«Если веру нельзя "доказать", то рассказать о ней можно». Эти слова, прозвучавшие более полувека назад в одном из воскресных эфиров Радио «Освобождение» (впоследствии переименованного в «Свободу»), могли бы служить эпиграфом к собранию проповедей известного православного богослова, церковного деятеля и публициста русского зарубежья Александра Шмемана (1921-1983). Свою миссию как проповедника о. Александр видел не в распространении богословских идей или искоренении ересей, а в передаче живого религиозного опыта людям, ищущим Бога, - в «научении вере». «Воскресные беседы» Шмемана в 1960-70-е гг. были едва ли не самой популярной программой на «вражеском радио». «Это храм, в котором я молюсь», - говорил А.Солженицын.
В сборник вошло более пятисот проповедей, сгруппированных по тематическим блокам (вера и неверие, человек, основы христианства, таинства церкви). Главной мыслью о. Александра и лейтмотивом всего цикла бесед было утверждение «соприродности» человеку религиозной веры и «противоестественности» неверия. «Homo sapiens есть сразу же, изначально и homo religiosus», - утверждает Шмеман (т. I, с. 536); «если нет Бога, то человек не более чем животное» (т. I, с. 60). Эту «простую и очевидную истину», сетует проповедник, игнорирует «казенная» атеистическая пропаганда, злостно манипулирующая сознанием религиозно необразованных масс. «Конечно, у христианства, как и у всего на земле, есть свои "подвалы", своя темная сторона, на нем наросло множество темных суеверий, его часто употребляли для вполне земных и даже злых целей. Но судить о нем нужно не по тому, как его извращали, а по тому, что составляет его сущность, по основному его вдохновению и устремлению» (т. II, с. 287). Атеисты, в представлении Шмемана, добиваются своей главной цели (опошлить и очернить христианство), «спекулируя на понижение»: они не говорят о подлинной сути религии, а «всегда о каких-то вторичных явлениях, недостатках, грехах» (т. I, с. 79). «Можно вывести любовь целиком из полового инстинкта, но это будет грубой карикатурой на любовь. Можно и религию вывести целиком из обмана и эксплуатации, но это будет не только грубой, но и беспредельно глупой карикатурой на религию» (т. II, с. 476).
Мысль об интеллектуальной ущербности «антирелигии» проводится во всех (за редким исключением) проповедях священника, каждая из которых начинается или заканчивается разоблачением «исказителей» и «фальсификаторов» христианства. И здесь миссионерский талант о. Александра раскрывается с самой неожиданной стороны.
Прежде всего, удивляет стилистика проповедей. В полемике с оппонентами Шмеман использует лексику, никак не вяжущуюся ни с христианским смиренномудрием, ни с научным академизмом. Применительно к материалистам и атеистам он употребляет, в частности, следующие выражения: «бездонная глупость» (т. II, с. 225), «убогость» (т. II, с. 96), «слепое и злобное недомыслие» (т. II, с. 178), «грубая пошлость» (т. II, с. 477), «примитивизм» (т. I, с. 332), «мракобесие» (т. II, с. 433), «восстание ничтожного против великого» (т. I, с. 343) и т.д. В рассуждениях о марксизме устрашающие обороты-гиперболы («грандиозно-чудовищное учение» (т. I, с. 144)) перемежаются с уничижительными лилотами («безмерно глупая и мелкая теория» (т. II, с. 522)). Атеистов, презревших духовность и погрязших в «элементарщине», проповедник обзывает «смердяковыми»: они «слепы и глухи ко всему, кроме своей жалкой доктрины», и потому не способны понять, что в жизни, помимо арифметических истин и материальных потребностей, существует и «высшая правда, к которой неприменимы таблица умножения и химический опыт» (т. II, с. 178). В другом месте он сравнивает неверующих с муравьями (т. I, с. 493), а Фейербаха называет «маленьким слепым кротом» (т. I, с. 259).
