Социальные отношения в российском обществе меняются быстрее, чем
культурные стереотипы отдельной личности и, тем более, ее
подсознание и рефлексии. Большинство людей уже готовы принять то,
что общество не так предсказуемо и виновато в их проблемах, как
раньше, в 70-е или 80-е годы. Работа психолога с клиентом часто
затруднена потому, что психолог не может доказать клиенту
неповторимые особенности его, клиента, личности. Еще труднее
психологу доказать личности с традиционным менталитетом то, что
воспринимаемая картина окружающего мира зависит от ее
собственных, внутренних проблем и воображения. Страдающий,
нуждающийся в помощи психолога человек обычно упорствует в том,
что окружающая среда, заполненная людьми, вещами, событиями,
фатальна и им не управляется. Психологу в таком случае необходимо
доказывать то, что воображаемый мир и реальный для большинства
людей - это одно и то же. Это одна из важных проблем современной
российской психотерапии и психодиагностики. Коротко говоря, в
российском обыденном сознании отсутствуют традиции воспринимать
человеческую личность, как феноменологическое пространство, не
менее сложное, чем реальность окружающего мира.
С другой стороны, российская психотерапия остается во многом
материалистической. Однажды автор данной работы использовал в
разговоре с коллегами выражение «локализация психики». Несколько
психологов отнеслись к этому словосочетанию отрицательно, так как
оно прозвучало для них материалистически, и было оценено в новых
идеологических реалиях негативно. На самом деле, автор имел в
виду систему координат личности, не имеющую к «материальному»
никакого отношения.
Эта работа посвящена новым подходам в теории личности, в которых
рассматриваются асимметричность, неоднородность и неповторимость
человеческого восприятия, индивидуальность языка, смысла, мотивов
и причинно-следственных связей. Автор пытался использовать новые
инструменты для психодиагностики и психотерапии смысла, логики
или проекций. Поэтому логотерапия и экзистенциальная психотерапия
Виктора Франкла близка данной
работе, хотя различия подходов существенны. Экзистенциализм
Франкла предполагает если не значительные страдания личности,
которая обращается к психологу или врачу, то переживания,
касающиеся достаточно фундаментальных понятий человеческого
бытия, таких, как Бог, душа, смерть, рождение, любовь и другие.
Однако как раз в современном мире люди преимущественно находятся
под гипнозом мнимого благополучия, и их жизнь и переживания
подвержены неким обыденным ритуалам, в котором экзистенциализму
как будто бы нет места. Такие люди существуют в рамках «малых»
смыслов, значений и ценностей, которые обыденным сознанием
воспринимаются как элементы некоего языка жизни, реальней
которого для него ничего нет. Для таких личностей реальны
ситуации, когда эти «малые» понятия или ценности начинают
меняться чаще в большей степени под влиянием внутренних смысловых
взаимодействий, которые можно было бы назвать смысловыми
интерференциями, чем под влиянием внешних событий. Идеальными
результатами таких превращений для данного индивида могут быть, и
бывают либо гармония, либо страдание. Психолог, изучая логику,
причинно-следственные отношения или превращения этих смыслов,
способен помочь клиенту решать его проблемы.
Психотерапия смысла должна использовать новые инструменты еще и
потому, что, несмотря на уравновешивающие силы, человек живет
сейчас в более сложном, подвижном и обратимом мире, чем в
прошлом. Под этим автор понимает историческую тенденцию
развивающегося общества закреплять в культурных традициях, праве,
коммуникациях, материальной деятельности разнообразные способы,
возможности возвращать или исправлять многие действия отдельной
личности, которые раньше были необратимы.
Если обратиться к истории, то можно сказать, что одним из
крупнейших достижений средневековья были идеи личности и свободы
воли, пространства, в котором личность существует, создание
соответствующих институтов власти, законодательства, этики.
Известный исследователь психологии масс С. Московичи утверждал,
что «если бы вы попросили меня назвать наиболее значительное
изобретение нашего времени, я бы не колеблясь, ответил: индивид.
