ENG
         
hpsy.ru/

../../Детство как психосоциокультурный феномен

Детство как комплексная проблема

Наука о ребенке, все более и более многословная,
не стала служить ребенку. Она поступила на
службу установленным порядкам,
общественному образованию, полиции.
Или самой Науке.
Франсуаза Дольто

В современных условиях накопления огромного количества фактов внутри наук о человеке возникает необходимость разрушения ведомственных границ и специализации, по выражению В. И. Вернадского, «не по наукам, а по проблемам». Такой комплексной проблемой является проблема «Ребенок в мире», «Детство» как особая психосоциокультурная категория. Необходимость междисциплинарного синтеза, с помощью которого возможно создание целостной панорамы представлений о закономерностях становления личности ребенка в обществе, высказана уже многими известными учеными: Р. Заззо, С. Московичи, А. В. Петровским, Д. И. Фельдштейном, Р. Харре, Д. Б. Элькониным, Э. Эриксоном и другими. Прослеживается тенденция к созданию целостной панорамы представлений о закономерностях становления личности в системе общественных отношений в ходе онтогенеза как индивидуальной истории человека и социогенеза как истории развития человечества. Проблемы Детства находятся на стыке наук: философии и психологии, социологии и археологии, антропологии и этнографии, истории культуры и литературоведения.

Мир детства сложен и содержит в себе другие миры. Это мир общения ребенка с людьми, мир социальных взаимоотношений. Как воспринимает ребенок других и самого себя? Как познает добро и зло? Как возникает и развивается его личность? Когда и как становится независимым?

Это мир предметов, мир познания. Как постигает ребенок идею физической причинности? Почему изгоняет из реального мира волшебников и фей? Как различает мир объективный, внешний и свой субъективный, внутренний мир? Как решает для себя вечные человеческие проблемы: проблемы истины и существования? Как соотносит свои ощущения с вызвавшими их предметами? По каким признакам отличает реальность от фантазии?

Это мир истории и культуры. Как и любой человек, ребенок невидимыми нитями истории связан с нашими далекими предками. С их традициями, культурой, мышлением. Живя в настоящем, он держит в руках эти невидимые нити. Понять детство вне его истории невозможно. Как и когда возникло современное детство? Чем оно отличается от детства наших далеких предков? Как изменяют история и культура представления людей о ребенке, способы его воспитания и обучения?

Детство - всем хорошо известное, но (как это ни странно звучит) малопонятное явление. Термин «детство» используется широко многопланово и многозначно.

Детство в индивидуальном варианте - это, как правило, устойчивая последовательность актов взросления растущего человека, его состояние «до взрослости». В обобщенном - это совокупность детей разных возрастов, составляющих «довзрослый» контингент общества.

Специального определения детства нет в философских, педагогических, социологических словарях. В психологическом словаре есть определение детства как термина, обозначающего 1) начальные периоды онтогенеза (от рождения до подросткового возраста); 2) социокультурный феномен, имеющий свою историю развития, конкретно-исторический характер. На характер и содержание Детства оказывают влияние конкретные социально-экономические и этнокультурные особенности общества.

Д. И. Фельдштейн в книге «Социальное развитие в пространстве - времени Детства» отмечает, что обобщенное наименование - Детство - чаще всего употребляется в социально-практическом, социально-организационном плане. При этом автор подчеркивает, что отсутствует научное определение Детства (и функциональное, и содержательное) как особого состояния, выступающего составной частью общей системы общества, не раскрыта субстанциальная сущность Детства. «Не определена общая система координат для выявления главных смыслов осуществляющихся здесь процессов - физического и психического созревания, вхождения в социум, освоения социальных норм, ролей, позиций, приобретения ребенком (в рамках Детства) ценностных ориентаций и социальных установок, при активном развитии самосознания, творческой самореализации, постоянном личностном выборе в ходе утверждения и раскрытия собственного индивидуального жизненного пути».

В развитии общества и человека все более остро вырисовывается задача углубления познания Детства, причем не только и не столько его отдельных особенностей, индивидуальных и общих аспектов поведения. По словам Д. И. Фельдштейна, «главным становится раскрытие закономерностей, характера, содержания и структуры самого процесса развития ребенка в Детстве и Детства в обществе, выявление скрытых возможностей этого развития в саморазвитии растущих индивидов, возможностей такого саморазвития на каждом этапе Детства и установление особенностей его движения к Взрослому Миру».

Являясь сложным, самостоятельным организмом, Детство представляет неотъемлемую часть общества, выступая как особый обобщенный субъект многоплановых, разнохарактерных отношений, в которых оно объективно ставит задачи и цели взаимодействия со взрослыми, определяя направления их деятельности с ним, развивает свой общественно значимый мир.

Речь идет об отношении мира Взрослых к Детству как к субъекту взаимодействия, как к особому собственному состоянию, которое общество проходит в своем постоянном воспроизводстве. Это не «социальный питомник», а «развернутое во времени, ранжированное по плотности, структурам, формам деятельности и прочим социальным состояниям, в которых взаимодействуют дети и взрослые».

Д. И. Фельдштейн ставит вопрос, насколько актуально научное определение Детства как особого объективно существующего социального явления, имеющего свои конкретные характеристики и занимающего совершенно определенное место в обществе. Можно ли рассматривать Детство не только как совокупность множества детей и не просто как объект воздействий Взрослого Мира, а как особое целостно представленное социальное явление, находящееся в сложных функциональных связях с этим миром. Д. И. Фельдштейн отмечает, что важно «вычленить реальный смысл Детства как особого состояния развития в обществе и как обобщенного субъекта, целостно противостоящего Взрослому Миру и взаимодействующего с ним на уровне субъект-субъектных отношений».

Исключительно важным представляется дифференцированный подход к средовым характеристикам Детства - культурного контекста его развития. В этом плане особую значимость приобретает исследование реальной социальной среды, в которой практически находится и формируется Детство в целом. Отсюда перспективным становится выделение особого целостного состояния Детства как саморазвивающегося субъекта, постоянно выступающего в качестве такового в отношениях со Взрослым Миром.

М. В. Осорина в книге «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых» отмечает, что любая человеческая культура обязательно несет в себе модель мира, созданную данной этнокультурной общностью людей. Эта модель мира воплощена в мифах, отражена в системе религиозных верований, воспроизводится в обрядах и ритуалах, закреплена в языке, материализована в планировке человеческих поселений и организации внутреннего пространства жилищ. Каждое новое поколение получает в наследство определенную модель мироздания, которая служит опорой для построения индивидуальной картины мира каждого отдельного человека и одновременно объединяет этих людей как культурную общность.

