публикации/авторы/Рыклин М.

Апатическое отношение Кафки к выразительным возможностям искусства известно. От грандиозной природы искусства, которому не противостоит ничто внешнее, неотделима обратная сторона: мы не знаем, что заставляет какие-то человеческие импульсы принимать именно эту, "художественную" форму. Но и приняв ее, эти импульсы не становятся ни менее усредненными, ни менее элементарными. Художник Тинторелли пишет портреты, сестра Грегора Замзы играет на скрипке, певица Жозефина издает писк, который некоторым кажется мелодичным - этим стертым материальным жестам нельзя приписать отличного от других аналогичных жестов статуса. Они также провиденциально необходимы, как и другие жесты - никто, например, не отрицает провиденциальной необходимости Великой Китайской Стены, однако план ее строительства совершенно непостижим; голодарь не задается вопросом, что заставляет его умирать с голоду - "машина голода" просто не может поступить иначе. Все эти жесты одинаково апатичны, безразличны к смыслу, который является их случайным продуктом. И если мы обратимся к дозорным из рассказа "Ночь" с вопросом, почему эти люди всю ночь ходят вокруг костров, почему они не спят, ответ будет возвращенным эхом самого вопроса: "Кто-то должен не спать, так уже ведется. Кто-то должен быть начеку". Литературное прочтение Кафки предполагает религиозное прочтение и наоборот. Мы лишены возможности определить, какой из этих ликов является фоновым для другого, поскольку они связаны телеологически