Вечен и опасен вопрос «в чем смысл жизни?». Потому что можно
бесконечно обобщать, мыслить все более масштабно, и, наконец,
очень просто обесценить любой смысл, найденный на предыдущей
логической ступени. Потому что, если все мы все равно умрем, то
ничто не имеет абсолютной ценности, и, значит, лишено
смысла.
Чтобы спастись от опасности признания полной бессмысленности
жизни во всех ее проявлениях, нужно противодействовать
глобализации, обобщениям. Вместо того, чтобы спрашивать, зачем
существует мир и люди в нем, следует спросить себя - а зачем
существую лично я, что главное именно для меня, что самое важное
в моей жизни, чего я хочу достичь, что доставит мне наивысшее
удовольствие. Как прожить так, чтобы, выражаясь словами классика,
потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
Недавно я попала на занятие с психологом. Психолог предложила
каждому члену группы выбрать из ряда ценностей человеческих одну.
Самую важную. И оценить, насколько хорошо тебе будет, если ты
достигнешь всех своих целей на пути к обладанию этой ценностью.
Даже, если ничем более ты обладать не будешь.
Разные члены группы выбрали разные ценности. Кто-то семью, кто-то
любовь, кто-то дружбу. Некоторые пытались до хрипоты спорить с
психологом о том, что некоторые из перечисленных ценностей
пересекаются, и, имея одно, они гарантированно получат второе и
третье. Психолог в ответ просила сосредоточиться только на одной
ценности, на самом главном для человека. На ценности масштаба
смысла жизни именно этого, отдельно взятого, человека.
Может быть, стоило определять эту ценность так: примеряя на себя
варианты возможного будущего, оценивать, без какой ценности жизнь
прожитая покажется пресной и жалкой.
Для меня такой ценностью оказалось признание. Слава, иначе
говоря. Но в попытке определить ее точные количества, максимально
уточнить эту свою ценность, я не удержалась, и ступила на опасную
тропу максимализации.
Что такое слава? Это когда тебя знают современники и помнят
потомки. Правда, возникает ехидный вопросик, а какая тебе от
этого польза тогда? Какая польза, например, психологу Уильяму
Джемсу, физиологу Ивану Сеченову, музыканту Курту Кобейну, от
того, что я их помню? А ведь это люди, уважаемые мною, и
прославленные на века.
Человеческая жизнь не уникальна. Как сказал некий известный
человек: «Незаменимых нет». Даже гениев, наверное. Если не Бойль
- то Мариотт. Если не Джемс - то Ланге. Если не Ньютон, то на сто
лет позже открыли бы закон тяготения. Кто - не знаю, но все равно
открыли бы. Ну, пожалуй, никто не написал бы пятую симфонию
Бетховена и Богемскую Рапсодию Меркюри. И ничего. Мир прекрасно
прожил бы без них.
Если так рассуждать, то нет никого незаменимого и ничего
необходимого.
Пойдем от обратного. Если тебя никто не знает сегодня, и никто не
будет помнить после твоей смерти, в чем тогда смысл твоей
жизни?
В том, что у тебя есть друзья и родственники, которые тебя любят
и хотят, чтоб ты жил? Нет, в самом деле, если ты сегодня умрешь,
кому это небезразлично? А если и он умрет? Он тоже кому-то
небезразличен, и так далее по цепочке…
Одесситы называют свой город «большой деревней». В деревне все
друг друга знают, а в Одессе - через звено. То есть, считается,
что у любых случайно взятых двух одесситов есть общий знакомый.
Это не доказано, но такое представление бытует - и, надо сказать,
жизнь подтверждает его. То же самое верно и для Земли в целом -
как показал эксперимерт Милграма (1967), нужно всего лишь шесть
ступеней, чтобы от любого человека в мире прийти по цепочке к
другому произвольно взятому человеку. В это гораздо трудней
поверить, еще труднее, если не невозможно, проверить такую
гипотезу - ведь это пришлось бы составлять списки абсолютно всех
знакомых каждого из шести испытуемых, и выяснять, кто будет
следующей «ступенью». Но раз такая гипотеза существует, значит,
есть основания. И в самом деле, люди знакомы с огромным
количеством других людей. Вопрос в том, безразличны ли нам все
те, кого мы знаем, или нет? И насколько небезразличны? Хватило бы
наших чувств к другим людям, чтобы пошла цепная реакция на смерть
самого первого, кому-то дорогого человека? Хватило бы нашей любви
к другим людям на то, чтобы ее силою мир обезлюдел?