Такую модель мира ребенок, с одной стороны, получает от взрослых, активно усваивает из культурно-предметной и природной среды, с другой стороны, активно строит сам, в определенный момент объединяясь в этой работе с другими детьми.

М. В. Осорина выделяет 3 главных фактора, определяющих формирование модели мира ребенка: 1) влияние «взрослой» культуры; 2) личные усилия самого ребенка, проявляющиеся в разных видах его интеллектуально-творческой деятельности; 3) воздействие детской субкультуры, традиции которой передаются из поколения в поколение детей.

Свидетельством того, что в последнее время возрастает интерес к изучению детской субкультуры, является то, что емкое понятие «детская субкультура» имеет место в психологическом словаре.

Детская субкультура трактуется в широком смысле - все, что создано человеческим обществом для детей и детьми; в более узком - смысловое пространство ценностей, установок, способов деятельности и форм общения, «осуществляемых в детских сообществах в той или иной конкретно-исторической социальной ситуации развития. Содержанием детской субкультуры являются не только актуальные для официальной культуры особенности поведения, сознания, деятельности, но и социокультурные варианты - элементы различных исторических эпох, архетипы коллективного бессознательного и прочие, зафиксированные в детском языке, мышлении, игровых действиях, фольклоре. Детская субкультура, обладая неисчерпаемым потенциалом вариантов становления личности, в современных условиях приобретает значение поискового механизма новых направлений развития общества.

Детство отличается рядом специфических особенностей не только как определенное состояние, но и как особый процесс. Д. И. Фельдштейн отмечает, что все более остро вырисовывается задача познания детства с точки зрения раскрытия закономерностей, характера, содержания и структуры самого процесса,»развития ребенка в Детстве и Детства в обществе, выявление скрытых возможностей этого развития в саморазвитии растущих индивидов, возможностей такого саморазвития на каждом этапе Детства и установление особенностей его движения к Взрослому Миру«. Проблема развития, как известно, одна из наиболее сложных и постоянно актуальных во всех сферах научных знаний - в философии, социологии, психологии и др. Основанием развития Детства выступает деятельность, проблема которой, в свою очередь, является одной из наиболее актуальных, сложных, обсуждаемых в системе научных знаний, прежде всего философских, культурологических, психологических, педагогических и т. д.

Философской проблемой, несомненно, является мир детского сознания, духовная жизнь ребенка. В книге»Ребенок открывает мир«Е. В. Субботский пишет:»Мир детского сознания недалек. Он рядом, он внутри нашего взрослого мира. Он смотрит на нас глазами ребенка. Говорит нам его голосом. Выражает себя в его поступках. Как заглянуть в этот мир? Способ только один: жить, говорить, действовать с его посланцами-детьми. Хотя бы «извне», косвенно по признакам, намекам «расшифровывать» его. Раскрыть заветную дверь в мир детского сознания. Не заглянув в этот мир, нельзя не только воспитывать других - невозможно понять самого себя«.

Профессор В. В. Зеньковский много внимания уделяет душе ребенка, его личности, считает ошибочным мнение, что душа ребенка схожа с душой взрослого. По его мнению, личность ребенка есть живое и органическое единство, основа которой лежит во внеэмпирической сфере; с первых дней жизни личность уже окрашена чем-то индивидуальным, что сначала выступает слабо и неясно, но с годами достигает своего полного и адекватного выражения.

В.В. Зеньковский выделяет в детской личности две стороны: одну - ясную, поверхностную, изменчивую, а другую - темную, глубокую, маломеняющуюся. Эмпирическая личность долго развивается в независимости от этой темной стороны души, но придет час, когда этот дуализм, это раздвоение становится невыносимым, и тогда начинается период борьбы с самим собой.

Невинность детской души выражает то, что дети в своей эмпирической личности не являются настоящими субъектами своей жизни, их сознание не смущено самопроверкой; лишь в чувствах стыда и совести закладываются первые эмпирические основы самооценки, первые зачатки отнесения именно к эмпирической личности своих»поступков«. Детская иррациональность есть обратная сторона того, что в детской душе доминирует эмоциональная сфера; интеллект и воля занимают второе, часто служебное, место, настоящий же центр личности лежит глубже их. Господство реального»Я«, слабая власть эмпирического «Я» ведет к тому, что в детях нет ничего искусственного, намеренного, нет никакой подправки; дитя непосредственно следует всем своим влечениям и чувствам, и как раз благодаря этому детство полно настоящей духовной свободы. Эта внутренняя органичность, по словам психолога и философа, придают детям то очарование, которое с детством навсегда отлетает от нас.

К. Юнг в книге «Конфликты детской души» отмечает, что душа ребенка до стадии сознательного «Я» вовсе не представляет собой нечто пустое или бессодержательное. Не только тело, но и его душа происходит из ряда предков. Душа ребенка использует не только фоновые условия психологического мира родителей, но и, в еще большей мере, бездны добра и зла, таящихся в человеческой душе.

К. Юнг дает свое понимание личности ребенка: то, что понимается под личностью вообще, а именно: определенная способность к сопротивлению и наделенная силой душевная целостность это и есть идеал взрослых. Личность - это не зародыш в ребенке, который развивается лишь постепенно, благодаря жизни или в ее ходе. Без определенности, целостности и созревания личность не проявится. Эти три свойства не могут и не должны быть присущи ребенку, потому что с ними он был бы лишен детства.

Г. С. Абрамова вводит понятие «философия жизни» в контексте детства. Она пишет, что с момента рождения ребенок сталкивается с конкретными формами «философии жизни», задающими границы между жизнью и смертью, между живым и неживым. Она отмечает, что встреча ребенка с феноменом смерти связана с появлением в картине мира важнейшего ее качества - времени. Время становится осязаемым, физически присутствующим в виде преобразований свойств живого в неживое. Мертвый человек, мертвый жук, мертвая собака, мертвый цветок останавливают для ребенка время, делают его измеряемым самой глобальной единицей - жизни - смерти, обозначающей начало и конец. Понятие «философия жизни» конкретизируется в переживаниях. Ценности жизни ребенка, ценности жизни другого человека, ценности жизни вообще, а также в другом ряде переживаний - ответственность за жизнь, за живое, переживания по поводу источников собственной жизни.

Э. Агацци в статье «Человек как предмет познания» пишет о том, что много проблем и аспектов человеческого бытия не может быть рассмотрено сквозь призму науки, но тем не менее требуют исследования.