Чем же не угодил немецкий философ православному богослову? Единственная (!) цитата из Фейербаха, которую мы встречаем в 1150-страничном собрании бесед Шмемана, это высказывание, заимствованное у голландского физиолога-позитивиста Молешотта: «Человек есть то, что он ест» (Der Mensch ist, was er isst). «Этой фразой, - говорит Шмеман, - [Фейербах] думал покончить со всеми идеалистическими спекуляциями о человеческой природе» (т. I, с. 130), хотел показать, что «человек - всецело продукт материи», а его жизнь - «сплошь "борьба за существование"» (т. II, с. 145). Вульгарно-материалистический тезис о «человеке питающемся» (homo naturalis) возводится Шмеманом в первопринцип научного атеизма, преподносится как последнее слово «сатанического» учения, враждебного религии, культуре, морали.
Но давайте обратимся к первоисточнику и посмотрим, о чем на самом деле писал философ, поруганный американским радиопроповедником. Вот цитата из рецензии Фейербаха на книгу Молешотта «Физиология пищевых продуктов»: «"Человек есть то, что он ест", - говорит Якоб Молешотт. Я могу только пожалеть, что новейший сенсуализм выливается в столь шутовскую форму. Сводить сознание к физиологии - значит перечеркивать материализм». В другом месте, говоря о религиозных корнях философской антропологии, Фейербах замечает: «Нет ничего более неправильного, чем выводить немецкий материализм из "Системы природы" или даже из трюфельного паштета Ламеттри. Немецкий материализм имеет религиозное происхождение; он начинается с Реформации; он является плодом любви бога к человеку... Эта любовь, этот бог, который заботится не только о нашем душевном спасении, но также и о нашем телесном благополучии и о нашей жизни, который присутствует не в гостии священника, но в нашем природном теле, который воплотился не когда-то, но еще и теперь соединяется с нашей плотью и кровью и зажигает в мозгу свет познания, а в сердце жар чувств... - этот бог и является отцом материализма». Стоит заметить, что Фейербах рассуждает здесь как самый последовательный «религиозный материалист» - выражение, которое часто встречается в проповедях о. Александра и которое он использует для характеристики специфически христианского отношения к миру (см., напр., т. I, с. 118-120, 134-136). Наконец, в одной из статей 1830-х гг. (поводом для написания ее послужила книга вульгарного материалиста Фридриха Доргута «Критика идеализма») Фейербах обрушивается на «фанатиков эмпиризма» - немецких и английских философов, для которых «дух и душа - ничто», а мышление - «только "деятельность мозга" и ничего более». Целью человека как мыслящего и верующего существа является «постижение духа», настаивает Фейербах: «Мы одарены телом, чтобы отличать себя от тела и благодаря этому различению подниматься к духу. Материя существует для того, чтобы дух утверждал себя как дух; своим бытием он не обязан ей».
Даже самое поверхностное знакомство с сочинениями философов, демонизируемых православным священником (кроме Фейербаха это, разумеется, Энгельс, Маркс и марксисты), убеждает в безосновательности отождествления их идей с теми стереотипно-вульгарными представлениями, которые в сознании верующих и по сей день ассоциируются с понятиями «материализм», «атеизм» и «марксизм». Аргументируя ad ignorantiam, не утруждая себя детальным анализом этих чуждых ему идей, Шмеман целиком полагается на интеллектуальную невзыскательность и непросвещенность радиослушателей. Его религиозно-философская проповедь служит ярким примером им же раскрытого на материале атеистической пропаганды и дезавуированного эристического приема - «спекуляции на понижение» (т. II, с. 476).