И по причине совершенно очевидной. С момента появления
человеческого рода и до Возрождения горизонтом человека всегда
были мы: «его» группа или «его» семья, с которыми «его» связывали
жесткие обязательства. Но, начиная с того момента, когда великие
путешествия, торговля и наука выделили этот независимый атом
человечества, эту монаду, наделенную собственными мыслями и
чувствами, обладающую правами и свободами, человек разместился в
перспективе «я» или «я сам». (стр. 397).
Эти идеи означают то, что между индивидом и внешним миром
постепенно возникли детерминанты социального смысла, ритуала,
предназначения, культуры.
Современное общество идет еще дальше и начинает пользоваться не
только воображаемыми, но и возможными смыслами. В существовании
современного общества все большее значение имеют модели, которые
люди создают все более целенаправленно и сознательно. Это в свою
очередь влияет на человеческую этику и экзистенциальность. Это
также существенно влияет на значения и понятия обыденного языка,
который может становиться более условным, гибким или
точным.
В современном мире значимые для людей события вообще часто теряют
фатальность, материальную неизбежность, а человеческая личность
получает возможность, или этическое право возвращать значение
многих поступков или действий. Поэтому задачей психолога является
доказательство возможности обратимости, преодоления страданий и
проблем клиента.
При этом обыденный язык далеко не всегда успевает за изменяющейся
реальностью. Люди часто защищаются от необходимости точно
определять событие или понятие тем, что используют метафоры или
неопределенные дополнения. Например, паразитическое
словосочетание «как бы», распространенное в современном русском
разговорном языке, несет значение «неопределенного артикля»,
прилагаемого к соответствующему понятию или определению и
означает своеобразный массовый невроз смысла. Здесь есть и
традиционный для советского человека бессознательный страх точно
определить для себя и для других свои желания, подавление
самоидентификации, невротическое избегание точности смысла.
На современную психотерапию влияет то, что не только язык, но и
современные науки, имеющие отношение к человеку, приобретают все
большую точность и глубину. Современные психолингвистика,
антропология и философия подвергают более строгому анализу
понятия, знаки, смыслы, причинно-следственные отношения, ранее
принимавшиеся на веру. Многие явления, имевшие вид абсолюта,
некоей точки отсчета, рассыпаются, исчезают или приобретают
конкретное содержание. Этот процесс хорошо заметен в истории.
Философский камень, эфир, монады, абсолютный дух, вселенная, -
все эти понятия сохранили лишь метафорический смысл, разделившись
на более сложные, но точные смыслы. Но обыденный мир современного
человека включает множество подобных метафор, имеющих условное
значение. И чем более личность здорова, тем более она способна
комментировать, объяснять окружающую среду современным, точным
языком, осознавая ее воображаемую условность и используя метафоры
преимущественно для описания состояний или эмоций. В противном
случае эту задачу должен взять на себя врач или психотерапевт.
Предсказатели, экстрасенсы и мистики в российском обыденном
сознании часто имеют преимущество перед психологами, так как они
открывают клиенту не проблемы его подсознания и характера,
которые, как правило, для него не существенны, а внешние события,
в понимании клиента с его характером и подсознанием не связанные.
Традиционно низкая рефлексия российского менталитета,
невозможность или неверие в персональную ответственность за
происходящие внешние события рождают стереотип предопределенности
жизненного пути.
Поэтому проблемы контакта российского психолога с клиентом обычно
заключаются в необходимости укреплять личность клиента и,
одновременно, доказывать свое «могущество», компетентность,
способность к суггестии и реальным прогнозам.
В нашем опыте работы с клиентами постепенно сложились некоторые
приемы, помогающие установить первый контакт. Например,
эффективным является использование теста Люшера, так как
процедура его проведения проста и создает ощущение некоторой
магии. А результаты раскрывают индивидуальность клиента и
демонстрируют клиенту способность психолога к пониманию и
принятию этой индивидуальности. Если психолог частично сообщает
клиенту результаты тестирования, это увеличивает рефлексии
клиента, так как он познает новые для него проекции собственной
личности. Однако иногда наступает момент, когда пациент «требует»
новых подтверждений «просветленности» психолога и решения
собственных проблем. В этом случае автор для укрепления
суггестивного контакта с клиентами часто использует
апробированную им игру в «виртуального оракула».
