публикации/авторы/Ильичев Е.

Мы переносим на животное присущие нам чувство вины и страхи перед смертью. Имеем ли мы на это право? Животное не рефлексирует, не фиксирует понятия, не обозначает вещи, не узнает себя в зеркале. Оно живет вместе с миром и радуется всему миру. Вместе с ним мир исчезает. Существование другого мира, лишенного его присутствия, животному неведомо. Жизнь животного поэтому можно было бы считать идеальным воплощением солипсизма. Если бы - если бы мы могли знать мир животного как свой собственный. Но это нам не дано и, видимо, дано будет не скоро. Поэтому то, что мы называем миром животного - животным миром - остается для нас только метафорой, в лучшем случае - удобной приступкой в поисках самих себя. Сложности в отношениях с миром возникают только у человека. Именно в силу человеческой способности рефлексировать и обозначать, солипсизм животного никогда не станет доступным человеку как жизненное состояние, а останется ему (как пара перьев в руке - а птичка-то упорхнула!) - странноватая и жуткая гипотеза человеческого солипсизма. Взгляд на мир из живого центра Вселенной нам недоступен, он подвергается сомнению и рационально дискредитируется именно в тот момент, когда мы осознаем нашу смертность. Рамки доступного нам мира тут же сужаются до размеров, адекватных нам - по времени и по возможности. Понятие о смертности, memento more - как память о том, чего еще не было - с экзистенциальной точки зрения портит человеку радость от нахождения в мире. Солипсизм - одна душа не в смысле что других душ не бывает, - а так, что именно эта живущая душа в своей экзистенции конгруэнтна всему миру, является одновременно и душой мира и душой живого, живущего существа. В предельном состоянии такого срастворения с миром - получится ли у нас жить, оставляя свою смертность за скобкой, как абсолютно нерелевантный, коллатеральный для нашей жизни момент?