И. С. Кон к проблемам, не подвластным эмпирическому анализу, относит тайну человеческого «Я». «Каждый человек - уникальный и неповторимый мир в себе, который не может быть выражен ни в какой системе понятий. Но этот уникальный внутренний мир воплощает в себе общечеловеческие ценности и обретает реальность только в творческой деятельности индивида, обращенной к другим. Открытие»Я» - не одномоментное и пожизненное приобретение, а серия последовательных открытий, каждое из которых предполагает предыдущее и вместе с тем вносит в них коррективы«. Эти слова, несомненно, относятся к Детству.

Во вступительной статье к книге»Социальная психология детства: развитие отношений ребенка в детской субкультуре«В. В. Абраменкова пишет:»Понимание детства как особой психосоциокультурной категории, не вмещающейся в узкие рамки лабораторной экспериментатики, приводит к увеличению потока исследований: по экологической психологии развития ребенка, по этнографии детства, по социологии детства, экологии детства и, в соответствии с духом времени, - виртуальной психологии детства«.

И. С. Кон в книге»Ребенок и общество«, представляющей собой теоретико-методологический анализ современного состояния этнографии и истории детства, пишет:»Раздельное изучение детства в рамках психологии развития, социологии воспитания, истории семьи, культурной и психологической антропологии (этнографии), истории литературы для детей и о детях, педагогики, педиатрии и других дисциплин дает очень ценную научную информацию. Но чтобы правильно понять и осмыслить эти факты, необходим широкий междисциплинарный синтез«.

Историческое понятие детства

Отношение к ребенку, детству в историческом
контексте претерпело существенные изменения:
путь от ребенка, как раба, которого можно было продать,
к ребенку как цели патриархального брака;
от ребенка - маленького взрослого - к ребенку как
самостоятельной ценной в себе личности.
В. В. Абраменкова

Мир Детства - неотъемлемая часть образа жизни и культуры любого отдельно взятого народа и человечества в целом.

В историко-социологическом и этнографическом изучении детства И. С. Кон выделяет три автономных аспекта:

  • положение детей в обществе, их социальный статус, способы жизнедеятельности, отношения со взрослыми, институты и методы воспитания и др;
  • символические образы ребенка в культуре и массовом сознании, соционормативные представления о возрастных свойствах, критериях зрелости и т. п.;
  • собственно культура детства, внутренний мир ребенка, направленность его интересов, детское восприятие взрослого общества, фольклор и т. д.

Все эти аспекты взаимосвязаны, и каждый из них может быть предметом разнообразных психологических, социологических, исторических и этнографических изысканий. Познание детства в научной или художественной форме неотделимо от истории общества и его социального самосознания.

Отдельные элементы истории Детства имеются в любых хороших трудах по социальной истории, истории семьи, культуры и быта, а также в исторических биографиях. Однако эти данные фрагментарны, несистематичны и теоретически слабо осмысленны.

Исторически понятие Детства связывается с определенным социальным статусом. Много интересных фактов было собрано французским демографом и историком Ф. Ариесом. Благодаря его работам, интерес к истории детства значительно вырос, а исследования признаны классическими.

Ф. Ариеса интересовало, как в ходе истории в сознании художников, писателей и ученых складывалось понятие Детства и чем оно отличалось в различные исторические эпохи. Он впервые конкретно показал, что Детство - не просто естественная универсальная фаза человеческого развития, а понятие, имеющее сложное, неодинаковое в разные эпохи социальное и культурное содержание.

Книга Ф. Ариеса»Ребенок и семейная жизнь при Старом Режиме«освещает три главных круга вопросов:

  • эволюцию понятия и образа детства - периодизацию жизненного пути, историю осознания детства как особого социокультурного явления, эволюцию детской одежды, игр и развлечений, целей и методов нравственного воспитания;
  • историю школьной жизни - возраста школьников, смены типов учебных заведений, изменения целей и методов дисциплинирования школьников и т.д.;
  • место и функции детей в»старой«и»современной«семье.

Ф. Ариеса и его многочисленных последователей интересует не столько исторический ребенок или реальное прошлое Детства, сколько социальные установки, отношение взрослого к детям и Детству. То, как общество воспринимает и воспитывает своих детей, по Ф. Ариесу, - одна из главных характеристик культур в целом.

Если социологически ориентированные истории пытаются раскрыть объективные условия и предпосылки эволюции понятия Детства и функционирования связанных с ним социальных институтов, то»психологическая история«апеллирует преимущественно к внутренним мотивационным процессам, пытаясь»расшифровать«их посредством психоаналитической интерпретации биографических данных, переписки дневников и других личных документов. Среди представителей этого направления немало видных психиатров и психоаналитиков, начиная с Э. Эриксона, чья книга»Детство и общество«(1950) так же важна для становления психологической истории детства, как книга Ф. Ариеса - для истории социальной. Сам Э. Эриксон пишет, что»современный психоанализ занимается изучением эго, под которым понимается способность человека объединять личный опыт и собственную деятельность. Психоанализ смещает акцент с концентрации на изучение условий, притупляющих и искажающих эго конкретного человека, на изучение корней эго в социальной организации. Данная книга об отношении эго к обществу… Психоаналитический метод является по существу историческим. Сказать, что психоанализ изучает конфликт между зрелым и инфантильным, новейшими и историческими пластами в душе человека - значит сказать, что психоанализ изучает психологическую эволюцию через анализ конкретной личности…«Далее Э. Эриксон указывает на две особенности в отношениях личности и общества:»Человеческая личность развивается по ступеням, предопределяемым готовностью растущего индивидуума проявлять стойкий интерес к расширяющейся социальной среде, познавать ее и взаимодействовать с ней. Общество стремится к такому устройству, когда оно соответствует такой готовности и поощряет эту непрерывную цепь потенциалов к взаимодействию, старается обеспечивать и стимулировать надлежащую скорость и последовательность их раскрытия«. В этом и состоит, по Э. Эриксону,»поддержание человеческого общества«.

И. С. Кон отмечает, что самой широкой и честолюбивой психоаналитической концепцией истории детства является»психогенная теория истории«американского психоаналитика, социолога и историка Ллойда Демоза. Психоистория, по Л. Демозу, - это независимая отрасль знания, которая не описывает отдельные исторические периоды и факты, а устанавливает общие законы и причины исторического развития, коренящиеся во взаимоотношениях детей и родителей.

В соответствии со своими идеями Л.Демоз подразделяет всю историю Детства на шесть периодов, каждому их которых соответствует определенный стиль воспитания и форма взаимоотношений между родителями и детьми.

Инфантицидный стиль (с древности до IV в. н. э.) характеризуется массовым детоубийством, а те дети, которые выживали, часто становились жертвами насилия. Символом этого стиля служит образ Медеи.