Ниже подробнее рассмотрены эти методы, которые могут помочь
психологу открыть для клиента разнообразные проекции его
личности, проблем, смыслов, иногда помогающих установлению
эффективного контакта.
Игра в «виртуального оракула» представляет собой следующее. Автор
переворачивает карточки теста Люшера цветами вниз, выстраивает их
в один ряд и предлагает клиенту: «Представьте себе, что я могу
ответить на любой ваш вопрос, если он достаточно корректен и
предполагает однозначный ответ. Вы должны произнести вопрос вслух
и взять любую карточку из этого ряда на выбор. Если вопрос будет
достаточно корректен и однозначен, я попытаюсь ответить на
него».
Апробируя этот метод, автор исходил из того, что процессы
восприятия и моторные реакции в зрительном поле большинства
людей-правшей направлены слева направо. Следовательно,
соответствующую воображаемую горизонтальную ось в зрительном поле
можно представить, как временную шкалу, а также шкалу достижений
или действий. Поэтому воображаемые или предлагаемые клиенту
понятия, в данном случае вопросы, он может пространственно
локализовать или ассоциировать соответственно с предлагаемой
шкалой. Например, вопрос, означающий для клиента нечто, легко
достижимое или уже сделанное, будет, скорее всего, ассоциирован
им с карточкой, лежащей справа, а нечто труднодоступное или
имеющее отношение к будущему - с карточкой, лежащей ближе к
левому краю.
Игра в вопросы и ответы «виртуального оракула» обычно очень
увлекает клиентов. Сам процесс творчества и корректировки ответов
является эффективной психотерапией, так как клиент обучается
формулировать свои жизненные проблемы, как более рациональные и
адекватные.
В результате качественного анализа задаваемых клиентами вопросов
автор выделил три условные стратегические группы стиля
вопросов-ответов.
1. «Детский стиль». Феноменологическое значение вопроса для
клиента настолько же важно, как и феноменологическое значение
ответа, и может выступать, как загадка, парадокс или игра. Он
точно знает вопрос, но так же точно не знает ответ, не пытается
его обобщить, и простота ответа не предполагает для него так же,
как и для ребенка, простоты жизни, так как рождает новые вопросы
и обозначает процесс познания. Ответы на задаваемые вопросы носят
для него принципиальный характер и могут существенно изменить его
жизнь. Он готов задавать массу конкретных вопросов, от «есть ли
жизнь после смерти?», до «встану ли я завтра рано?». Мир для него
не настолько познан, граница между миром материальным и идеальным
не настолько определена. И потому он больше задает вопросы, чем
отвечает на них.
2. «Дидактический стиль». Вопросы клиента носят преимущественно
отвлеченный и достаточно абстрактный характер, так как он
подсознательно имеет стереотипные ответы на них. Такие люди часто
декларирует простоту жизни, одинаковость людей, повторяемость
событий. Загадочность, сложность жизненных перипетий служат для
них командой остановиться, повернуть назад, пойти привычной
дорогой. Как правило, для таких личностей не может быть эстетики
в непонятном. Неканоническое с их точки зрения, абстрактное
произведение искусства, например, вызывает у них скорее испуг и
раздражение, чем сопереживание и восхищение. Материальное и
идеальное, идеи и вещи существуют для такой личности раздельно и
не пересекаются. Мир может быть или разумен, или неразумен, но
лишен парадоксов. Вопросы или желания чаще касаются обладания
материальными предметами, управления или влияния на людей и
события.
3. «Догматический стиль». Клиент вообще затрудняется задать
какой-либо вопрос, или вопросы носят предельно конкретный или
предельно абстрактный, но одинаково тривиальный характер. Таких
личностей характеризует «невроз» смысла жизни, размытость
сознания, иногда жесткие табу, подсознательные запреты,
склонность к догмам, неприятие игр, мистические переживания и
ритуалы, низкий уровень осознания собственного «Я». Они плохо,
или со значительными оговорками формулируют собственные мотивы
или желания. Ответ на поставленный вопрос не имеет для них
значимого смысла в силу ассоциированного, запутанного,
догматического аппарата познания, состоящего больше из
подсознательных или осознанных запретов, предписаний или команд.
