Интервью Анастасии Воробьевой с сертифицированным гештальт-практиком, учредителем АПП "ПроБоно", директором Психологической студии "Orientis", Юлией Богачевой.
Анастасия: Юлия, Вы являетесь преподавателем первой ступени Восточно-Европейского Гештальт Института (ВЕГИ), который с 1996 года в России обучает своих студентов одному из ведущих современных методов психотерапии, гештальт-подходу в соответствии с требованиями европейской системы сертификации. Расскажите немного, как Вы стали преподавать гештальт, с чего все началось?
Юлия: Все началось в 2001 году, когда я сама пришла учиться гештальту. Я тогда жила в другом городе, ездила на семинары издалека. Изначально я собиралась учиться навыкам консультирования, но выяснилось, что первая ступень - это проработка личных проблем в группе, 200 часов в роли клиента. Это было неожиданно, но мне понравилось.
Мне с детства было тяжело контактировать с людьми, я этого боялась. А в группе можно было пробовать общаться и смотреть, как это получается или не получается. После первой моей конференции по гештальту, помню, я ехала в автобусе и у меня были слёзы на глазах, я повторяла про себя фразу «я могу смотреть в глаза людям» - это была ошеломляющая новость, до этого я больше пряталась. Я практически впервые обнаружила в себе способность получать кайф от общения, обретать в этом радость и силу.
Для меня, как для клиента, было очень важно, что группа - это время для меня, я там могла быть самой собой, чувствовала себя очень живой и настоящей. И у меня было время, взаимодействуя с людьми в группе, посмотреть на себя, понять кто я и где, чего я хочу.
Так, за первый год группы я приобрела уверенность и научилась открыто общаться с людьми. Еще через год после начала моего бытия в гештальте я в одной из своих 15-минутных работ на группе приняла решение переехать в Петербург из своего родного, но нелюбимого города. Кстати, на «исторической родине» собираюсь вскоре собрать группу первой ступени.
Анастасия: Юлия, почему Вы выбрали гештальт-подход в качестве основного метода работы?
Юлия: Заканчивая институт, я, как все нормальные студенты, поняла, что меня мало чему научили и стала ездить по обучающим семинарам. Приехала на очередной семинар учиться, достала ручку и блокнот… в этот момент вошел маленький лысоватый мужичок в какой-то хипповой одежке и начал разговаривать простым русским языком, без всяких психологических терминов. Это произвело на меня ошеломляющее впечатление. Я привыкла в институте: психолог-консультант спрашивает клиента примерно так: «Ну и какая конкретно проблема у вас в этой ситуации?», «А что именно вас раздражает в вашей маме?» А тут этот мужичок говорит клиентке, которой изменил муж, она плачет, что жизнь рухнула: «Ну что, Сашку-то своего любишь? Ну, скажи, любишь ведь?». Они разговаривают несколько минут, ей становится легче и она успокаивается. Я прочувствовала целительность этого пространства, создаваемого гештальт-терапевтом, и после этой группы два месяца ощущала себя окрыленной. Я увидела в гештальт-подходе естественность, жизнь, подлинность. В то же время в нем есть четкая методология, теоретическая и философская основа, которая соответствует моим внутренним ценностям. Терапевт понимает, что он делает, оставаясь при этом живым человеком, разговаривая с клиентом не как «психологическая машина», имеющая набор стандартных вопросов. В тот день я поняла, что хочу работать именно в этом подходе.
Анастасия: Чем Ваш стиль ведения группы отличается от ведения тех групп, на которых Вы были?
Юлия: Когда я пришла в группу, наш ведущий тогда работал в старой классической модели - пришли участники группы, и они имеют свои запросы и свои проблемы, с которыми они хотели бы поработать. Они собрались, «открыли день», немного сказав о своем настроении и ожиданиях от группы. А потом кто-то говорит: у меня сейчас есть запрос, я хочу работать с ним прямо здесь на группе, мне достаточно двадцати минут, и ведущий с ним работает, разговаривая о его проблеме. Происходит короткая сессия личной терапии и участники группы дают обратную связь: что у них откликнулось на работу. То есть, в основном, это череда индивидуальных работ в круге с обратной связью других участников группы.
С течением лет многое изменилось. Сейчас и мой бывший терапевт по-другому работает, и я видела много стилей ведения групп у разных терапевтов, и все они работают по-своему. У меня в группе не так много индивидуальных работ, больше внимания уделяется взаимодействию в круге. Я стараюсь «разворачивать» людей друг к другу, чтобы они начали выяснять что-то между собой, у кого, что откликается на человека напротив, мне больше нравится такая модель. Это бывает сложно, потому что часто участники группы пытаются привычно убегать в себя, в свои размышления и рассуждения. Но мне важно удерживать внимание людей на том, что непосредственно, здесь и теперь происходит с ними.
Группа - это такая лаборатория исследования: как я живу, как моя жизнь предыдущая и мысли о будущем отражаются в настоящем моменте. Есть возможность уделить внимание тому, что в данную минуту со мной происходит, что я чувствую, что происходит в моём теле, какие у меня мысли, на что я реагирую, от чего закрываюсь. Группа - это определенная практика повышения осознанности. Опыт показывает, что, становясь более осознанным, человек лучше ориентируется в обыденной жизни, больше понимает, как он хочет жить и как это желаемое устроить для себя.
Анастасия: Расскажите, чем ВЕГИ отличается от других институтов, преподающих гештальт.
Юлия: ВЕГИ единственный институт в Петербурге, транслирующий американский стиль гештальт-терапии.
Существует две школы в современном гештальте - американская и европейская. Американская школа делает больший акцент на взаимодействие и диалог между клиентом и терапевтом. Специалисты в работе более спокойны, рассудительны, у них работа направлена не столько на отреагирование чувств, сколько на неторопливое самоисследование клиента при поддержке терапевта. Я в 2008 году была на семинаре ГАТЛА и до сих пор остаюсь под впечатлением того поля поддержки и безопасности, которое там было сформировано. Европейская школа более «эмоциональна», специалисты любят использовать драматические техники, много работают с чувствами клиентов. Приезжал к нам патриарх европейского гештальта Серж Гингер, при том, что ему 80 лет, он очень экспрессивный и живой.
Если про умные вещи говорить, теория Гештальт-терапии очень емкая, то есть там много всяких конструктов и ни один терапевт не использует всё, а фиксируется на тех кусочках, которые ему близки. Допустим, встречаюсь я с ученицами Ирены Голубы - это из Риги терапевт, мы немножко «на разных языках» говорим. Поскольку теорию знаем все, мы можем друг друга понять, разбирая работу терапевта, но описываем работу мы разными словами, используем разные инструменты.
Если специалистов, выучившихся в ВЕГИ, попробовать описать в обобщенном образе терапевта, то я думаю, что это такой… внимательный очень, спокойный, контактный человек, который делает что-то, не очень заметное «невооруженным взглядом». Мне вспоминаются слова девушки-психоаналитика, которая приходила на нашу группу: «Я ничего не понимаю. Терапевт делает так мало, а происходит так много».