Бросающий стиль (IV-XIII вв.). Как только культура признает наличие у ребенка души, инфантицид снижается, но ребенок остается для родителей объектом проекций, реактивных образований и т. д. Главное средство избавления от них - оставление ребенка, стремление сбыть его с рук. Младенца сбывают кормилице, либо отдают в монастырь или на воспитание в чужую семью, либо держат заброшенным и угнетенным в собственном доме. Символом этого стиля может служить Гризельда, оставившая своих детей ради доказательства любви к мужу.

Амбивалентный стиль (XIV-XVII вв.) характеризуется тем, что ребенку уже дозволено войти в эмоциональную жизнь родителей и его начинают окружать вниманием, однако ему еще отказывают в самостоятельном духовном существовании. Типичный педагогический образ этой эпохи -»лепка«характера, как если бы ребенок был сделан из мягкого воска или глины. Если же он сопротивляется, его беспощадно бьют,»выколачивая«своеволие как злое начало.

Навязчивый стиль (XVII в.). Ребенка уже не считают опасным существом или простым объектом физического ухода, родители становятся к нему значительно ближе. Однако это сопровождается навязчивым стремлением полностью контролировать не только поведение, но и внутренний мир, мысли и волю ребенка. Это усиливает конфликты отцов и детей.

Социализирующий стиль (XIX - середина XX в.) делает целью воспитания не столько завоевание и подчинение ребенка, сколько тренировку его воли, подготовку к будущей самостоятельной жизни. Ребенок мыслится, скорее, объектом, чем субъектом социализации.

Помогающий стиль (с середины XX в.) предполагает, что ребенок лучше родителей знает, что ему нужно на каждой стадии жизни. Поэтому родители стремятся не столько дисциплинировать или»формировать«его личность, сколько помогать индивидуальному развитию. Отсюда - стремление к эмоциональной близости с детьми, понимаю, эмпатии и т.д.

Хотя взятая в целом»психогенная теория истории«весьма односторонняя, она способствовала активизации исследований истории детства.

История детства не может существовать вне широкого социокультурного контекста, учитывающего эволюцию способов производства, половозрастной стратификации, типов семьи, системы межличностных отношений, а также ценностных ориентаций культуры.

Ребенок и общество

Все народы по-своему заботятся, любят
и выращивают потомство. Но от инстинктивной потребности
в продолжении рода до индивидуальной любви к ребенку,
благополучие которого становится смыслом и осью собственного
существования родителей, - дистанция огромного размера.
И. С. Кон

Интерес к Детству и само понятие детства практически отсутствовало до XVIII века. Как писал Аргос:»Это не значит, что детьми вообще пренебрегали и не заботились о них. Понятие детства не следует смешивать с любовью к детям: оно означает осознание специфической природы детства, того, что отличает ребенка от взрослого«. Человечество, как и всякий биологический вид, всегда придавало большое значение продолжению рода. Многие религии считают бесплодие самой страшной божественной карой. Деторождение почти всюду оформляется особыми священными ритуалами. Вот как, например, М. Мид (американская исследовательница, детский этнограф) описывает церемонию рождения ребенка на островах Самоа (Папуа - Новая Гвинея):»Дням рождения не придают значения на Самоа. Но появление на свет ребенка, как таковое, в семье высокого ранга предполагает большой праздник. В течение нескольких месяцев до родов родственники отца приносят в дар будущей матери пищу, в то же время родственницы с материнской стороны хлопочут над приданным для новорожденного. Сами роды отнюдь не интимное дело. Приличия требуют, чтобы роженица не корчилась от боли, не кричала, не возражала против присутствия 20-30 людей в доме, которые, если надо, будут сидеть около нее сутками, смеяться, шутить, развлекаться. Если младенец - девочка, то пуповина зарывается под шелковицу, чтобы девочка была хорошей хозяйкой. Если младенец - мальчик, то пуповина бросается в море, чтобы он стал искусным рыбаком или земледельцем. Затем гости расходятся по домам, мать поднимается с постели и приступает к своим обычным делам, а ребенок вообще перестает вызывать большой интерес у кого бы то ни было. День и месяц его рождения забывается«.

Для первобытного общества (да и для последующих - античного и средневекового) характерна была двоякость в отношении к детям. Младенец одновременно персонификация невинности и воплощение природного зла. А главное - он как бы недочеловек, существо, лишенное разума. Например, в Уганде женщины и маленькие дети не имеют статуса лиц, воспринимаясь как вещи или как нечто среднее между человеком и вещью. В Древней Японии новорожденных признавали полноценными людьми после совершения специальных обрядов. Убийство младенца не считалось тяжким преступлением, считалось»отправить назад«,»возвратить«в мир духов. А вот на Филиппинах уже пятимесячный плод считался, в известном смысле, человеком и в случае выкидыша его хоронили с соблюдением всех обрядов. Вместе с тем иметь детей считалось почетным, и все члены общины обычно ласковы и внимательны к детям.

Что касается инфантицида в первобытном обществе, то большинство исследователей связывают его распространенность, прежде всего, с низким уровнем материального производства. Народы, стоящие на низшей ступени исторического развития, живущие собирательством, физически не могут прокормить большое потомство. Убийство новорожденных младенцев было здесь такой же естественной нормой, как убийство стариков. Кон приводит пример:»У бушменов мать кормит ребенка грудью до 3-4 лет, когда можно будет найти подходящую для него пищу… Часто второй или даже несколько детей рождаются, когда мать еще кормит грудью первого. Но молока матери не хватает на всех детей, да и больше одного ребенка она не смогла бы носить на большие расстояния, которые проходит в поисках пищи. Поэтому нередко последнего новорожденного убивают сразу после появления на свет«.

На основе изучения этнографических материалов Д. Б. Эльконин показал, что на самых ранних стадиях развития человеческого общества, когда основным способом добывания пищи было собирательство с применением примитивных орудий, ребенок очень рано приобщался к труду взрослых, практически усваивая способы добывания пищи и употребление примитивных орудий. Иллюстрацией может быть описание встречи с аборигенами пустыни Гибсона (Западная Австралия) Дугласа Локвуда (1957). Образ жизни этих людей сосредоточен на поиске пищи и воды на уровне каменного века. Женщины племени пинтуби, сильные и выносливые, могли часами идти по пустыне с тяжелым грузом топлива на голове. Детей они рожали лежа на песке, помогая и сочувствуя друг другу. Они не имели представления о гигиене, не знали даже причины деторождения. Д. Локвуд пишет, что девочка 2-3 лет во время еды засовывала себе в рот то огромные куски лепешки, то кусочки мяса крошечной гуаны, которую она сама испекла в горячем песке. Ее младшая сводная сестра сидела рядом в грязи и расправлялась с банкой тушенки (из запасов экспедиции), вытаскивая мясо пальчиками. Маленькая девочка, еще не умевшая как следует ходить, устроила для себя отдельный костерчик. Наклонив голову, она раздувала угли, чтобы огонь перекинулся на ветви и согрел ее. Она была без одежды и, наверное, страдала от холода, и все же не плакала. В лагере было трое маленьких детей, но никто ни разу не слышал их плача.