Вопросы сопровождаются многочисленными комментариями, например,
«я и так знаю, что этого никогда не будет», «я не хочу спрашивать
об этом», «почему я об этом спрашиваю?», «что значит - «важно для
меня?»…
Подобные стили естественно предполагают соответствующие жизненные
стратегии. Например, творческий стиль жизни может быть характерен
для первого и второго типа, но не для третьего, причем в первом
случае он означает больше творчество идей, а во втором -
творчество вещей. Задача психолога - спровоцировать, подтолкнуть
клиента к первой, «детской», стратегии, так как,
предположительно, только она позволяет клиенту действительно
решать собственные проблемы.
Для этого, прежде всего, психолог должен научить клиента задавать
корректные вопросы. Известные сказки, притчи о высушенной
обезьяньей лапке, о золотой рыбке, шагреневой коже - выполняющих
сокровенные желания владеющих ими людей, несут в себе мораль
расплаты именно из-за некорректности или неточности желаний
героев. Обезьянья лапка, выполняя приказы, разрушает наивные
представления владеющих ею о предполагаемом ими понимании мира,
сочувствии универсума к их желаниям тем, что реализует эти
желания драматически, заставляя платить большую цену, чем стоит
само желание. Сказка о золотой рыбке отражает относительность,
изменчивость мотивов, ценностей, в результате выполнения
сокровенного. Шагреневая кожа использует жизненные силы
владельца, выполняя его желания, то есть так, как если бы он
действительно прилагал усилия для их реализации - обладая большей
силой воли и меньшим фатализмом.
Далее автор пытался провоцировать клиента на необычные для него
вопросы, или прямо предлагал ему задать их. Для эффективности
психотерапии важно также попытаться помочь клиенту избавиться от
наивного материализма, в рамках которого он не может задавать
проблемные вопросы, предполагающие оригинальные ответы. Для этого
необходимо разрушить привычные для клиента причинно-следственные
связи. Нужно доказать ему, что его проблемы больше связаны с его
представлениями и представлениями окружающих его людей, чем с
материальными, вещественными обстоятельствами. Многие ответы
могут показать ему это, так как, в конечном счете, выбирая
карточку, он сам выбирает ответ. Поэтому данная методика
помогает, в частности, преодолеть невроз и конфликт между
осознанными и неосознанными жизненными ожиданиями.
Например, клиент задает вопрос: «изменяет ли мне жена?», и берет
карточку справа, то есть подсознательно предполагает
положительный ответ.
Психолог: «нужно задать несколько уточняющих вопросов, чтобы я
мог вам ответить. Вы предполагаете, что это так?»
Клиент: «не знаю».
Далее следуют вопросы: «вы подозреваете ее?», «какие
обстоятельства заставляют вас предполагать это?», «когда вы в
первый раз подумали об этом?», «кто-нибудь подсказал вам это
предположение?», «ревнивы ли вы?», «способны ли вы сами
изменить?», «изменяли ли вам женщины?», «почему вас интересуют
такие темы?», «как вы способны переживать подобные
обстоятельства?», и т. д., до тех пор, пока, переживание или
«проживание» клиентом вопроса не исчерпывало себя, причины и
следствия не объединялись, или не выяснялись более важные
обстоятельства: внушение, или субъективные интересы клиента. В
случае его сопротивления психолог прямо сообщал: «я знаю, что вы
сами предполагаете это. Почему?» «Может быть, вы сами
заинтересованы в этом?», или другими вопросами или провокациями
пытался смоделировать замену причины на следствие. Современный
французский философ Жиль Делез высказывался по этому поводу так:
«Среди тел нет причин и следствий. Скорее, все тела сами суть
причины - причины по отношению друг к другу и друг для друга. В
масштабе настоящего такое единство называется судьбой». (5, стр.
19)
Любопытным является также то, что предельная конкретизация
ответов, к которой приводила конкретизация вопросов, часто
разочаровывает клиентов и вызывает реакции вида «я так и думал»,
«в общем-то, я об этом знал». Это значит, что сложные,
неожиданные, метафорические ответы для многих личностей желанней,
чем точный ответ. Это, следовательно, может означать конфликт
двух экзистенциальных жизненных мотивов - потребность знать
точный ответ на поставленный вопрос и, одновременно, вероятно
даже в большей степени, желание неких сложных событий, перипетий,
стремление переживать факты, как феномены или чудеса, желание
творить собственную жизнь, как уникальное пространство.