Марксизм, по голословному утверждению Шмемана, «упраздняет вертикальное измерение человека» (т. II, с. 312), «порабощает его материи» (т. II, с. 241). «По этому учению, само существование чего-либо духовного, не говоря уже о примате этого духовного над материей, начисто отрицается. Существует только материя. То же, что человек традиционно относил к сфере духовного или душевного, к сфере сознания, мыслительной деятельности и т.д., рассматривается здесь только как продукт материи, или, как говорят материалисты, ее "эпифеномен"» (т. I, с. 459). Приходится констатировать, что и в данном случае религиозная критика бьет мимо цели. Маркс именно полагал, что человеческое сознание не является простым эпифеноменом материи; перспектива духовной эмансипации человека связывается в марксизме как раз с ослаблением зависимости сознания от материи (экономики), подчинением «фюзиса» (материальных потребностей, механизмов производства и распределения благ) «логосу» (требованиям разума). Можно, конечно, предположить, что упрек Шмемана обращен к эпигонствующим марксистам, «извратившим» учение классика. Чтобы убедиться в беспочвенности и этого обвинения, достаточно раскрыть «Философский энциклопедический словарь» (1983 г. изд.) и ознакомиться с содержанием небольшой заметки, помещенной на стр. 803: «ЭПИФЕНОМЕН - философский и психологический термин, обозначающий явление, сопутствующее в качестве побочного продукта другим, фундаментальным явлениям, но не оказывающее на них никакого влияния. Некоторые представители философского волюнтаризма рассматривали сознание в качества эпифеномена - орудия бессознательной мировой воли (Э.Гартман, Ницше). Сведение сознания и психических явлений в целом к эпифеномену характерно также для вульгарного материализма и бихевиоризма. Психическое, таким образом, лишается собственной сущности и сводится к процессам, пассивно сопровождающим функционирование физиологии, поведения и т.п.». Комментарии, как говорится, излишни.
Маркс - главный, но не единственный антигерой проповедей о. Александра. Изрядно досталось и «человеконенавистнику» Ницше (т. II, с. 224), и «врагу одухотворения» Фрейду (т. I, с. 59), и даже «гедонисту» Эпикуру, философию которого Шмеман приравнял к бездумному наслажденчеству и аморализму (эпикурейцы, мол, «сделали своим лозунгом фразу: Будем есть и пить, ибо завтра умрем» (т. I, с. 80)). «В наши дни техника этого забытья, техника отвлечения людей от всего, что так или иначе может их волновать на глубине, достигла неслыханных размеров, - сокрушается богослов. - Обыватель... ищет от жизни лишь забытья. А если иногда гложет его глубоко внутри какой-то червячок беспокойства и страха (ведь вот время бежит, и с годами и старостью приближается смерть!), то он инстинктивно стремится беспокойство это заглушить шумом жизни, суетой повседневщины». Всякому, кто знаком с греческой философией, известно: эпикурейцы с их «гедонистическим» минимализмом и атараксией (идеалом «безмятежности духа») были скорее аскетами, чем наслажденцами и распутниками. «Станем есть и пить, если завтра умрем» (1 Кор. 15:32) - это о неверах и маловерах, но не о философах Греции. «Нет больших эпикурейцев, чем благочестивые христиане», - писал в XVI веке Эразм Роттердамский. Максиму meditare mortem («помни о смерти, чтобы не иметь дурных мыслей и низких желаний») римские стоики (а через них, можно предполагать, и святые отцы) заимствовали как раз у «материалистов» Эпикура и Филодема. Ничего общего с «забытьем в суете повседневщины» эпикурейство не имеет.
Идиосинкразия Шмемана ко всякого рода «безбожным» доктринам и идеологиям (от атомизма Левкиппа до марксистского диамата) делает его зеркальным антагонистом тех «коллективных агитаторов и пропагандистов», с которыми он так страстно (и совершенно бесплодно) полемизирует. Пошлой и грубой «карикатуре на религию» он противопоставляет не менее грубую, злую и пошлую карикатуру на атеизм. Вдохновенный, но осторожный в суждениях богослов и литургист, автор глубоких исследований по религиозно-философским проблемам, ученик С.Булгакова, В.Зеньковского и А.Карташева, о. Александр в эфире «Свободы» предстает заурядным антиатеистическим пропагандистом, очень плохо знакомым с аудиторией, для которой писались его «скрипты»-проповеди. Россия Шмемана - это умозрительная, придуманная им страна, населенная гротескными пролетариями физического и умственного труда, чье сознание безнадежно отравлено «опиумом для народа» - псевдорелигией атеизма. В действительности такой страны никогда не существовало, это скорее образ-фантом, порожденный фантазией западных идеологов и создателей литературных антиутопий ХХ века. И потому современным российским читателем, худо-бедно знакомым с реалиями советской эпохи и имеющим возможность сравнить вчерашнее «мракобесие атеизма» с сегодняшним торжеством «религиозной духовности», проповеди о. Александра, скорее всего, будут восприняты очень и очень неоднозначно.