При таких условиях не было ни необходимости, ни времени для стадии подготовки детей к будущей трудовой деятельности. Как подчеркивал Д. Б.Эльконин, детство возникает тогда, когда ребенка нельзя непосредственно включить в систему общественного производства.

Переход к производящей экономике существенно меняет дело. Дети уже в раннем возрасте могут быть использованы для прополки полей или для присмотра за скотом. Оседлый образ жизни и более надежная пищевая база также объективно способствует выживаемости детей. Отныне инфантицид перестает быть жесткой экономической необходимостью и практикуется не столь широко, в основном по качественным, а не по количественным соображениям.

По воспоминаниям античных и средневековых авторов детство было не из легких в те далекие времена:»Кто не ужаснулся бы при мысли о необходимости повторить свое детство и не предпочел бы лучше умереть?«- восклицает Августин. Отец медицины Гиппократ и родоначальник гинекологии Сорон Эфесский деловито обсуждают вопрос о том, какие именно новорожденные заслуживают того, чтобы их выращивали. Аристотель считает вполне справедливым, что ни одного калеку-ребенка кормить не следует. Цицерон писал, что смерть ребенка нужно переносить»со спокойной душой«, а Сенека считал разумным топить слабых и уродливых младенцев. Маленькие дети не вызывают у античных авторов чувства умиления, их большей частью просто не замечают. Ребенок рассматривается как низшее существо, он в буквальном смысле слова принадлежит родителям как прочая собственность.

Право полновластно распоряжаться жизнью и смертью детей было отобрано у отцов только в конце IV века н. э. Инфантицид стали считать преступлением только при императоре Константине в 318 году, а к человекоубийству он был приравнен лишь в 374 году.

Запрещение детоубийства еще не было также признанием за ребенком права на любовь и, тем более, автономное существование. В Библии содержится около двух тысяч упоминаний о детях. Среди них многочисленные сцены принесения детей в жертву, побивания их камнями, просто избиения; многократно подчеркивается требование любви и послушания детей, но нет ни одного намека на сочувствие к детям и понимание детских переживаний.

В Средние века, как только ребенок мог обходиться без постоянной заботы своей матери, няньки или кормилицы, он принадлежал к обществу взрослых. Слово»ребенок«не имело в языке своего современного смысла, который придается ему сейчас. Так, например, в Средневековой Германии слово»ребенок«было синонимом понятия»дурак«. Детство считалось периодом быстро проходящим и малоценным.

Еще одной характерной особенностью Средневековья было то, что дискриминировали детей и в похоронном обряде. Во Франции юных отпрысков знати хоронили на кладбище (как бедных), лишь в конце XVII века им найдут место в фамильных склепах рядом с родителями. Многие теологи считали ненужным служить заупокойные мессы по детям, умершим до семейного возраста.

Безразличие по отношению к детству, по мнению Ф. Ариеса, было прямым следствием демографической ситуации того времени, отличавшейся высокой рождаемостью и большой детской смертностью. Знатные люди пышно праздновали рождение детей, но довольно спокойно переживали их потерю. Монтень писал:»Я сам потерял двоих или троих детей, правда, в младенческом возрасте, если и не без некоторого сожаления, но, во всяком случае, без ропота«. Это не значит, что детей не любили. Средневековые хроники, жития святых и документы XVI-XVII веков донесли до нас множество трогательных историй о самоотверженных и ласковых матерях и внимательных воспитателях.

Историки много лет спорили, стало ли воспитание детей в Европе в XVI-XVII веках более терпимым и либеральным, нежели в Средние века, или, напротив, более строгим, суровым и репрессивным. Как замечает Л. Стоун, в некоторых сферах жизни дети в Средние века и Возрождение пользовались значительно большей автономией, нежели в последующий период. Это касалось режима питания, гигиенической культуры, детской сексуальности, что соответствовало общему»несерьезному«взгляду на ребенка до 7 лет. Некоторые другие стороны детского поведения, напротив, контролировались очень сурово. Строго ограничивалась физическая подвижность младенца. Официально тугое пеленание первых 4 месяцев объяснялось заботой о безопасности малыша, который, как считалось, может искривить свои нежные конечности, оторвать себе уши, выколоть глаза и т. д. Но вместе с тем оно избавляло взрослых от многих забот, сковывая активность ребенка. Заставляя его дольше спать и позволяя перемещать его как простой пакет. Освободившись от пеленок, мальчики обретали относительную свободу, зато девочки сразу же помещались в жесткие корсеты.

Физические ограничения дополнялись духовным гнетом. В начале Нового времени педагогика, как и средневековая, настойчиво доказывает необходимость подавлять и ломать волю ребенка, видя в детском своеволии источник всех и всяческих пороков. По словам известного пуританского проповедника Д. Робинсона,»дети не должны знать, если это можно скрыть от них, что они имеют собственную волю«.

В XVII веке обучение и воспитание детей постоянно сравнивали с дрессировкой лошадей, ловчих птиц и охотничьих собак, причем все это основывалось на принципе подчинения воли. Телесные наказания, жестокие порки широко применялись как в семье, так и в школе, включая университет. В английских университетах публичной порке подвергали 18-летних юношей. Считалось, что другого способа обучения не существует.

Не менее жестко, чем учеба, контролировалась социальная активность ребенка. Дети, даже взрослые, не могли сами выбирать род занятий, не имели решающего, а часто даже совещательного голоса в выборе брачных партнеров.

Вот как описывает взаимоотношения детей и родителей в русской семье XVI-XVII веков Костомаров:»Между родителями и детьми господствовал дух рабства, прикрытый ложною святостью патриархальных отношений. Покорность детей была более рабская, чем детская, и власть родителей над ними переходила в слепой деспотизм без нравственной силы. Чем благочестивее был родитель, тем суровее обращался с детьми, ибо церковные понятия предписывали ему быть как можно строже. Слова почитались недостаточными, как бы убедительны они ни были. Домострой запрещает даже смеяться и играть с ребенком«.

