ENG
         
hpsy.ru/

публикации/авторы/Мордухай-Болтовский Д.Д.

Мордухай-Болтовской Дмитрий Дмитриевич (1876 -1952) выдающийся русский математик, методист, педагог, психолог, философ, один из основателей математической школы Ростова-на-Дону.

Опубликовал более 300 научных работ по самым различным разделам математики: математический анализ, теория чисел, геометрия, математическая логика, методика преподаванияа так же множество трудов по истории и теории науки, психологии, философии, футурологии, этике, эстетике и культурологии: «К учению Д.Бернули о нравственном имуществе и нравственном ожидании» (1904), «Математические и умозрительно-философские исследования основного психофизического закона» (1907), «Психология математического мышления» (1908), «Бессознательное и случай» (1912), «Граница вселенной» (1917), «Дюрер как художник и математик» (1928), «Исчисление причин и исчисление мотивов», «Аксиоматика и история науки», «Закон гетерогенных целей и этические и социальные проблемы», «О прогрессе», «Психофизический закон и применение его в педагогике», «Внеземная жизнь», «Математическая аксиоматика и Гегель», «Основные понятия механики в схоластике», «Реализм и номинализм в схоластике и математике», «Схоластика и математика», «Аристотель и математика», «Закон гетерогонии целей в истории математики», «Происхождение понятия пространства», «Философия математики Гегеля», «О космогонии Аррениуса», «Истина и реальность», «Средние века», «Мораль долга и мораль подвига», «Проблема смерти», «Спиритизм», «Ормузд и Ариман», «Каузальность и теология», «Мистика любви», «О старости и смерти», «Память», «Фатализм», «Психология и метафизика сноведений».

Публикации
  1. + Проблема смерти

    Я ясно сознаю смелость моего выступления и жду в большинстве случаев несочуственного к себе отношения и не столько вследствие страшной темы, выходящей за рамки научного мышления, как вследствие особой позиции, которую я принимаю. В самом деле, я делаю вызов на три стороны. Прежде всего я выступаю против догматически религиозной точки зрения. Моя мистика высвободится от оков, налагаемых неподвижным кристаллизованным догматом, при котором на месте богоискательства стоит найденный Бог. На месте смелой попытки просмотреть в густом тумане очертание загробных сфер — смиренное закрывание глаз. Затем я выступаю и против метафизики, мнящей, что решение страшной проблемы смерти — это дело умозрения, стоящего выше фактов чистого интеллекта, того интеллекта, который видит границы бытия там, где кончаются логические категории, вместо того, чтобы видеть там начало самых страшных глубин. Наконец, я выступаю против философствующего естествознания, тщетно старающегося вселенную и все тайны жизни и смерти заключить в узкие рамки реторт и микроскопов. Я покажу, что религия дает слишком мало, что она отвечает не на вопрос, решает не ту проблему, которая больше всего должна интересовать ум философа, и если она приходит в соприкосновение с этой проблемой, то обнаруживается разрушительное се действие, и человек верующий должен остановиться, закрыв смиренно глаза на движущуюся на него опасность. Я обнаружу, что выходящая за узкие границы веры метафизика даст больше, пытаясь в своих построениях, не боясь противоречий с религиозными догматами, а в согласии со своим представлением о духовном, решить вопрос о неразрушимости души. Но это будет еще слишком мало, ибо проблему о переживании она превращает в проблему о существовании, отвлекаясь от содержания живой души, она рассуждает о пустой форме, стараясь установить вечность только этой формы. Выше метафизики становится натурфилософия, и я разверну содержательность ее философствований, в которых она, в противоположность метафизике, правильно охватывает сущность проблемы. Но вместе с тем покажу, что она не в состоянии ее решить, не переходя из сферы науки в сферу гипернауки, мистического опыта, предполагающего предпосылки, восполняющие положительную науку и даже противоречащие некоторым законам. Я собираюсь сразиться с друзьями смерти и ненавистниками жизни, я хочу заставить их любить жизнь, а не смерть. Я буду говорить, не то. что им понятно, а то, что кажется истинным. Для меня ясно вырисовывается смерть, как злейший и сильнейший враг, но которого может победить дух. Как другие писатели о смерти, я не буду утешать как заботливая нянька ребенка: «Нет, смерть не враг ваш, а друг, иди в ее темные объятия от этой проклятой жизни, от этого режущего глаз солнечного света, от этого раздражающего обоняние запаха цветов, от тяготящего ухо крика детей». Но я не стану и на сторону тех, кто, когда раздается ее страшный голос в глубинах души, старается заглушить его веселой эпикурейской болтовней.