публикации/авторы/Козырева А.С.

Диалектическое выражение опыта чувственной достоверности в "Феноменологии духа" стремится, конечно, дать слово ей самой, но, в конце концов, слово у неё забирает и представляет опыт как он есть "на деле". А на деле под маской непосредственности на сцене духа разыгрывается движение опосредования знания и предмета чувственной достоверности. Богатство и многообразие содержания, открывающееся в отношении "Я" как "этого" и бытия "этой" вещи, или в выступлении единичности в чистом бытии, оказывается не тем, за что себя выдаёт. Действительность чувственной достоверности состоит не только в чистой непосредственности, но и в том, что она выступает также и в качестве примера. Следующим образом комментирует этот фрагмент гегелевского текста Н.В. Мотрошилова: "На сцене выступает и играет свою роль чувственная достоверность. Незаметно для самой себя - но уже явно для читателя, когда он, побуждаемый автором, обратит на это внимание - она с самого начала нечто "играет наряду" (spielt beiher) со своей явной ролью. Особый, непрямой смысл приобретает в связи с этим слово "Beispiel" (Здесь: "побочная игра", закрепившееся значение - "пример"). Гегель и хочет сказать: нужно сразу видеть и прямую, явную игру чувственной достоверности, и ту побочную, дополнительную игру, своего рода подтекст её роли, который, однако, вот-вот станет открытым текстом". Не сложно опознать за этой побочной игрой тот самый опыт, который совершается "как бы за спиной сознания", движение опосредования (или понятия), о котором не знает погруженное в опыт сознание, то есть, не знает о том, что является его собственным действительным знанием. А такое не-знание о том, что на самом деле знаемо, не может остаться без последствий, иными словами, должно быть явлено (как и всё тайное).

Основное различие между философским (преимущественно феноменологическим) и психологическим (и психоанализ, и нейропсихология в том числе) подходами к проблеме памяти во многом связано именно с различными подходами к определению оснований психологии как науки. Для феноменолога вопрос о памяти - это вопрос о временности сознания и связан, прежде всего, с проблемой переживания времени (в этом смысле не только Гуссерль, но и Бергсон и даже Аристотель и Августин исходили именно из такой постановки проблемы).

Чтобы определиться с феноменологическим понятием опыта, необходимо установить его отличие от "непосредственного" опыта естественной установки, который характеризуется непрояснённостью относительно своих оснований и смысла своих направленностей. Именно в отношении к смыслу являет свою проблематичность внутримировой опыт, тем самым провоцируя вопрос. Всякий вопрос о смысле исходит из различения того, что просто налично как некое "здесь" и "сейчас" и того, что всегда предстаёт как избыточное по отношению к простому наличию, фактичности. Этот "избыток" возникает в виду непонятности, противоречия или недостаточности того, что называют само собой разумеющимся. Как в случае с забвением бытия у Хайдеггера: пока "усреднённая понятность бытия" не обнаруживает измерения непонятности, невозможно поставить вопрос о смысле бытия, который определён не только онтологическим различием бытия и сущего, но и феноменологическим различием бытия и смысла бытия, введённым Хайдеггером как различие в структуре вопроса между спрашиваемым и выспрашиваемым. Данное феноменологически значимое различие между предметом вопроса и смыслом спрашиваемого в нём основано на определённом характере вопрошания как теоретического исследования, в котором "спрашиваемое должно быть определено и доведено до понятия". Можно даже сказать, что в самом поставленном Хайдеггером вопросе о бытии не было бы смысла, или этот вопрос не был бы ведущим вопросом философии, если бы выспрашиваемым в нём не был именно смысл бытия.