Согласно Уложению 1649, года дети не имели права жаловаться на родителей, убийство сына или дочери каралось всего лишь годичным тюремным заключением, когда как детей, посягнувших на жизнь родителей, закон предписывал казнить»безо всякой пощады«. Это неравенство было устранено только в 1716 году, причем Петр I собственноручно приписал к слову»дитя«добавление»во младенчестве«, ограждая тем самым жизнь новорожденных и грудных детей.

В конце XVII - начале XVIII веков нравы постепенно стали смягчаться. Под влиянием нескольких поколений гуманистической пропаганды (Гварино, Э. Роттердамский, Т. Элиот, Я. Коменский и др.) телесные наказания становятся реже, некоторые вовсе от них отказываются. Появляется понятие о человеческом достоинстве ребенка, а позже о его праве на более или менее самостоятельный выбор жизненного пути.

В каждом обществе и на любом этапе его развития сосуществуют разные стили и методы воспитания, в которых ясно прослеживаются многочисленные сословные, классовые, региональные, семейные и прочие вариации.

Образ ребенка и тип отношения к нему неодинаковы в разных обществах, причем это зависит как от уровня социально-экономического развития, так и от особенностей культурного символизма.

Образы Детства

Взрослый возмущается при мысли,
что ребенок и он - равны.
Франсуаза Дольто

В западноевропейской культурной традиции налицо несколько разных образов,»моделей«ребенка: а) традиционный христианский взгляд, что новорожденный уже имеет на себе печать первородного греха и спасти его можно только беспощадным подавлением его воли, подчинением родителям и духовным пастырям; б) точка зрения социально-педагогического детерминизма, что ребенок по природе не склонен ни к добру, ни к злу, а представляет собой нечто, на котором общество или воспитатель могут написать то, что угодно; в) точка зрения природного детерминизма, согласно которой характер и возможности ребенка предопределены до его рождения; г) утопическигуманистический взгляд, что ребенок рождается хорошим и добрым и портится только под влиянием общества; эта идея обычно ассоциируется с романтизмом, но ее защищали также некоторые гуманисты эпохи Возрождения, истолковавшие в этом духе старую христианскую догму о детской невинности.

Исследования ученых в области изобразительного искусства привели к выводу, что вплоть до XIII века искусство не обращалось к детям. Детские образы в живописи того времени встречаются лишь в религиозно-аллегорических сюжетах. Это ангелы, младенец Иисус и нагое дитя как символ души умершего. Изображение реальных детей долго отсутствовало в живописи. Если же в произведениях искусства и появлялись дети, то они изображались как уменьшенные взрослые.

В средневековой литературе Западной Европы ребенок занимал место бедняка или даже зачумленного. Такова была воля церкви. Сочинения средневековых клириков напоминают, что ребенок - существо, которого следует во всем остерегаться, так как он может быть вместилищем темных сил. Новорожденный еще принадлежит к низшему миру, ему только предстоит родиться для жизни духа. Он несет проклятье, нависшее над человеком, изгнанным из рая, он платит за грехи взрослых. По отношению к нему используются презрительные, а то и бранные выражения. Даже крещение не уничтожает факта первородного греха.

В литературе классицизма детские образы еще не занимали сколько-нибудь значительного места, так как классицизм интересует всеобщее, образцовое в людях, и детство предстает как возрастное уклонение от нормы (не-зрелость), так же как сумасшествие - психическое отклонение от нормы (не-разумие).

Признаком преодоления безразличия к детству, как считает Ф. Ариес, служит появление в XVI веке портретов умерших детей, смерть которых переживалась теперь как действительно невосполнимая утрата.

Важным символом изменения отношения к детству служит, по мнению Ф.Ариеса, одежда. В Средние века как только ребенок вырастал из пеленок, его сразу же одевали в костюм, ничем не отличавшийся от одежды взрослого, соответствующего социального положения. Только в XVI- XVII веках появляется специальная детская одежда, отличающая ребенка от взрослого. Интересно, что для мальчиков и девочек в возрасте от 2 до 4 лет одежда была одинаковой и состояла из детского платьица. Анализируя портретные изображения детей на старинных картинах и описание детского костюма в литературе, Ф. Ариес выделяет 3 тенденции в эволюции детской одежды:

  • феминизация - костюм для мальчиков во многом повторяет детали женской одежды;
  • архаизация - одежда детей в данное историческое время запаздывает по сравнению со взрослой модой и во много повторяет взрослый костюм прошлой эпохи;
  • использование для детей высших сословий обычного взрослого костюма низших.

Как подчеркивает Ф. Ариес, формирование детского костюма стало внешним проявлением глубоких внутренних изменений отношения к детям в обществе - теперь они начинают занимать важное место в жизни взрослых.

У просветителей намечается интерес к детству, но, скорее, прозаический, воспитательный, чем поэтический. Это проявляется в возникновении специальной детской литературы, преследующей назидательные, дидактические цели. Детские и юношеские годы занимают все больше места в просветительских автобиографиях и»романах воспитания«, изображаясь как период становления, формирования личности героя. Однако детство, отрочество и юность для просветителей - еще не самоценные этапы жизни, а только подготовка к ней, имеющая главным образом служебное значение.

Франсуаза Дольто, представительница детского психоанализа в книге»На стороне ребенка«отмечает, что гуманизм Возрождения»положил конец опале божьих уродцев, место которых в чистилище, а то и в аду, рядом с низшими существами, слугами, рабами и животными«. Ф. Дольто предполагает, что эту реабилитацию подготовил культ младенца Иисуса:»Ангел или демон, он был или воздушным созданием, или находился среди ужей пылающих. Символическое дитя находится между небом и землей, не то падший ангел, не то будущий герой«.

М. Эпштейн и Е. Юкина, описывая образы детства, констатируют, что»только романтизм почувствовал детство не как служебно-подготовительную фазу возрастного развития, но как драгоценный мир в себе, глубина и прелесть которого притягивает взрослых людей. Все отношения между возрастами как бы перевернулись в романтической психологии и эстетике: если раньше детство воспринималось как недостаточная степень развития, то теперь, напротив, взрослость предстала как ущербная пора, утратившая непосредственность и чистоту детства«.

Ф. Дольто пишет, что в начале XIX века на первый план выходит»ангелизм«. Все романтические поэты воспевают ребенка. Но его изображение инфантилизировано:»Это не более чем зыбкий призрак, свидетельствующий о божественной природе человека и об утраченном рае. Взрослому он напоминает о первоначальной чистоте, самом благородном, самом харизматическом состоянии человека«.

