как психотерапия. Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия. 2003, №1. С. 4-13.
  6. http://intpract.wordpress.com/2014/01/11/философское_консультирование/
  7. Максимов А. Психофилософия. СПб.: Питер. 2014.
  8. Мамардашвили М. Очерк современной европейской философии. М.: Прогресс-Традиция. 2010.
  9. Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М.: Прогресс. 1990.
  10. Ромек Е. А. Кто такие психотерапевты, чтобы учить нас жить? Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия. 1/2005, 6. С. 148-158. 71
  11. Blatner A. The Implications of Postmodernism for Psychotherapy. Ind Psychol, 1997, 53(4), 476-482; www.blatner.com/adam/level2/pmodpsy198.htm
  12. Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса. Собр. соч. М., 1982. Т. I.
  13. Воробьева Л.И. Философия гуманитарной практики. Труды по психологическому консультированию и психотерапии. 2009, 2. С. 105-143.
  14. Сосланд А. Фундаментальная структура психотерапевтического метода или как создать свою школу в психотерапии. М.: Логос. 1999.
  15. Лэнгле А. Психотерапия - научный метод или духовная практика? http://positum-transcarpatian.org/psixoterapiya-nauchnyj-vtnjl-ili-duxovnayapraktikaalfred-lengle/
  16. Бадхен А., Каган В. Новая психология и духовное измерение. СПб.: Гармония. 1995.
  17. Менделевич В.Д. Психотерапия на грани иррационализма. Проф. Психотер. Газета, 2005, 4(31).
  18. Тукаев Р.Д. Психотерапия: размышления в стиле «наука vs ремесло». http://www.ruspsy.net/phpBB3/viewtopic.php?f=626&t=978
  19. Каган В. Психотерапия: миссия понимания и понимание миссии. Психотерапия, 2005, №7; http://vk.appme.ru/text/167/
  20. Бадхен А. Лирическая философия психотерапии. М.: Когито-центр. 2014.

Каган В.,

Сборник научных статей и рабочих материалов к докладам участников II Международной конференции «Философия и психотерапия». Под редакцией С.М. Бабина, В.В. Андрюшина, И.Г. Глуховой. Научное издание. СПб: издательство «Анатолия» 2014. - 232 с. IBSN 978-5-7452-0049-6

См. также
  1. Каган В. Знак насилия
  2. Каган В. Одиночество и психотерапия
  3. Каган В. Метафизика одиночества
  4. Каган В. Психотерапия: миссия понимания и понимание миссии
  5. Каган В. Моё старичье: терапевтический этос старости
  6. Каган В. Homo fabulus
  7. Каган В. Психотерапия: к философии ремесла
  8. Каган В. Поэтика психотерапии