Задачей психолога в данном случае является необходимость
сохранить метафорическую глубину ответа на поставленный вопрос,
дать возможность его творческого толкования в направлении решения
проблемы, помочь клиенту найти новые смыслы, парадоксы, значения
в привычных понятиях. «То, что ты говоришь, проходит через твой
рот. Ты говоришь «телега». Стало быть, телега проходит через твой
рот.»(5, стр. 25). Подчеркивание нонсенса, юмористического
контекста в вопросах также углубляет их смысл, помогает
испытуемому переживать необычное в обычном. Песня садовника в
книге «Сильвия и Бруно» Л. Кэррола иллюстрирует это:
«…Ему казалось - на трубе
Увидел он Слона.
Он посмотрел - то был Чепец,
Что вышила жена.
И он сказал: «Я в первый раз
Узнал, как жизнь сложна…» (5, стр. 48)
С точки зрения психотерапии необходимо помочь клиенту вспомнить
какие-либо события, переживания, которые на самом деле несли в
себе эту множественность смыслов, возможно, тогда им
неосознанную. Вообще же обыденное сознание сопротивляется
проявлению иных, даже более совершенных, смыслов. Людвиг
Витгенштейн приводит характерный пример подобного мышления в
одной из своих лекций: «Представьте себе племя людей, которые
измеряют размер земельных участков количеством шагов при ходьбе.
Если измерение одного и того же участка даст разные результаты,
это их не смутит, - даже если от этого будет зависеть размер
оплаты. Но если там появитесь вы и скажете, что знаете лучший
способ измерения - при помощи рулетки, - это их, возможно,
нисколько не заинтересует. Они могут сказать:»Что за странный
метод, который требует столь сложного приспособления и к тому же
всегда дает один и тот же результат! Наш метод намного лучше!«В
их жизни не существует представления о более точном измерении, и
поэтому отсутствует представление о том, что такое настоящая
длина. Если мы скажем, - они должны иметь понятие о настоящей
длине, - то только потому, что имеем при этом в виду более сложно
организованную систему жизни, где одному способу измерения
оказывается предпочтение в сравнении с другим. Но все это не
имеет никакого отношения к жизни этого племени.» (4, стр.
52)
Важным является также то, что прошлое как и будущее в
индивидуальном и массовом сознании осознаются часто как ценностно
идеальные, завершенные пространства, или же амбивалентно
негативные или апокалиптические, в которых реальные ситуации
выступают скорее, как модели. Фактически большинство людей не
протестует против восприятия прошлого или будущего, состоящих из
реальных событий, но протестуют против временных событий, имеющих
совершенно другие, да еще и динамически изменяющиеся меры вещей,
понятий, ценностей. Для одного из клиентов, например, важным
воспоминанием, являющимся детской травмой, была ситуация, когда
его в возрасте десяти лет родители необоснованно заподозрили в
краже денег, как будто бы не очень поверили его оправданиям, не
наказали, но и не попытались успокоить. Анализ этой ситуации,
спровоцированный психологом, показал, что родители, отличающиеся
некоторой эмоциональной холодностью, испытали, но скрыли от
ребенка стыд и стеснение. Это было откровением для испытуемого,
так как это были обычные чувства, уравнивающие родителей в его
глазах со всеми остальными людьми, что в значительной степени
обесценило для него значение травмы.
В сказках и легендах, в которых есть сюжеты предсказаний
будущего, пророчество выступает в виде сложной семантической
загадки, и простое размышление над ее разрешением, разгадывание в
большей степени определяет дальнейшую счастливую или несчастную
жизнь персонажей, чем их активная деятельность, сила, смелость
или предприимчивость. Например, сказки, в которых присутствует
мотив спора или соревнования знатного, богатого, но ограниченного
и стереотипно мыслящего персонажа с бедняком, странником, ученым,
когда, например, первому не хватило математических знаний и
воображения, чтобы оценить прогрессию увеличения количества
ячменных зерен, выкладываемых на шахматной доске.