Об этом же пишет и И. С. Кон:»В романтических произведениях фигурирует не реальный, живой ребенок, а отвлеченный символ невинности, близости к природе и чувствительности, недостающих взрослым«. Детская невинность и непосредственность противопоставляются»извращенному«и холодному миру рассудочной взрослости. Романисты XIX века стремятся поместить ребенка в его социальное окружение и драматизировать его участь. Он - жертва общества (Ж. Ж. Руссо:»Ребенок рождается добрым дикарем, порочным делает его общество«).

В качестве вывода можно обратиться к словам И. С. Кона, который говорит о том, что культ идеализированного детства не содержал в себе интереса к психологии подлинного ребенка. Объективное изучение детства даже показалось бы романтику кощунственным, а повзросление выглядело, скорее, потерей, чем приобретением. Постулировав существование и самоценность мира Детства, романтизм идеализировал его, превратив ребенка в миф, который последующим поколениям предстояло исследовать и тем самым развенчивать.

Повествуя об образах Детства в художественной литературе и искусстве нового времени, И. С. Кон отмечает, что они меняются и развиваются. У сентименталистов и романтистов»невинное детство«выглядит безмятежной порой счастья. В реалистическом романе 1830-1850 годов, особенно у Диккенса, появляются образы бедных обездоленных детей, лишенных домашнего очага, жертв семейной и, особенно, школьной тирании, однако сами дети остаются одномерно наивными и невинными. Художественному исследованию подвергается семейное»гнездо«и выясняется, что под теплой оболочкой здесь часто скрываются жесткое рабство, гнет и лицемерие, калечащие ребенка.

В статье М. Эпштейна и Е. Юкиной интересно прослеживаются образы детства в России, которые наделяются глубокой значимостью. Детство у Лермонтова, например, представляется зыбким цветущим островком посреди пустынного моря жизни. Душевное постарение у него опережает физический возраст, и это трагическое несоответствие требует порыва назад, в утраченную гармонию детства. У Пушкина же душевное расположение каждого возраста соответствует его физическому состоянию, детство, как и старость, есть просто момент в круговороте времен.

Авторы статьи пишут, что интерес к детству отчетливее всего выражен у русских писателей, которые наиболее преданы идее старины, почвы, патриархального уклада (Аксаков, Достоевский, Толстой, Бунин и др.):»Любовь к прошлому придает самозамкнутость и самоценность прожитой жизни, выступающей уже не как средство для настоящего, но как цель в себе; сберегая прошлое, личность тем самым сохраняет непрерывность своего развития как личности, целостность духовного бытия«.

М. Эпштейн и Е. Юкина в детских образах у Толстого отмечают, что он первый в русской литературе показал текучее, незастывающее вещество души, обнажил вечно детское, неготовое, что в глубине своей сохраняет всякий человек. Детство не подчиняется»линии«, оно живет разнонаправленно, многомерно, жадно соприкасаясь со всем, что его окружает.

Ребенок у Достоевского, по словам авторов,»традиционный христианский символ святости и существо демоническое, готовое попрать все христианские святыни«. В нем абсолютнее, чем во взрослом, выражены полюса человеческой нравственности - божественное и сатанинское. Высший идеал Достоевского - это взрослый, сохранивший в себе черты детской невинности, непосредственности, но прибавивший к ним опыт нравственного сознания.

Исследуя тему детства в Западном искусстве XX века, М. Эпштейн и Е. Юкина указывают на популярный мотив дегуманизации детства как некой чужеродной и даже враждебной человечеству инопланетной цивилизации (рассказы Р. Бредбери).»Среди всех бесчисленных форм иноположной жизни дети, может быть, страшнее всего, ибо они порождены нами, вроде бы всецело зависят от нас, но по внутреннему складу совершенно для нас непроницаемы«. Детство у Э. Бредбери оказывается чем-то вроде метафоры таинственного и непредсказуемого, как»если бы прилетело бы с острова, где не ступала нога человека«. Тема детства в определенной западной культуре, констатируют М. Эпштейн и Е. Юкина, прошла путь от романтической умиленности к мистическому страху и трепету, от идиллии к фильмам ужасов.

В статье М. Эпштейна и Е. Юкиной интересно сопоставляются детские образы Аксакова и Толстого, Диккенса и М. Твена. Ф. Дольто подчеркивает, что твеновский герой - первые симптомы того, что произошло открытие ребенка как такового, ребенка как человека, пытающегося приобщиться к жизни посредством своего собственного опыта.

По мнению М. Эпштейна и Е. Юкиной, тема детства в советской литературе изначально была наделена особым художественным и нравственным значением, ребенок стал одним из главных положительных героев.

Образ сиротства у М. Шолохова символизирует коллизии в судьбах целой страны; история, вторгаясь в жизни людей, отчуждает их от почвы, в которую они веками были укоренены, от земли, от семьи. Беспризорников А. С. Макаренко исторические коллизии выбросили из семейных гнезд на каменные мостовые. А. С. Макаренко показал другой путь - заменить разорванные связи человека со своим прошлым связями в коллективе сверстников. Он показал, какие труднейшие проблемы ставит»бессемейное воспитание«, бросающее ребенка в мир подвижных общественных отношений, прежде чем он успевает сформироваться как родовое существо.

Прослеживая тему детства, авторы пишут, что в 40-50 года в произведениях Пришвина, Паустовского возникает иной образ детства, скорее сентиментальный, чем героический. Ребенок окружен реальностью природы и атмосферой сказки, и в нем любовно освящены черты наивности, простоты и детскости. Надо сказать, что и в американской литературе у Хемингуэя, Фолкнера, Вульфа образ детства нерасторжимо сплавляется с образом природы.

Для советской литературы 60-70 годов, как пишут авторы статьи, характерен образ ребенка в рамках семейного портрета. Дети не совершают подвигов, не приносят никакой общественной пользы, они не играют во дворе, не собирают марки… Все события их жизни затрагивают очень тесный семейный круг и ничего не значат за его пределами. Романтика скитальчества, странничества, неустроенности заменяет поэзия домашнего очага.

Завершают обзор образов детства в литературе М. Эпштейн и Е. Юкина словами:»Выстраданная сопричастность детству, ощущение неразделенной в ним судьбы - необходимая правда, стоящая выше и отчужденного любования детством и отчужденного страха перед ним«.

И. С. Кон приходит к выводу, что художественные образы детства можно и нужно рассматривать под разными углами зрения:

  • эстетически - как демонстрацию того или иного художественного стиля;
  • социологически - как отражение классовых сословных и иных особенностей стиля жизни и воспитания;
  • этнологически -»североамериканское детство«в отличие от»мексиканского«или»немецкого«;
  • исторически - эволюция образов детства и реального положения детей от XIII к XVIII веку;
  • психологически - образы детства как воплощение разных психологических, личностных типов;
  • идеологически - например, русские писатели, наиболее преданные идее старины и патриархального уклада, охотнее высвечивают гармонию детства;
  • биологически - как отражение индивидуальных черт характера и биографии автора.

Заканчивая историко-этнографический, литературоведческий экскурс познания Детства, просятся слова И. С. Кона о том, что интерес к детству возникает лишь на определенном этапе индивидуального и социального развития, а любые представления о нем отражают весь пройденный нами жизненный путь:»Взрослый не может вернуться в оставленную страну своего Детства, мир детских переживаний часто кажется ему таинственным и закрытым. В то же время каждый взрослый несет свое детство и не может даже при желании освободиться от него. В свою очередь, ребенок не может ни физически, ни психологически существовать без взрослого; его мысли, чувства и переживания производны от жизненного мира взрослых. Парадокс, выраженный формулой «мальчик - отец мужчины», повторяется в науках об обществе: общество не может понять себя, не познав закономерностей своего детства, и оно не может понять мир детства, не зная истории и особенностей взрослой культуры«.

Заключение

Для того чтобы мыслить о детстве, нужно вырасти из него,
почувствовать бремя иного возраста.
М. Эпштейн, Е. Юкина

Своеобразие восприятия мира, свойственное нам в детстве, не исчезает бесследно. Где-то там, в укромных уголках»взрослого сознания«, оно продолжает жить. Время от времени заявляет о себе. В сновидении, фантазиях, игре, искусстве мы на время возвращаемся к картине своего детского мира. Может быть затем, чтобы отдохнуть от однообразия обыденности. Часто творческие идеи посещают человека именно тогда, когда его сознание на время»освобождается«от ограниченности реальности. Эту роль»погружения в фантазию«признавали многие: и великий Эйнштейн, и знаменитый химик Кекуле, и математик Пуанкаре. А искусство? Полотна Мане, Пикассо, Модильяни - разве в них не присутствует что-то от детского восприятия мира?

Детство не проходит. Оно живет в нас и с нами как подлинный и верный друг. Приходит к нам на помощь в минуты усталости и разочарования. В минуты, когда творческая мысль бьется над неразрешимой проблемой. Возвращается к нам, когда мы, оставив реальность, погружаемся в мир искусства или в мир сновидений. Детство необходимо нам. Это не только воспоминание. Это часть нашей взрослой, сегодняшней жизни.

Велика трагедия людей, лишившихся детства.»Сироты земного шара«- так называет Платонов своих героев, людей, давным-давно лишившихся своих родителей, поневоле»покинувших детство«и не могущих оторваться от него полностью. По словам Л. В. Карасева (статья»Знаки покинутого детства («постоянное«у Платонова)»), это люди, каждого из которых, подобно Платонову, жизнь превращала из ребенка во взрослого, лишая юности. Поэтому так «томятся» они в жизни, доплакивая то, чего не доплакали в своем «покинутом детстве».

Мир Детства, внутренний мир ребенка - ключ ко многим волнующим проблемам нашей жизни. Открытие таинственного «племени» детей, живущего в мире взрослых по своим собственным законам, имеет важные теоретические и практические последствия. Творческие, интеллектуальные, нравственные возможности ребенка неисчерпаемы. Можно сказать словами Е. В. Субботского, что «мы живем над залежами драгоценных»полезных ископаемых«психики, зачастую и не подозревая о них».


Список литературы

  1. Абрамова Г. С. Возрастная психология. - Екатеринбург, 1999. - 370 с.
  2. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. - СПб., 2001. - 276 с.
  3. Абраменкова В. В. Социальная психология детства: развитие отношений ребенка в детской субкультуре. - М.;-Воронеж, 2000. - 414 с.
  4. Агацци Э. Человек как предмет философии // Вопросы философии. - 1989. - №12. - С.12-14.
  5. Бромлей Ю. В. Этнографические аспекты изучения человека // Человек в системе наук. - М. 1989. - С. 190 - 202.
  6. Дольто Ф. На стороне ребенка. - М., 1997. - 578 с.
  7. Зеньковский В. В. Психология детства. - Екатеринбург, 1995. - 297 с.
  8. Карасев Л. В. Знаки покинутого детства («постоянное«у Платонова) // Вопросы философии. - 1990. - № 2. - С. 33 - 38.
  9. Кон И. С. Открытие»Я". - М., 1978. - 156 с.
  10. Кон И. С. Ребенок и общество. - М., 1988. - 271 с.
  11. Ломов Б. Ф. Изучение человека на основе системного подхода // Человек в системе наук. - М., 1989. - С. 5 - 13.
  12. Мид М. Культура и мир детства. - М., 1988. - 428 с.
  13. Обухова Л. Ф. Детская психология: история, факты, проблемы. - М., 1990. - 352 с.
  14. Осорина М. В. Секретный мир детей в пространстве мира взрослых. - СПб., 2000. - 278 с.
  15. Психология. Словарь. - М., 1990. - 435с.
  16. Педагогический словарь. - М., 1960. - 536с.
  17. Субботский Е. В. Ребенок открывает мир. - М., 1991. - 237с.
  18. Федосеев П. Н. Философское понимание человека // Человек в системе наук. - М., 1989. - С. 13 - 21.
  19. Фельдтштейн Д. И. Социальное развитие в пространстве - времени Детства. М., 1997. 378 с.
  20. Эриксон Э. Детство и общество. - СПб., 2000. - 420 с.
  21. Эпштейн М., Юкина Е. Образы детства // Новый мир. - № 12. - 1979. - С. 25 - 38.
  22. Юнг К. Г. Конфликты детской души. - М., 1995. - 274 с.

Носко И.В.,

Статья опубикована в сборнике «Социальная работа в Сибири». Сборник научных трудов. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2004 - 180с. (с. 118 - 132) ISBN 5-202-00663-2

Сборник представляет собой итог работы в рамках проекта «Развитие региональною ресурсного центра в области психологии и социальной работы» мегапроекта «Развитие образования в России» Института «Открытое Общество» (фонд Сороса) и включает материалы, подготовленные специалистами в области социальной работы из регионов Сибири и Дальнего Востока.Публикация осуществляется по согласованию с редколлегией и составителями сборников.

Оригинал публикации на портале Социально психологического факультета Кемеровского государственного университета.По вопросам приобретения сборника обращаться: Серый Андрей Викторович (mail:spf@kemsu.ru).